Или можно наткнуться на медведицу с медвежатами. В такие моменты она очень опасна. Когда мальчишки приходят в школу, они раздеваются и оставляют оружие вместе с верхней одеждой. А тут, когда Фоллет явился по душу Дрейка, мальчики уже собирались по домам и оружие было при них.
— Господи, такое даже трудно себе представить.
— Естественно. Некоторые живут в теплых уютных домах вдали от границ и пытаются нас, переселенцев, учить, как нам подобает себя вести. Но представьте, что человек однажды возвращается домой и находит своих детей и жену убитыми. Просто так, без причины.
— А ты, Лорна? — спросила Нинон. — Ты вернешься туда?
— Не знаю. Если я останусь здесь, придется как-то зарабатывать на жизнь. Но ведь я не актриса, как ты. Наверное, поеду обратно, но не домой. Останусь в Денвере. Или отправлюсь в Калифорнию.
Мы пили кофе, когда к нам подошли двое — Гораций Грили и еще один джентльмен, которого я не знал.
— Можно ли к вам присоединиться, мистер Шафтер? Мы с приятелем обсуждали положение индейцев и решили, что было бы неплохо послушать знатока.
— Конечно, прошу вас, — сказал я, вставая, и представил мужчин моим леди.
— Вы говорили, что весной на Западе может начаться кровопролитие. Что можно сделать, чтобы этого избежать?
— Ничего.
— Ничего? Да бросьте вы, молодой человек. Должен же быть какой-то выход!
— Может быть, но я его не знаю. Большинство белых ничего не понимают в индейцах, а многие даже не хотят понимать. Им индейцы представляются чем-то вроде досадной помехи, которая не дает им спокойно жить. Ну, вроде бизонов. А дело в том, что молодой индеец может заслужить свой мужской статус среди соплеменников только на охоте или на войне. Старики участвовали в войнах, считали добычу, снятые скальпы и украденных лошадей. Это заменяет богатство, у них весомое положение в общине. А что делать молодому? Старый индеец стремится к миру, молодой — к войне. Чтобы жениться, он должен доказать, что он мужчина и воин, поэтому он должен сражаться. За невесту с него требуют лошадей — необходимо их украсть. А потом его жена захочет иметь такие же вещи, как у белой женщины. Эти вещи можно выменять, купить, но — на что? Значит, он должен убить и ограбить. Обоз фургонов для индейца — все равно что испанский галеон, нагруженный золотом ацтеков, для сэра Фрэнсиса Дрейка. Большинство индейцев, которые грабят обозы, живут вдали от дорог, но они проезжают многие мили, чтобы поживиться «сокровищами» из фургонов. Лицом к лицу столкнулись два народа, у которых разные религии, обычаи, несхожий образ жизни. Несколько столетий война была образом жизни и в Европе, вспомните хотя бы викингов. Война все решила. Для индейцев сейчас так и есть. Старые индейцы мудры, их разум светел, головы не хуже наших с вами, и они готовы прислушиваться к мнению других. Но если вам удается договориться и заключить мир со стариками, то тем самым вы загоняете в угол молодых, их проблемы остаются нерешенными. Чтобы наступил мир, нужно дождаться, чтоб у индейцев появилась новая система ценностей. А это — время жизни нескольких поколений.
— Гм. — Грили потер баки. — Вот так, мой друг. Не могу сказать, что во всем согласен с молодым человеком, но такого ясного объяснения я еще никогда не слыхал.
— Всем хочется решить проблему легко, — сказал я. — Но это не получится. Все хотят быстрого успеха, но такие проблемы не решаются быстро. Здесь нужно время. Здесь, в Америке, мы почему-то убеждены, что стоит нам издать закон, как сразу все изменится. Не изменится. Бумажный закон будут либо обходить, либо нарушать. Подчиняются только тем законам, которые принимает большинство.
— По вашим речам не скажешь, что вы молоды, — сказал второй джентльмен. — Наверное, вы много думали об этом.
— На границе нет времени для отрочества. Сегодня ты дитя, завтра — мужчина. А про индейцев нам нужно много думать, они-то о нас думают много. Я просто счастливчик. У меня были хорошие учителя: дикие нравы и добрые соседи. И я читал Плутарха, Блэкстоуна, Юма, Локка и кое-кого еще.
— Вы возвращаетесь обратно?
— Да. Я шериф у себя в городе, а если нагрянет беда, нам понадобится каждый ствол.
Когда все разошлись и девушки поднялись в комнаты, я вышел прогуляться.
На улице было тихо. На Мэдисон-авеню шуршали сухие листья. Проехал экипаж и свернул на Бродвей, а я зашел в парк и двинулся по дорожке между деревьями.
