Это было участью тех, кто владел тандзян в меньшей степени.
Затем ужас от того, что он познал, улетучился. Николас почувствовал усиление напряжения в своем сознании, когда адепт увеличил темп ритма, увидел своим глазом тандзяна расширение Тау-тау, подобное жидкой тени, которая просачивается через все другие тени на улице незаметно для проходящих людей, для самой Челесты, неподвижно стоявшей на углу улицы. Ее голова поворачивалась из стороны в сторону, а глаза дико бегали во всех направлениях.
Николас бросился вперед, лавируя между недовольными пешеходами, задерживавшими его движение. Он заметил Мессулете и был поражен, так как не увидел того лица, которое ожидал. Это был другой Мессулете, не тот, которого он видел в Венеции.
Его путь стал еще более трудным, так как внезапно он натолкнулся на образовавшуюся пробку. Тротуар здесь был уже. Народ проходил по замазанным краской доскам, положенным над ямой, где рабочие ремонтировали газовую магистраль. Миновав ее, он почувствовал, что тень Тау-тау покинула свое укромное место, вспыхнула черным светом прямо в направлении Челесты. Для Николаса это представляло прямую угрозу. Он понял, что не настигнет Мессулете вовремя. Он уловил едкий запах серы, осознал, что никто другой вокруг него не смог бы распространять этот запах. Его психическое поле расширилось. Оно, подобно какому-то громадному зверю, обхватило Челесту как раз в тот момент, когда тень вала на нее. Ее сила пошатнула Челесту, сбросила ее с тротуара на дорогу, но защита Николаса устояла.
Давление, которое он испытывал в голове, так усилилось, что все стало представляться ему в искаженном виде. Все цвета радуги сливались в нечто подобное ореолу вокруг какого-то живого существа, попавшего в поле его зрения. Он почувствовал неприятное ощущение смещения в сторону, за пределы времени. Ему казалось, что он мог видеть себя борющимся с Мессулете.
Мессулете удвоил усилия, чтобы добраться до Челесты, разрушить ее душу своей внутренней силой. Николас сражался, делая все возможное для того, чтобы защитить ее. Избитый неизвестными силами, он чувствовал, как ветер свистит в его ушах. Он был слеп, без чувства времени, полностью внутри Аксхара.
Если бы только у него была кореку, доступ к тому, что, он это знал, однажды существовало и могло быть снова: Сюкэн, вся Аксхара и Кшира, могущество власти.
Внезапно свист в его ушах превратился в вой, холодный пот покрыл все тело, по которому бегали мурашки. Он понял, что Аксхара не сможет выиграть эту битву. Вибрация кокоро, которую вызвал Мессулете, была такой силы, что она угрожала расчленить его на части. Николасу стало ясно, что он должен отогнать эти вибрирующие волны немедленно, иначе будет покончено и с ним и с Челестой.
Он уже мог чувствовать, как лопается его защита, как она ускользает от Челесты, оставляя ее беспомощной перед нападением Мессулете. Ужасный шум заполнил сознание Николаса, лишив его возможности разумно мыслить. Он знал, что был на самом пределе своих возможностей, почувствовал слабость и беспомощность против этой жестокой силы, которая надвигалась на него, как бульдозер.
Он сознавал, что за какие-то секунды все будет кончено. Он потерпит поражение, а Челеста, лишенная его защиты, будет убита. Николас сделал единственное, что еще было в его власти. Освободившись от Аксхара, он закрыл свой глаз тандзяна и, вернувшись к действительному времени, открыл свои естественные глаза. Николас увидел Мессулете, стоявшего в напряженной позе. Его лицо было покрыто морщинами и капельками пота от усилий, которые он предпринимал, концентрируя свою волю.
Николас знал, что, лишившись защищавшей его силы, он располагал всего лишь несколькими бесценными мгновениями, чтобы действовать до того, как разум Челесты испарится под безжалостным напором Мессулете.
Он наклонился, схватил кусок бетона с разрытого тротуара и, не раздумывая, запустил его, как если бы это был сюрикен.
Мессулете, должно быть, услышал свист подлетающего к нему камня, но упустил время, так как фокус его видения сузился до диаметра нити от концентрации его психической воли.
Осознание опасности пришло к нему слишком поздно. Кусок бетона ударил его и сбил с ног.
Николас бросился к Челесте, которая стояла ни коленях на дороге, не обращая внимания на гудки проезжавших машин. Одно такси было совсем близко от нее, когда ее сбросило с тротуара, и продолжало надвигаться, несмотря на отчаянные попытки водителя остановить машину.
Резкий скрип тормозов, запах горелой резины сопровождали Николаса, когда он продрался через толпу и протиснулся между двумя чугунными тумбами, врытыми на дороге, с тем чтобы не дать возможности парижским водителям парковать свои машины на углу. Он упал, так как это был единственный шанс — такси было совсем рядом. Он чувствовал его выхлопные газы, видел, как передние колеса оставляют черный след на дороге. Подогнув голову, он свернулся в клубок и, ускорив движение, подкатился к Челесте, обхватил ее за талию, поднял, перебросил через плечо и устремился к противоположной стороне дороги.
