Он посмотрел на меня.
— Бендиго, — сказал он. — Мне кажется…
— Уэбб, мы с Лорной нашли его раненным, — прервал я его. — При нем были два скальпа, но он ранен и беспомощен, а сегодня — Рождество.
— Два свежих скальпа? Да я сам его пришью!
— Нет, Уэбб, оставь его в покое.
Он сверлил меня глазами.
— Черт возьми, Бен. Ты хороший парень, но будь я проклят, если какой-нибудь краснокожий убийца появится здесь…
— Это мы привезли его сюда, Уэбб. Если бы мы оказались в его деревне, то были бы в полной безопасности. Давай отплатим ему тем же.
— Ты там не был в безопасности, совсем недавно. Ты и Мэй! За это его стоит убить.
— Там не деревня, а лагерь. Лагерь — другое дело.
Подъехали всадники, целая дюжина. Остановились.
— Здорово, ребята. Мы выслеживаем индейца. Он — убийца. Убил двоих наших, а мы всадили по пуле в него и в лошадь.
— Мы видели следы сапог и мокасинов около того места, где он упал. Вон там, — сказал другой. — Он у вас?
— Он в доме, — сказал Каин.
— Отлично! — один из них спрыгнул с лошади. — Давай лассо, Эд. Потащим его на веревке.
— Нет, — сказал Каин.
Они все уставились на него. Огромный бородач нагнулся.
— Я правильно расслышал, ты сказал — нет?
— Правильно.
— Ты хочешь сказать, что защищаешь этого вора и убийцу?
— Я не видел, что он натворил, а если бы видел, наверное, чувствовал бы то же, что и вы. Но мы нашли его умирающим на снегу. Мы привезли его в дом. Сегодня Рождество, джентльмены, и он останется здесь.
Они не могли поверить своим ушам. Да и как было на это рассчитывать? Белые, кроме тех, кто очень долго прожил на Западе, всегда относились к индейцам только как к опасности или препятствию на своем пути. Индейца нужно смести или раздавить, как клопа.
Другое дело — военные. Эти уважали индейцев как настоящих воинов. И те белые, что поселились в горах, — они тоже научились и понимать, и принимать их.
— Слушайте меня! — заговорил человек с напряженным лицом, крутыми скулами и лихо закрученными усами. — Мы приехали за этим индейцем, и мы его заберем. Либо вы нам его отдаете, либо мы забираем сами.
— Джентльмены, вы далеко от дома, а сегодня Рождество, — сказал я. — Мы приглашаем вас разделить с нами угощенье. Индейца мы вам не отдадим, а забрать его вам будет непросто. Кто-нибудь из нас, возможно, умрет, — добавил я, — но и вы поедете домой с телами поперек седел. Мы не хотим неприятностей. Но мы здесь живем, и если кто-то начнет стрелять, так только мы.
Уэбб шагнул ко мне.
— Я тоже так думаю.
Приезжие вдруг обернулись, услышав кашель у себя за спиной, и увидели Рут Макен — в руках у нее было ружье.
Показался Дрейк Морелл. В черной куртке и с шестизарядным револьвером. Мы поняли, что почти все пришельцы знали его в лицо.
— Я тоже здесь живу, джентльмены, — сказал он. — Мы все заодно.
Глаза у них забегали. Из сарая вышел Этан с винчестером наперевес.
— Этот краснокожий убил наших друзей, а вы его защищаете, — запротестовал бородач. — Мы это так не оставим!
— Как вам будет угодно, — сказал я. — Но мы надеемся, что на этом дело закрыто. Нам не нужны неприятности, джентльмены, и не забывайте, что у индейцев принято снимать скальпы, а вы — чужаки на их земле. Мы не забудем о том, что он совершил, тем более, что у нас самих с этим парнем случались разногласия. — Тут на меня зыркнул Уэбб. — Тем не менее мы подобрали его раненным и замерзшим и принесли к нам в дом. Если вы хотите его достать — подождите, пока он не уйдет отсюда, и гоняйтесь за ним на его территории.
— Вы чокнутые! — Глаза бородача метались туда-сюда. — Вы слепцы, дураки чертовы!
— Возможно, но вам придется это стерпеть, — сказал я. — Вы присоединитесь к нашему столу, джентльмены?
— К черту! — Усатый развернул лошадь первым. — Вы еще о нас услышите. Попомните это!
Они уехали, а мы все смотрели им вслед. Рут оставалась на месте, пока они не скрылись из глаз, потом подошла ближе.
— Что тут случилось?
Мы все ей рассказали, и она вошла в дом. Индеец лежал на соломенном тюфяке у огня, а рядом с ним стояла Лорна, держа в руке револьвер.
Рут, которая знала язык племени сиу как настоящий индеец, попыталась с ним заговорить. Потом перешла на другое наречие. К ней присоединился Этан.
— Он шошон, мэм, — сказал он и обратился к индейцу, используя знаки.
Шошон не отвечал.
Уэбб смотрел на него сверху вниз.
— Это он приставал к Мэй?
— Он не приставал, — сказала Мэй. — Может быть, он бы и начал, но Этан с Бендиго меня выручили.
— Его вздернуть мало, — сказал Уэбб. — Эти люди правы.
— Ты же был с нами заодно? — спросил Каин.
Уэбб резко повернулся к нему.
— А как же иначе?
Вот таким был Уэбб. Человек тяжелый, полный горечи. О его прошлом никто ничего не знал. Если он когда-нибудь чего-либо боялся, то не показывал вида. Он часто и по разным поводам не соглашался с нами, но, как только появлялась опасность, он всегда становился в строй.
В то рождественское утро, глядя всадникам вслед, я радовался, что мы вместе, что мы сумели отстоять то, во что верили, пусть даже наша вера — сумасбродство и безумие.
А наши женщины? Хелен, Рут Макен, Лорна и даже миссис Сэмпсон, которая вдруг появилась в дверях своего дома с ружьем наперевес — до того я никогда не видал ее с оружием, — наши женщины оказались ничуть не слабее, чем те из Баварии, о которых рассказано у Монтеня.
Когда император Конрад III длительной осадой принудил сдаться оборонявшийся город, он разрешил женщинам покинуть его, взяв с собой только самое ценное: то, что можно было вынести на себе. Они взвалили на свои спины мужей и детей и вышли из города. Император, который поклялся убить всех мужчин, поразился их мужеству и позволил им уйти.
День Рождества выдался теплым и тихим. Мы замечательно поужинали у Рут Макен, беседовали и пели песни. Индейца пришлось прихватить с собой, — боялись, что он что-нибудь натворит в наше отсутствие. Он лежал на полу, вылупив на нас глаза, и, наверное, дивился, как мы бы дивились каким-нибудь их праздникам и обрядам.
Дрейк Морелл рассказывал нам о юге, о Чарльстоне и Атланте и немного о Бостоне. Похоже, он долго там прожил, но порой в его речи проскальзывал странный акцент, необычная интонация, которые приводили меня в недоумение. Правда, здесь, на Западе, мы привыкли не задавать лишних вопросов. Мы звали человека так, как он сам хотел, и судили о нем только по его поведению. Все остальное оставалось его личным делом.
Этот день был для меня важен, может быть, даже драгоценен, им заканчивалась одна жизненная полоса и начиналась другая. Иногда мне кажется, что то был последний день моей юности, но тогда я об этом не догадывался. Да, я еще пробуду дома несколько дней, до Нового года, а наутро сяду на коня и ощущая на бедре тяжесть револьвера, отправлюсь в путь, в далекий Орегон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80