Это чепуха.
— Он мог взяться за это, если мы сочли дело закрытым, — предположила Лиска. — Помнишь Эрика Кертиса?
— Кертиса? Патрульного? Помню, ну и что? Па-рень, который его пришил, сидит в тюрьме.
— Да, я знаю. Это была серия ограблений с применением насилия. Все жертвы — геи. Скольких он уделал за восемнадцать месяцев? Троих или четверых?
— Четверых. Метод был один и тот же: связан, избит, ограблен. Две жертвы умерли. Кертис был последним. Но я все-таки не пойму, к чему ты клонишь.
— Эрик Кертис был копом, — заметила Лиска.
— Ну и что?
— То, что он был копом и геем. Как сообщил мой таинственный незнакомец, за несколько месяцев до гибели Кертис пожаловался в БВД на служебные притеснения из-за его сексуальной ориентации.
— По-твоему, из-за этого его мог прикончить другой коп? Господи, Динь, неужели тебе хочется занять место Фэллона в БВД?
— Иди к черту, Коджак, — огрызнулась Лиска. — Я ненавижу БВД так, как ты и представить не можешь. Ненавижу за то, что они делают с людьми. Но Эрик Кертис был коп и гей, а теперь он мертв.
— Мне только что велели закрыть дело Фэллона, — напомнил Ковач.
— Но ведь тебе это не по вкусу, верно, Сэм? Ковач задумался, слушая, как куранты на башне ратуши играют “Белое Рождество”.
— Верно, — ответил он наконец.
Несколько секунд оба молчали. Машины мчались по Четвертой улице, ветер свистел, развевая флаги на здании муниципалитета.
— Возможно, Энди Фэллон действительно покончил с собой, — заговорила Лиска. — Ничто на месте происшествия этому не противоречит. Кто знает — может быть, парню, который мне звонил, наплевать на Энди Фэллона. Может быть, его цель — разобраться в убийстве Кертиса, и он надеется, что нам удастся подобраться к нему через черный ход… Но что, если это не так, Сэм? Кроме нас, у Энди и Майка нет никого. Ты ведь сам объяснял мне, для кого мы работаем.
— Для жертв, — нахмурившись, проворчал Ковач. Они работают для жертв — он постоянно твердил это стажерам. Жертва не может защитить себя. Задача детектива докопаться до правды. Иногда это легко, а иногда приходится переворачивать горы…
— В конце концов, какой может быть вред, если мы зададим еще несколько вопросов? — сказал он наконец.
— Я займусь моргом. — Лиска запахнулась в пальто и направилась к двери. — А ты возьми на себя БВД.
* * *
— Я уже говорила с вашей напарницей, сержант, — сказала лейтенант Сейвард, продолжая сортировать лежащие на столе рапорты. — И если вы еще не знаете, могу сообщить, что смерть Энди Фэллона признана несчастным случаем.
— В рекордный срок, — заметил Ковач. Лейтенант наконец устремила на него холодный взгляд зеленых глаз, поблескивающих под бровями, которые были значительно темнее ее пепельных волос. Взгляд этот был почти устрашающим. Ковач подумал, что с его помощью ей, наверное, удалось вытряхнуть немало дерьма из копов, попадавших в поле зрения БВД.
Сам он был слишком опытным, чтобы чувствовать страх. А может быть, просто толстокожим.
Ковач сидел напротив лейтенанта, скрестив ноги. В свое время, когда департамент возглавлял настоящий коп, а не лощеный карьерист, он выполнял кое-какую работу для БВД и не стыдился этого, так как не любил продажных полицейских. Впрочем, особой гордости по этому поводу он тоже не испытывал.
— С их стороны было чертовски достойно так быстро произвести вскрытие, — сказал Ковач. — Тем более что в это время года в морге все загружены до предела. Трупы там складывают штабелями, как святочные поленья.
— Это была профессиональная любезность, — кратко отозвалась Сейвард.
Ковач невольно залюбовался ее четко очерченными губами, имеющими безупречную форму лука.
— Пожалуй, — кивнул он. — Я тоже чувствую себя обязанным Майку Фэллону. Вы знаете старину Майка?
Зеленые глаза вновь устремились на бумаги.
— Знаю. Сегодня я говорила с ним по телефону и выразила ему мои соболезнования.
— Но вы слишком молоды. Вас не было здесь во времена Железного Майка. Сколько вам лет? Должно быть, тридцать семь или тридцать восемь?
Она с презрением взглянула на него.
— Это не ваше дело, сержант. И мой вам совет: если вы пытаетесь угадать возраст женщины, ошибайтесь в сторону молодости.
Ковач смущенно заморгал:
— Я намного ошибся?
— Нет, почти попали в точку. Просто я тщеславна. А теперь, если не возражаете… — Сейвард зашелестела бумагами — тонкий намек посетителю, что пора уходить.
— У меня есть пара вопросов…
— Вам не нужны ни вопросы, ни ответы. Дела больше нет.