Вдруг я услышал шорох шагов по траве. Кто-то шел следом, сзади и немного левее. Долго ли он намерен следить за мной? Сейчас темно, но впереди — свет фонаря. Значит, то, что должно случиться, случится немедленно.
Тихо ходить они не умели. У нас любой мальчишка прошел бы лучше. Мои уши сами настроились на звук шагов, и, когда они стали приближаться, я осмотрелся.
Чуть поодаль я увидел освещенную эстраду и направился прямо к ней. И только тут понял, почему они не нападали раньше. У эстрады меня ждали двое парней крайне сурового вида. К тем двоим, которые сзади, я был готов, четверо — уже многовато, а вот устраивать перестрелку в чужом городе я не хотел.
Те двое, что были у эстрады, встали на моем пути.
— Привет, ребята, — сказал я весело. — Вы, случаем, не меня ждете?
— Хватайте его, — сказали сзади.
Я оглянулся. Конечно — Джейк Мак-Калеб.
Парни все приближались, и я не стал терять времени даром. Напружинился, качнулся в сторону и двинул кулаком в того, что был левее.
Старое правило гласит, что в уличной драке побеждает тот, у кого первый удар увесистей. Я думал только об одном: если я двину удачно, их останется только трое.
Ударил я в подбородок, а метил глубже, чтоб пробить насквозь. А он — молодец! — шел на меня быстро. Удар был, словно обухом по бревну — он и вырубился, еще не долетев до земли. Я тут же ударил второго левой, он тоже рухнул. Сзади третий прыгнул мне на спину, но его прыжок совпал с моим боковым движением, и он промахнулся, кувырнувшись в траву.
Я резко обернулся и оказался лицом к лицу с четвертым. Это был Мак-Калеб. Правой рукой я выхватил револьвер и приставил ему к виску, потом сделал несколько шагов назад, не опуская оружия, и оказался возле того парня, который уже собирался подняться с земли и стоял на коленях, тряся головой. Теперь вся компания была под присмотром моего револьвера. Я взял коленопреклоненного за шиворот.
— Я тебя убью, — сказал я ему.
— Ну, хозяин, — заныл тот, — ошибочка вышла…
— Эй ты! — позвал я другого. Он стоял на четвереньках и пытался встать. — Слушайте, вы оба! У вас есть шанс убраться отсюда живыми.
— Хозяин, погоди… Ты не того…
— Заткнитесь! — сказал я, направляя револьвер то на одного, то на другого. — Вы двое нанялись избить человека, а может быть, даже убить. Деньги придется отработать.
Они молча уставились на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Господи, такое даже трудно себе представить.
— Естественно. Некоторые живут в теплых уютных домах вдали от границ и пытаются нас, переселенцев, учить, как нам подобает себя вести. Но представьте, что человек однажды возвращается домой и находит своих детей и жену убитыми. Просто так, без причины.
— А ты, Лорна? — спросила Нинон. — Ты вернешься туда?
— Не знаю. Если я останусь здесь, придется как-то зарабатывать на жизнь. Но ведь я не актриса, как ты. Наверное, поеду обратно, но не домой. Останусь в Денвере. Или отправлюсь в Калифорнию.
Мы пили кофе, когда к нам подошли двое — Гораций Грили и еще один джентльмен, которого я не знал.
— Можно ли к вам присоединиться, мистер Шафтер? Мы с приятелем обсуждали положение индейцев и решили, что было бы неплохо послушать знатока.
— Конечно, прошу вас, — сказал я, вставая, и представил мужчин моим леди.
— Вы говорили, что весной на Западе может начаться кровопролитие. Что можно сделать, чтобы этого избежать?
— Ничего.
— Ничего? Да бросьте вы, молодой человек. Должен же быть какой-то выход!
— Может быть, но я его не знаю. Большинство белых ничего не понимают в индейцах, а многие даже не хотят понимать. Им индейцы представляются чем-то вроде досадной помехи, которая не дает им спокойно жить. Ну, вроде бизонов. А дело в том, что молодой индеец может заслужить свой мужской статус среди соплеменников только на охоте или на войне. Старики участвовали в войнах, считали добычу, снятые скальпы и украденных лошадей. Это заменяет богатство, у них весомое положение в общине. А что делать молодому? Старый индеец стремится к миру, молодой — к войне. Чтобы жениться, он должен доказать, что он мужчина и воин, поэтому он должен сражаться. За невесту с него требуют лошадей — необходимо их украсть. А потом его жена захочет иметь такие же вещи, как у белой женщины. Эти вещи можно выменять, купить, но — на что? Значит, он должен убить и ограбить. Обоз фургонов для индейца — все равно что испанский галеон, нагруженный золотом ацтеков, для сэра Фрэнсиса Дрейка. Большинство индейцев, которые грабят обозы, живут вдали от дорог, но они проезжают многие мили, чтобы поживиться «сокровищами» из фургонов. Лицом к лицу столкнулись два народа, у которых разные религии, обычаи, несхожий образ жизни. Несколько столетий война была образом жизни и в Европе, вспомните хотя бы викингов. Война все решила. Для индейцев сейчас так и есть. Старые индейцы мудры, их разум светел, головы не хуже наших с вами, и они готовы прислушиваться к мнению других. Но если вам удается договориться и заключить мир со стариками, то тем самым вы загоняете в угол молодых, их проблемы остаются нерешенными. Чтобы наступил мир, нужно дождаться, чтоб у индейцев появилась новая система ценностей. А это — время жизни нескольких поколений.
