Была испугана. Да, это будет правильно.
«Повтори себе много раз и поверишь», — говорил ей откуда-то из глубин подсознания внутренний голос.
«Я верю!» Но весь этот внутренний спор рассыпался на кусочки, как только молнии озаряли комнату феерическим голубоватым светом.
— О Боже! — едва выдохнула Хелли. Кажется, в комнате кто-то есть. Она всматривалась в угол, откуда Доносились неясные шорохи, но ничего не увидела сквозь маску темноты. Молнии следовали одна за другой, как и сопровождающие их раскаты грома. Хелли зажала уши. В тишине дома шум усиливался и резонировал в огромных коридорах.
«Это звук распахиваемых врат Ада» Хелли забилась поглубже в постель. Именно в такие ночи ей вспоминалась сказочка отца, преследующая ее всю жизнь.
Ей было всего пять лет, но, проживи она еще до ста пяти, ей никогда не забыть ужасной грозы той ночью. Ветер срывал крышу, окна дребезжали, то и дело кромешную тьму полуночного неба прорезали ослепительные молнии. А гром, о Боже! Гром был таким сильным, что Хелли была уверена — настал конец света.
Напуганная буйством природы, Хелли, рыдая, бегала из комнаты в комнату в отчаянных поисках матери. Все напрасно — ее нигде не было.
Наконец она ворвалась в кабинет отца, куда вход ей был строго запрещен. Там сидел отец. Он был один в полутьме, окруженный своей коллекцией древностей и редкостей. С нежностью, которой он никогда не проявлял к своей единственной дочери, Амбруаз ласкал распятие. Позднее Хелли узнала, что это был редкий образец, сохранившийся со времен испанской инквизиции.
Одного вида босой, одетой в толстую фланелевую рубашку дочери было достаточно, чтобы красивое лицо Амбруаза превратилось в маску отвращения. Его взгляд не сулил ничего хорошего, напротив, он красноречиво говорил об ожидающем ее наказании за недозволенное вторжение.
Только было он открыл рот, чтобы высказать свое неудовольствие, как раздался очередной раскат грома. Он был особенно сильным, и Хелли, зажав уши руками, закричала от страха.
Тогда отец как-то странно улыбнулся и это напугало ее больше, чем любой его выговор. Подозвав дочь поближе, Амбруаз прошептал:
— Ты слышишь их?
Несмотря на полумрак и расстояние, девочка увидела странный особый блеск в янтарных глазах отца. Его необычное выражение пугало, и на мгновение она хотела убежать, но боязнь ослушаться остановила ее.
Итак, она с трепетом в сердце шла к нему и замерла лишь тогда, когда он подал знак.
Хелли стояла перед отцом и дрожала, а он поймал ее панический взгляд и снова прошипел:
— Ты их слышишь?
Хелли сглотнула и заставила себя прислушаться к грозе.
— Я слышу ветер и гром, — осмелилась наконец ответить Хелли. — И дождь. Н-ни… чего больше.
Амбруаз покачал головой, скривив губы в ухмылке.
— Это ты слышишь буйство поборников дьявола. Безбожных существ, летающих на своих крыльях в грозе и хватающих неосторожные души. Особенно души глупых детей.
Снова раздался раскат грома. Один из тех, когда кажется, что земля раскалывается пополам. Хелли захныкала от ужаса.
Амбруаз рассмеялся, поддерживая ее страх. Лаская распятие, он прорычал:
— Ты знаешь, что значат эти звуки?
Хелли прикусила губу, чтобы не расплакаться снова, и покачала головой.
— Это звук распахивающихся врат Ада.
И словно а ответ на его слова ветер вцепился в окна кабинета подобно своре гоблинов, затевающих нечто недоброе.
— Молись, Хелли Гардинер! — прорычал Амбруаз, тыча распятием ей в лицо. — Молись усердно, иначе демоны, имена которых мы не смеем произносить, наведут на тебя сглаз.
Хелли смотрела на грубо вырезанное распятие. В теле и лице Христа было нечто кошмарное, пугающее ее почти так же, как ужасный рассказ отца.
Загипнотизированная гротескностью изваяния, она не могла оторвать взгляд от этих глаз, лишенных зрачков, с мольбой устремленных к небу, и ужаса рта, застывшего в крике вечной агонии. Самым же отвратительным были ручейки крови, стекающие из-под тернового венца и выписанные яркой киноварью поверх чистой поверхности дерева.
— Молись, пока твоя душа еще не потеряна навечно.
Хелли забралась поглубже в защитный кокон одеяла и простыней. Годы вдруг понеслись вспять, и она почувствовала себя пятилетней девочкой и, вздрагивая, всматривалась в темные углы.
Гаргойли с крыльями летучих мышей и кроваво-красными глазами… Вылетающие из темноты и высасывающие ее душу. Она почти ощущала на себе их острые, как ножи, когти…
«Немедленно перестань, Хелли! Какая чушь! Ничего подобного не существует», — выговаривала она себе. Затем последовала вспышка молнии, сопровождающаяся оглушительным раскатом грома. Глотнув воздух, девушка нырнула с головой под одеяло. Не испуганная, нет, возможно, она была несколько встревожено.