— Но есть Майк, — напомнил он. — Я должен хоть что-то ему объяснить. Отцу нелегко терять сына. Если я смогу собрать для него какие-то сведения о последних днях Энди, то я это сделаю. Неужели я прошу о таком большом одолжении?
— Да, о большом, если вам нужна конфиденциальная информация о расследовании, которое проводило БВД.
Сейвард отодвинула от стола свой стул и встала. Ковач остался сидеть, чтобы позлить ее и дать ей понять, что он так легко не сдастся. Сейвард обошла вокруг стола, чтобы проводить Ковача до двери, и, когда подошла к его стулу, он внезапно поднялся. Сейвард заколебалась, шагнула назад и нахмурилась.
— Я все знаю о деле Кертиса, — рискнул сблефовать Ковач.
— Тогда вы знаете, что вам не о чем говорить со мной, не так ли?
Ковач криво усмехнулся.
— Интересно, как вы оказались в этом отделе, лейтенант?
— Уверяю вас, сержант Ковач, я более чем соответствую своей должности.
В ее голосе неожиданно послышались нотки горечи. Ковач не понял причины, да сейчас это и не имело для него значения, но он решил это запомнить, так как подобные мелочи всегда могут пригодиться в будущем.
Он скрестил руки на груди и снова сел. В зеленых глазах Сейвард мелькнуло раздражение, а щеки покраснели от гнева. “Именно такими женщин-полицейских обычно показывают по телевидению, — подумал Ковач. — Хладнокровными, сдержанными, утонченно сексуальными… Но тебе она не по зубам. Нечего на нее заглядываться”.
— Вы знали, что Энди Фэллон был геем? — осведомился он.
— Его личная жизнь меня не касалась.
— Я спросил не об этом.
— Да, он рассказывал мне.
— До того, как вы побывали у него дома в воскресенье вечером?
— Вы злоупотребляете моим терпением, сержант, — сказала Сейвард. — Я уже говорила, что не намерена отвечать на ваши вопросы. Вы хотите, чтобы я пожаловалась вашему лейтенанту?
— Можете ему позвонить, но он сейчас репетирует монолог: “Это был трагический несчастный случай, расследовано — и дело закрыто”.
— Ему следовало бы попрактиковаться на вас.
— Я уже высказал ему свои замечания, так что вы опоздали. Лучше бы он выполнял свою повседневную работу мелкого бюрократа и не лез в политику.
— Уверена, что ваше мнение очень много для него значит.
— Ровным счетом ничего — в отличие от вашего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Он мог взяться за это, если мы сочли дело закрытым, — предположила Лиска. — Помнишь Эрика Кертиса?
— Кертиса? Патрульного? Помню, ну и что? Па-рень, который его пришил, сидит в тюрьме.
— Да, я знаю. Это была серия ограблений с применением насилия. Все жертвы — геи. Скольких он уделал за восемнадцать месяцев? Троих или четверых?
— Четверых. Метод был один и тот же: связан, избит, ограблен. Две жертвы умерли. Кертис был последним. Но я все-таки не пойму, к чему ты клонишь.
— Эрик Кертис был копом, — заметила Лиска.
— Ну и что?
— То, что он был копом и геем. Как сообщил мой таинственный незнакомец, за несколько месяцев до гибели Кертис пожаловался в БВД на служебные притеснения из-за его сексуальной ориентации.
— По-твоему, из-за этого его мог прикончить другой коп? Господи, Динь, неужели тебе хочется занять место Фэллона в БВД?
— Иди к черту, Коджак, — огрызнулась Лиска. — Я ненавижу БВД так, как ты и представить не можешь. Ненавижу за то, что они делают с людьми. Но Эрик Кертис был коп и гей, а теперь он мертв.
— Мне только что велели закрыть дело Фэллона, — напомнил Ковач.
— Но ведь тебе это не по вкусу, верно, Сэм? Ковач задумался, слушая, как куранты на башне ратуши играют “Белое Рождество”.
— Верно, — ответил он наконец.
Несколько секунд оба молчали. Машины мчались по Четвертой улице, ветер свистел, развевая флаги на здании муниципалитета.
— Возможно, Энди Фэллон действительно покончил с собой, — заговорила Лиска. — Ничто на месте происшествия этому не противоречит. Кто знает — может быть, парню, который мне звонил, наплевать на Энди Фэллона. Может быть, его цель — разобраться в убийстве Кертиса, и он надеется, что нам удастся подобраться к нему через черный ход… Но что, если это не так, Сэм? Кроме нас, у Энди и Майка нет никого. Ты ведь сам объяснял мне, для кого мы работаем.
— Для жертв, — нахмурившись, проворчал Ковач. Они работают для жертв — он постоянно твердил это стажерам. Жертва не может защитить себя. Задача детектива докопаться до правды. Иногда это легко, а иногда приходится переворачивать горы…
— В конце концов, какой может быть вред, если мы зададим еще несколько вопросов? — сказал он наконец.
