С беззаботно раскинутыми стройными ногами к головой, покоящейся на черном шелке распущенных волос, она напоминала ему вырезанную из слоновой кости статуэтку, которую он однажды видел в китайской лавке. Та статуэтка увековечила образ чудесной женщины в интимно-соблазнительной позе.
Одного воспоминания об этой вещице было достаточно, чтобы пульс его участился, а дыхание стало неровным. Милая бесстыдная Арабелла! Она была живым воплощением этой похотливо раскинувшейся леди из слоновой кости… такой распутной, такой изысканной в своей порочности. Соблазнительница с телом ангела и душой блудницы.
«Не прельщайся красотой ее в сердце своем, — предостерег он себя, почувствовав жар в чреслах своих. — Ибо свершишь грех страшный против плоти своя».
Издав мучительный стон, он оттолкнулся от туалетного столика и зашагал к распростертой на полу женщине. Все еще держа в руке бокал, он встал рядом с ней на колени. Какая жалость, что ему пришлось убить ее. Слегка дрожащей рукой и как бы даже печально он коснулся ее раскрытых губ.
«Должна ли я прийти к тебе с плетью или с любовью?» — говорила она, поджимая свои розовые губки.
Он опустил голову. Ответ всегда оставался неизменным. «Плеть на спину того, кто лишен понимания. Ты должен бить меня плетью и спасти душу мою от геенны огненной».
Печаль душила его, словно засунутый в горло кулак, и забытый бокал выскользнул из ослабевших пальцев. Дорогое вино, цвета граната, расплескалось по дорогому ковру и соединилось с высыхающими каплями крови.
Как ему будет не хватать ее ласк, не хватать ее одетых в красный шелк рук, приводящих его к конечному облегчению! В отличие от других женщин, с которыми он был, Арабелла понимала его особые потребности. Она понимала, что v вялость его плоти проистекает не от слабости желания, а от стыда и вины, которые он чувствует из-за своего плотского вожделения. И, что еще важнее, она понимала его нужду в наказании за слабость плоти.
«Но мне надо было убить ее», — напомнил он себе. Ее смерть была последней жертвой в его крестовом походе, чтобы исправить ужасное зло, которое ему причинили. Скоро, очень скоро пробьет час его мщения. Воспоминания о своей неминуемой победе было достаточно, чтобы устранить жало сожалений. С почтительностью рыцаря, приносящего клятву верности своему сюзерену, он поднял одетую в алый шелк руку Арабеллы к губам и поцеловал ее ладонь, не обращая внимания на то, что ткань была липкой от его семени. Так он оставался довольно долго, зная, что он проскользнул в дом незамеченным, а слуги были приучены не вторгаться в святилище своей госпожи непрошеными.
Только закончив шептать долгую молитву, он позволил ее руке упасть обратно на пол и встал. Затем, вдруг резко склонившись над безжизненным телом, одним движением сиял с нее шелковую перчатку.
Она несла свидетельство его страсти и говорила о грехе. Она была мерзостью в глазах Бога и потому должна быть уничтожена.
Покончив с этим, он покинул дом.
Вечер был прекрасен: солнце ласковое, как беззаботная улыбка, и ветерок нежный, словно его вызывали крылья бабочки. Краски ярче, чем на палитре художника, окружали Хелли, создавая изумительно красивый коллаж.
За прошедшие после их женитьбы месяцы Хелли с удовольствием восстанавливала розарий Сирены. И теперь в последний день мая любовалась достигнутыми успехами.
Темно-розовые розы Свитбрайер приютились рядом с кремово-белыми Дамасками, а бледно-желтые Ииглиш Рэмблеры ниспадали каскадами цветов, создавая фон для алых китайских роз. Тут и там среди буйного изобилия ярких красок виднелись бледно-розовые Центифолии и редкой глубины, почти черные, пурпурные Моисеи.
Выполов пару ползучих сорняков, Хелли занялась теперь укрощением розового куста, разросшегося так, что угрожал совершенно перекрыть садовую дорожку. Сегодня, однако, голова ее была занята вовсе не садоводством. Хелли думала о пациентке — сильно избитой и почти задушенной проститутке.
Она лежала полумертвая с покалеченным до неузнаваемости лицом, и горло ее было в синяках. Все мелочи были абсолютно похожи на следы преступления в случае с Сиреной и Сисси.
С содроганием Хелли отбросила непокорный куст в сторону. Больше всего ее потрясли перчатки на пострадавшей. Они были точной копией красных шелковых перчаток Сирены с фальшивыми бриллиантами-пуговицами на запястьях.
Сисси также признала их, как те, что напавший на нее мужчина заставил надеть. Их признали и другие девочки, обслуживающие этого мерзкого душителя.
Тем не менее о нем не было ни слуху ни духу с той ночи, как была избита Сисси, а полиция не занималась им, считая это проделками еще одного неудовлетворенного клиента. Однако, когда последняя жертва была обнаружена в респектабельной части города, лежащей полумертвой в сточной канаве, полиция была вынуждена наконец хоть как-то отреагировать.
Джейк тоже обратил на это внимание. После того как ему рассказали о перчатках, он начал подозревать, как и Хелли, что убийца проституток разделался и с Сиреной.
Его подозрения настолько усилились, что он стал сопровождать Хелли по вызовам в бордели, распрашивая бандерш и девиц в поисках хоть какой-то зацепки. Неудивительно, что женщины предпочитали говорить откровенней с красавцем Джейком Парришем, чем с полицией.
Но несмотря на помощь проституток, Джейк все еще был ничуть не ближе к раскрытию убийцы Сирены, чем в момент ее смерти. Казалось, что между ней и двумя другими жертвами нет никакой связи.
Поначалу Джейк думал, что причиной смерти Сирены могла быть приверженность ее к опиуму. Ведь кто-то же в конце концов привел ее к этому пороку. Джейк знал, что Сирена была поразительно наивна в том, что касается темных сторон жизни, и ее очень легко было сбить с истинного пути. Однако все, кто был близок к другим жертвам, упорно отрицали их пристрастие к этому зелью. Казалось, что, несмотря на их нереспектабельную профессию, подвергшиеся нападению проститутки были поразительно пристойными женщинами. Об обеих говорили, что они были трезвенницами и регулярно посещали церковные проповеди и исповедовались. Конечно, как отметила Корали Ля Флюм, их благочестие проистекало больше от приверженности к преподобному Де Янгу, чем от истинного желания нравственного возрождения.
— Черт! — ругнулась Хелли, наколов палец розовым шипом.
Чтобы облегчить боль, она начала сосать его, обозревая результаты своих трудов.
— Хелли!
Она обернулась и увидела идущую по дорожке Пенелопу, на руках у которой сидела смеющаяся Ариель. На обеих были соломенные шляпки, экстравагантно отороченные изобилием шелковых цветов. Джейк привез их в подарок на Майский День. По шляпке Хелли и Пенелопе и миниатюрную копию для Ариель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89