Думай о чем-нибудь другом. О чем угодно. О том, что успокаивает, заставляет чувствовать себя защищенной.
Джейк. Ей надо думать о Джейке. Когда она в объятиях Джейка, она чувствует себя безопаснее, чем под защитой целой армии ангелов-хранителей. А звук его шепота, когда он уговаривал ее уснуть, более успокоителен, чем небесная колыбельная.
Хелли высунула голову из-под одеяла и пристально посмотрела на камин. Давно ли Джейк ушел от нее? Когда она засыпала, огонь весело пылал в очаге, а Джейк примостился на кресле рядом с кроватью.
А теперь же пламя превратилось в кучку догорающих угольков… а кресло было пусто, Хелли вздохнула. Она многое отдала бы, чтобы только ощутить успокаивающее тепло его близости, Джейк заставил ее чувствовать себя так, как никогда прежде. Особенной. Лелеемой. Любимой.
Когда они прибыли из тюрьмы, Джейк позаботился обо всем и отдал слугам приказ, заставивший их засучить рукава. А когда все было выполнено, сам отвел ее в роскошные апартаменты и передал на заботливое попечение Селины.
С этой минуты Хелли обхаживали со всех сторон. Нежась в горячей ванне, она чувствовала себя принцессой, а Селина расчесывала ее спутанные, только что вымытые волосы. Чистая и пахнущая лавандой, с тщательно заплетенными косами, она надела одну из ночных рубашек Джейка.
И как раз в ту минуту, когда она укладывалась в постель с грелкой в ногах, снова появился Джейк. Он смотрел, как Селина готовится обработать избитое лицо Хелли, а затем взял у нее из рук тряпочку и отпустил кивком головы.
Усевшись на краю кровати, он занялся этим сам, легонько смачивая синяки холодной водой. Его красивое лицо излучало такую нежность, что у Хелли перехватило дух. Закончив обработку очередного синяка и ушиба, он останавливался, чтобы поцеловать ее, и только затем переходил к следующему. Его поцелуи были действеннее любого бальзама.
Вскоре вернулась Селина, неся поднос со всякими вкусностями. Когда же Джейк повязал Хелли салфетку и стал кормить ее, словно Ариель, Хелли попыталась возражать, а Селина восхищенно захихикала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
«Повтори себе много раз и поверишь», — говорил ей откуда-то из глубин подсознания внутренний голос.
«Я верю!» Но весь этот внутренний спор рассыпался на кусочки, как только молнии озаряли комнату феерическим голубоватым светом.
— О Боже! — едва выдохнула Хелли. Кажется, в комнате кто-то есть. Она всматривалась в угол, откуда Доносились неясные шорохи, но ничего не увидела сквозь маску темноты. Молнии следовали одна за другой, как и сопровождающие их раскаты грома. Хелли зажала уши. В тишине дома шум усиливался и резонировал в огромных коридорах.
«Это звук распахиваемых врат Ада» Хелли забилась поглубже в постель. Именно в такие ночи ей вспоминалась сказочка отца, преследующая ее всю жизнь.
Ей было всего пять лет, но, проживи она еще до ста пяти, ей никогда не забыть ужасной грозы той ночью. Ветер срывал крышу, окна дребезжали, то и дело кромешную тьму полуночного неба прорезали ослепительные молнии. А гром, о Боже! Гром был таким сильным, что Хелли была уверена — настал конец света.
Напуганная буйством природы, Хелли, рыдая, бегала из комнаты в комнату в отчаянных поисках матери. Все напрасно — ее нигде не было.
Наконец она ворвалась в кабинет отца, куда вход ей был строго запрещен. Там сидел отец. Он был один в полутьме, окруженный своей коллекцией древностей и редкостей. С нежностью, которой он никогда не проявлял к своей единственной дочери, Амбруаз ласкал распятие. Позднее Хелли узнала, что это был редкий образец, сохранившийся со времен испанской инквизиции.
Одного вида босой, одетой в толстую фланелевую рубашку дочери было достаточно, чтобы красивое лицо Амбруаза превратилось в маску отвращения. Его взгляд не сулил ничего хорошего, напротив, он красноречиво говорил об ожидающем ее наказании за недозволенное вторжение.
Только было он открыл рот, чтобы высказать свое неудовольствие, как раздался очередной раскат грома. Он был особенно сильным, и Хелли, зажав уши руками, закричала от страха.
Тогда отец как-то странно улыбнулся и это напугало ее больше, чем любой его выговор. Подозвав дочь поближе, Амбруаз прошептал:
— Ты слышишь их?
Несмотря на полумрак и расстояние, девочка увидела странный особый блеск в янтарных глазах отца. Его необычное выражение пугало, и на мгновение она хотела убежать, но боязнь ослушаться остановила ее.