— Я займусь моргом. — Лиска запахнулась в пальто и направилась к двери. — А ты возьми на себя БВД.
* * *
— Я уже говорила с вашей напарницей, сержант, — сказала лейтенант Сейвард, продолжая сортировать лежащие на столе рапорты. — И если вы еще не знаете, могу сообщить, что смерть Энди Фэллона признана несчастным случаем.
— В рекордный срок, — заметил Ковач. Лейтенант наконец устремила на него холодный взгляд зеленых глаз, поблескивающих под бровями, которые были значительно темнее ее пепельных волос. Взгляд этот был почти устрашающим. Ковач подумал, что с его помощью ей, наверное, удалось вытряхнуть немало дерьма из копов, попадавших в поле зрения БВД.
Сам он был слишком опытным, чтобы чувствовать страх. А может быть, просто толстокожим.
Ковач сидел напротив лейтенанта, скрестив ноги. В свое время, когда департамент возглавлял настоящий коп, а не лощеный карьерист, он выполнял кое-какую работу для БВД и не стыдился этого, так как не любил продажных полицейских. Впрочем, особой гордости по этому поводу он тоже не испытывал.
— С их стороны было чертовски достойно так быстро произвести вскрытие, — сказал Ковач. — Тем более что в это время года в морге все загружены до предела. Трупы там складывают штабелями, как святочные поленья.
— Это была профессиональная любезность, — кратко отозвалась Сейвард.
Ковач невольно залюбовался ее четко очерченными губами, имеющими безупречную форму лука.
— Пожалуй, — кивнул он. — Я тоже чувствую себя обязанным Майку Фэллону. Вы знаете старину Майка?
Зеленые глаза вновь устремились на бумаги.
— Знаю. Сегодня я говорила с ним по телефону и выразила ему мои соболезнования.
— Но вы слишком молоды. Вас не было здесь во времена Железного Майка. Сколько вам лет? Должно быть, тридцать семь или тридцать восемь?
Она с презрением взглянула на него.
— Это не ваше дело, сержант. И мой вам совет: если вы пытаетесь угадать возраст женщины, ошибайтесь в сторону молодости.
Ковач смущенно заморгал:
— Я намного ошибся?
— Нет, почти попали в точку. Просто я тщеславна. А теперь, если не возражаете… — Сейвард зашелестела бумагами — тонкий намек посетителю, что пора уходить.
— У меня есть пара вопросов…
— Вам не нужны ни вопросы, ни ответы. Дела больше нет.
— Но есть Майк, — напомнил он. — Я должен хоть что-то ему объяснить. Отцу нелегко терять сына. Если я смогу собрать для него какие-то сведения о последних днях Энди, то я это сделаю. Неужели я прошу о таком большом одолжении?
— Да, о большом, если вам нужна конфиденциальная информация о расследовании, которое проводило БВД.
Сейвард отодвинула от стола свой стул и встала. Ковач остался сидеть, чтобы позлить ее и дать ей понять, что он так легко не сдастся. Сейвард обошла вокруг стола, чтобы проводить Ковача до двери, и, когда подошла к его стулу, он внезапно поднялся. Сейвард заколебалась, шагнула назад и нахмурилась.
— Я все знаю о деле Кертиса, — рискнул сблефовать Ковач.
— Тогда вы знаете, что вам не о чем говорить со мной, не так ли?
Ковач криво усмехнулся.
— Интересно, как вы оказались в этом отделе, лейтенант?
— Уверяю вас, сержант Ковач, я более чем соответствую своей должности.
В ее голосе неожиданно послышались нотки горечи. Ковач не понял причины, да сейчас это и не имело для него значения, но он решил это запомнить, так как подобные мелочи всегда могут пригодиться в будущем.
Он скрестил руки на груди и снова сел. В зеленых глазах Сейвард мелькнуло раздражение, а щеки покраснели от гнева. “Именно такими женщин-полицейских обычно показывают по телевидению, — подумал Ковач. — Хладнокровными, сдержанными, утонченно сексуальными… Но тебе она не по зубам. Нечего на нее заглядываться”.
— Вы знали, что Энди Фэллон был геем? — осведомился он.
— Его личная жизнь меня не касалась.
— Я спросил не об этом.
— Да, он рассказывал мне.
— До того, как вы побывали у него дома в воскресенье вечером?
— Вы злоупотребляете моим терпением, сержант, — сказала Сейвард. — Я уже говорила, что не намерена отвечать на ваши вопросы. Вы хотите, чтобы я пожаловалась вашему лейтенанту?
— Можете ему позвонить, но он сейчас репетирует монолог: “Это был трагический несчастный случай, расследовано — и дело закрыто”.
— Ему следовало бы попрактиковаться на вас.
— Я уже высказал ему свои замечания, так что вы опоздали. Лучше бы он выполнял свою повседневную работу мелкого бюрократа и не лез в политику.
— Уверена, что ваше мнение очень много для него значит.
— Ровным счетом ничего — в отличие от вашего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91