— Выйдет ли ваша газета до вечера? — вопросом на вопрос ответил художник.
Я понял: ему неважно, что именно о нем напишут, лишь бы написали до того, как будет объявлен победитель.
Когда я через полгода проезжал то же самое место, я увидел уже не забор и художников, а новое здание банка, выстроенное по последнему слову современной моды, и десятки автомобилей перед ним. Я не знаю, по-
лучил ли приз тот художник, но одно я знаю твердо: в выигрыше при всех условиях остался владелец банка. Свои 500 долларов он давно и с лихвой вернул. Проходя мимо места, где совсем недавно стоял расписанный художниками забор, каждый увидит не забор, а новенькое здание банка, на стене которого красуется броская надпись: «В нашем лице вы найдете отца, мать и девятерых добрых братьев».
Множество художников собирается весной и осенью на улицах района Гриывич-Виллидж в Нью-Йорке. Только в одном этом городе живет и работает 30 тысяч художников-профессионалов.Весной и осенью по давно установившейся традиции буквально тысячи художников заполняют Грипвич-Вил-лидж — район Вашингтон-сквера и прилегающие улицы. Здесь прямо на улицах организуют своеобразные открытые выставки. Что породило эту традицию? Может быть, Монмартр в Париже? А может, избыток художников и отсутствие у них денег и возможности снять помещения для выставок? Если Монмартр, то Нью-Йорку это явно не удалось. Монмартр неповторим, как неповторимы его старые невысокие дома, делающиеся в эти дни подрамниками и рамами для картин, хлопанье откупориваемых бутылок, доносящееся из каждого кабачка, мелодичная французская песенка; неповторимы раскачивающиеся на ветру фонари, перерезанные пополам белыми ремнями портупей невысокие полицейские, приветствующие каждую поднимающуюся в гору машину. Монмартр заставляет вас задуматься, хотя надпись на степе кафе зовет: «Оставь голову дома, возьми с собой только сердце». Монмартр своего рода сердце Парижа. Его можно проклинать и превозносить, о нем можно молчать, но его нельзя повторить.
Выставка в Нью-Йорке превосходит выставку на Монмартре и по количеству экспонатов, и по составу зрителей, и по резкости контрастов — точно так, как сам Нью-Йорк превосходит Париж по высоте зданий, влажности воздуха и замусоренности улиц.
Гринвич-Виллидж — одно из самых популярных мест в Нью-Йорке, не считая Таймс-сквера. Этот район занимает примерно одну квадратную милю. Здесь много узких улиц, старых домов, театров, ночных клубов, ресторанов, магазинов и магазинчиков. Над всем районом, в котором живет более 50 тысяч человек, господствует величествен-
ная арка, построенная в честь первого американского президента Джорджа Вашингтона. А вокруг нее сквер с тенистыми деревьями, вздохами влюбленных и раскормленными псами на поводках. :
По субботам и воскресеньям, когда окрестные улицы битком забиты картинами, автомобилями, прохожими и продавцами мороженого, вокруг фонтана в сквере собирается молодежь, любящая музыку и песню. Здесь она чувствует себя свободнее, чем дома.
Солнце было уже в зените, и в сквере стало душно. Один из молодых людей сбросил рубашку и башмаки; девица с длинными, распущенными по плечам волосами забрела по колени в цементированный бассейн фонтана. Ее примеру тут же последовал юноша с редкой, словно выщипанной бороденкой, бледный, облаченный в тяжелый черный доя;девик. Ухватившись за руку девушки, он уселся прямо в воду, посидел несколько минут и, освежившись, поднялся. Потом, хлюпая мокрыми ботинками, медленно побрел куда-то через сквер, оставляя за собой мокрую полосу. Постоянные Посетители сквера не обратили на эту сцену никакого внимания. Девица молча плелась следом. Но недолго. Ее подхватил под руку какой-то длинный как жердь черный американец. Он затянул народную песню, девица подхватила. Скоро вокруг них собралась группа поющих...
На улицах тысячи картин. Они развешаны на заборах и стенах, расставлены на земле. Каждый художник хочет продать свое произведение. И каких только направлений в искусстве вы здесь не встретите! Настоящий Вавилон. Тут не только разные направления, но и разные формы, жанры, техника. А покупателей немного. Значительно больше любопытных зевак. Правда, есть художники, которые и у зевак умеют вытянуть доллар-другой. У тех, кто рисует лучше, выстраиваются даже небольшие очереди.
Художники, которым уже удалось выкарабкаться из ямы безызвестных, не привозят сюда своих работ. Если слава их раздута с помощью доллара, это опасно. Здесь она может лопнуть как мыльный пузырь.
Художники вынуждены целый день проводить возле своих картин, чтобы не пропустить покупателя, убивают время кто как может. Одни играют в шахматы, устроившись на краю тротуара, другие закусывают или потягивают оранжад. Иногда вспыхивают споры, решаются из-
вечные проблемы жизни, любви и смерти. Иной раз подслушаешь и оживленный разговор:
— У каждого художника должен быть свой стиль, свой почерк. Только бездарность видит все чужими глазами, без подсказки не в состоянии создать ни одного произведения. Я за разнообразие стилей в искусстве — ведь в лесу все деревья зеленые, и все разные. Искусство должно быть разнообразным, как лес,— горячился молодой художник с густой бородой, возле которого, держа его под руку, стояла хорошенькая блондинка.
— Только в таком лесу и можно отдохнуть,— поддерживала она его.
— Одного разнообразия мало,— прервал ее мужской голос.— Искусство должно волновать, должно будить чувства.
— Не это важно, искусство прежде всего должно быть понятным,— вмешался третий.
— А вот тут вы ошибаетесь. Человека всегда влечет непонятное. Когда все ясно, притупляется внимание. Художник, у которого в картине все легко понять, наносит искусству удар ножом в спину.
— А я полагаю, что художнику надо дать во всем абсолютную свободу. Вот, например, он,— молодой человек с густой бородой ткнул пальцем в полотно, на котором были изображены какие-то черточки и пятна,— в своих работах символически изобразил недостижимость свободы, к которой человек стремится, которой все жаждут, но не могут достичь, потому что в каждодневном пашем быту — одни только компромиссы да ограничения.
— А может, на той картине не символ свободы, а символ тюремной решетки? — подлил масла в огонь один из художников.
— Не надо отрицать новое. Оно имеет свое будущее,— терпеливо доказывал чернобородый.— Новое рождается от слияния искусства с последними достижениями науки. Оно является выражением эйнштейновского понимания вселенной, неевклидовой геометрии Лобачевского, психоанализа Фрейда и философии Ницше и Шопенгауэра.
В разговор включалось все больше людей.
— У философии и искусства разные задачи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84