— Гм. — Грили потер баки. — Вот так, мой друг. Не могу сказать, что во всем согласен с молодым человеком, но такого ясного объяснения я еще никогда не слыхал.
— Всем хочется решить проблему легко, — сказал я. — Но это не получится. Все хотят быстрого успеха, но такие проблемы не решаются быстро. Здесь нужно время. Здесь, в Америке, мы почему-то убеждены, что стоит нам издать закон, как сразу все изменится. Не изменится. Бумажный закон будут либо обходить, либо нарушать. Подчиняются только тем законам, которые принимает большинство.
— По вашим речам не скажешь, что вы молоды, — сказал второй джентльмен. — Наверное, вы много думали об этом.
— На границе нет времени для отрочества. Сегодня ты дитя, завтра — мужчина. А про индейцев нам нужно много думать, они-то о нас думают много. Я просто счастливчик. У меня были хорошие учителя: дикие нравы и добрые соседи. И я читал Плутарха, Блэкстоуна, Юма, Локка и кое-кого еще.
— Вы возвращаетесь обратно?
— Да. Я шериф у себя в городе, а если нагрянет беда, нам понадобится каждый ствол.
Когда все разошлись и девушки поднялись в комнаты, я вышел прогуляться.
На улице было тихо. На Мэдисон-авеню шуршали сухие листья. Проехал экипаж и свернул на Бродвей, а я зашел в парк и двинулся по дорожке между деревьями.
Вдруг я услышал шорох шагов по траве. Кто-то шел следом, сзади и немного левее. Долго ли он намерен следить за мной? Сейчас темно, но впереди — свет фонаря. Значит, то, что должно случиться, случится немедленно.
Тихо ходить они не умели. У нас любой мальчишка прошел бы лучше. Мои уши сами настроились на звук шагов, и, когда они стали приближаться, я осмотрелся.
Чуть поодаль я увидел освещенную эстраду и направился прямо к ней. И только тут понял, почему они не нападали раньше. У эстрады меня ждали двое парней крайне сурового вида. К тем двоим, которые сзади, я был готов, четверо — уже многовато, а вот устраивать перестрелку в чужом городе я не хотел.
Те двое, что были у эстрады, встали на моем пути.
— Привет, ребята, — сказал я весело. — Вы, случаем, не меня ждете?
— Хватайте его, — сказали сзади.
Я оглянулся. Конечно — Джейк Мак-Калеб.
Парни все приближались, и я не стал терять времени даром. Напружинился, качнулся в сторону и двинул кулаком в того, что был левее.
Старое правило гласит, что в уличной драке побеждает тот, у кого первый удар увесистей. Я думал только об одном: если я двину удачно, их останется только трое.
Ударил я в подбородок, а метил глубже, чтоб пробить насквозь. А он — молодец! — шел на меня быстро. Удар был, словно обухом по бревну — он и вырубился, еще не долетев до земли. Я тут же ударил второго левой, он тоже рухнул. Сзади третий прыгнул мне на спину, но его прыжок совпал с моим боковым движением, и он промахнулся, кувырнувшись в траву.
Я резко обернулся и оказался лицом к лицу с четвертым. Это был Мак-Калеб. Правой рукой я выхватил револьвер и приставил ему к виску, потом сделал несколько шагов назад, не опуская оружия, и оказался возле того парня, который уже собирался подняться с земли и стоял на коленях, тряся головой. Теперь вся компания была под присмотром моего револьвера. Я взял коленопреклоненного за шиворот.
— Я тебя убью, — сказал я ему.
— Ну, хозяин, — заныл тот, — ошибочка вышла…
— Эй ты! — позвал я другого. Он стоял на четвереньках и пытался встать. — Слушайте, вы оба! У вас есть шанс убраться отсюда живыми.
— Хозяин, погоди… Ты не того…
— Заткнитесь! — сказал я, направляя револьвер то на одного, то на другого. — Вы двое нанялись избить человека, а может быть, даже убить. Деньги придется отработать.
Они молча уставились на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80