Итак, она с трепетом в сердце шла к нему и замерла лишь тогда, когда он подал знак.
Хелли стояла перед отцом и дрожала, а он поймал ее панический взгляд и снова прошипел:
— Ты их слышишь?
Хелли сглотнула и заставила себя прислушаться к грозе.
— Я слышу ветер и гром, — осмелилась наконец ответить Хелли. — И дождь. Н-ни… чего больше.
Амбруаз покачал головой, скривив губы в ухмылке.
— Это ты слышишь буйство поборников дьявола. Безбожных существ, летающих на своих крыльях в грозе и хватающих неосторожные души. Особенно души глупых детей.
Снова раздался раскат грома. Один из тех, когда кажется, что земля раскалывается пополам. Хелли захныкала от ужаса.
Амбруаз рассмеялся, поддерживая ее страх. Лаская распятие, он прорычал:
— Ты знаешь, что значат эти звуки?
Хелли прикусила губу, чтобы не расплакаться снова, и покачала головой.
— Это звук распахивающихся врат Ада.
И словно а ответ на его слова ветер вцепился в окна кабинета подобно своре гоблинов, затевающих нечто недоброе.
— Молись, Хелли Гардинер! — прорычал Амбруаз, тыча распятием ей в лицо. — Молись усердно, иначе демоны, имена которых мы не смеем произносить, наведут на тебя сглаз.
Хелли смотрела на грубо вырезанное распятие. В теле и лице Христа было нечто кошмарное, пугающее ее почти так же, как ужасный рассказ отца.
Загипнотизированная гротескностью изваяния, она не могла оторвать взгляд от этих глаз, лишенных зрачков, с мольбой устремленных к небу, и ужаса рта, застывшего в крике вечной агонии. Самым же отвратительным были ручейки крови, стекающие из-под тернового венца и выписанные яркой киноварью поверх чистой поверхности дерева.
— Молись, пока твоя душа еще не потеряна навечно.
Хелли забралась поглубже в защитный кокон одеяла и простыней. Годы вдруг понеслись вспять, и она почувствовала себя пятилетней девочкой и, вздрагивая, всматривалась в темные углы.
Гаргойли с крыльями летучих мышей и кроваво-красными глазами… Вылетающие из темноты и высасывающие ее душу. Она почти ощущала на себе их острые, как ножи, когти…
«Немедленно перестань, Хелли! Какая чушь! Ничего подобного не существует», — выговаривала она себе. Затем последовала вспышка молнии, сопровождающаяся оглушительным раскатом грома. Глотнув воздух, девушка нырнула с головой под одеяло. Не испуганная, нет, возможно, она была несколько встревожено.
Думай о чем-нибудь другом. О чем угодно. О том, что успокаивает, заставляет чувствовать себя защищенной.
Джейк. Ей надо думать о Джейке. Когда она в объятиях Джейка, она чувствует себя безопаснее, чем под защитой целой армии ангелов-хранителей. А звук его шепота, когда он уговаривал ее уснуть, более успокоителен, чем небесная колыбельная.
Хелли высунула голову из-под одеяла и пристально посмотрела на камин. Давно ли Джейк ушел от нее? Когда она засыпала, огонь весело пылал в очаге, а Джейк примостился на кресле рядом с кроватью.
А теперь же пламя превратилось в кучку догорающих угольков… а кресло было пусто, Хелли вздохнула. Она многое отдала бы, чтобы только ощутить успокаивающее тепло его близости, Джейк заставил ее чувствовать себя так, как никогда прежде. Особенной. Лелеемой. Любимой.
Когда они прибыли из тюрьмы, Джейк позаботился обо всем и отдал слугам приказ, заставивший их засучить рукава. А когда все было выполнено, сам отвел ее в роскошные апартаменты и передал на заботливое попечение Селины.
С этой минуты Хелли обхаживали со всех сторон. Нежась в горячей ванне, она чувствовала себя принцессой, а Селина расчесывала ее спутанные, только что вымытые волосы. Чистая и пахнущая лавандой, с тщательно заплетенными косами, она надела одну из ночных рубашек Джейка.
И как раз в ту минуту, когда она укладывалась в постель с грелкой в ногах, снова появился Джейк. Он смотрел, как Селина готовится обработать избитое лицо Хелли, а затем взял у нее из рук тряпочку и отпустил кивком головы.
Усевшись на краю кровати, он занялся этим сам, легонько смачивая синяки холодной водой. Его красивое лицо излучало такую нежность, что у Хелли перехватило дух. Закончив обработку очередного синяка и ушиба, он останавливался, чтобы поцеловать ее, и только затем переходил к следующему. Его поцелуи были действеннее любого бальзама.
Вскоре вернулась Селина, неся поднос со всякими вкусностями. Когда же Джейк повязал Хелли салфетку и стал кормить ее, словно Ариель, Хелли попыталась возражать, а Селина восхищенно захихикала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89