Таксомотор, отчаянно скрипя тормозами, проехал по месту, где только что находилась Челеста, и остановился через несколько футов. К тому времени Николас снова был на ногах, с испуганной Челестой в руках. Он понес ее прочь от любопытной толпы, от сигналящих автомобилей, пораженного водителя такси и опаляющего психику газа, напоминающего запах цветов греха.
* * *
— Я должна идти, мом, не дашь ли мне полсотни? — хихикнула Франси. — Мы зашвырнем потом в кино.
Затем, все еще находясь в руках Кроукера, она начала всхлипывать.
Лицо Маргариты выражало отчаяние.
— Франси, дорогая...
— О боже! О боже! — слезы катились по лицу девушки. — Я не могу больше так.
— Пойдем, Франси. — Маргарита дотронулась до нее. — Я отвезу тебя домой.
— Нет! — отшатнулась она и прильнула к груди Кроукера. — Я не пойду домой. Я умру дома.
— Франси... — начала было Маргарита, но остановилась, глядя в глаза Кроукера. Она понимала его, знала из разговора с психиатром, что иногда посторонний человек может быть полезнее, чем родственник, особенно родители.
— Франси, я не собираюсь делать ничего против твоей воли, — сказал Кроукер. — Я заберу тебя и увезу отсюда.
— Но мы не поедем домой? — вскричала она. — Я не хочу ехать домой!
— Нет, не домой. Мы поедем куда-нибудь, где ты и я сможем поговорить. Хорошо?
Франси посмотрела на его биомеханическую руку.
— Я хочу подержать ее, — прошептала она, широко раскрывая глаза.
Кроукер сжал пальцы в твердый кулак, а Франси обхватила его обеими руками.
— Теперь никто не посмеет тронуть меня, — проговорила она тихо, как бы про себя. Она кивнула головой, и Кроукер взял ее на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Затем ужас от того, что он познал, улетучился. Николас почувствовал усиление напряжения в своем сознании, когда адепт увеличил темп ритма, увидел своим глазом тандзяна расширение Тау-тау, подобное жидкой тени, которая просачивается через все другие тени на улице незаметно для проходящих людей, для самой Челесты, неподвижно стоявшей на углу улицы. Ее голова поворачивалась из стороны в сторону, а глаза дико бегали во всех направлениях.
Николас бросился вперед, лавируя между недовольными пешеходами, задерживавшими его движение. Он заметил Мессулете и был поражен, так как не увидел того лица, которое ожидал. Это был другой Мессулете, не тот, которого он видел в Венеции.
Его путь стал еще более трудным, так как внезапно он натолкнулся на образовавшуюся пробку. Тротуар здесь был уже. Народ проходил по замазанным краской доскам, положенным над ямой, где рабочие ремонтировали газовую магистраль. Миновав ее, он почувствовал, что тень Тау-тау покинула свое укромное место, вспыхнула черным светом прямо в направлении Челесты. Для Николаса это представляло прямую угрозу. Он понял, что не настигнет Мессулете вовремя. Он уловил едкий запах серы, осознал, что никто другой вокруг него не смог бы распространять этот запах. Его психическое поле расширилось. Оно, подобно какому-то громадному зверю, обхватило Челесту как раз в тот момент, когда тень вала на нее. Ее сила пошатнула Челесту, сбросила ее с тротуара на дорогу, но защита Николаса устояла.
Давление, которое он испытывал в голове, так усилилось, что все стало представляться ему в искаженном виде. Все цвета радуги сливались в нечто подобное ореолу вокруг какого-то живого существа, попавшего в поле его зрения. Он почувствовал неприятное ощущение смещения в сторону, за пределы времени. Ему казалось, что он мог видеть себя борющимся с Мессулете.
Мессулете удвоил усилия, чтобы добраться до Челесты, разрушить ее душу своей внутренней силой. Николас сражался, делая все возможное для того, чтобы защитить ее. Избитый неизвестными силами, он чувствовал, как ветер свистит в его ушах. Он был слеп, без чувства времени, полностью внутри Аксхара.
Если бы только у него была кореку, доступ к тому, что, он это знал, однажды существовало и могло быть снова: Сюкэн, вся Аксхара и Кшира, могущество власти.
Внезапно свист в его ушах превратился в вой, холодный пот покрыл все тело, по которому бегали мурашки. Он понял, что Аксхара не сможет выиграть эту битву. Вибрация кокоро, которую вызвал Мессулете, была такой силы, что она угрожала расчленить его на части. Николасу стало ясно, что он должен отогнать эти вибрирующие волны немедленно, иначе будет покончено и с ним и с Челестой.
Он уже мог чувствовать, как лопается его защита, как она ускользает от Челесты, оставляя ее беспомощной перед нападением Мессулете. Ужасный шум заполнил сознание Николаса, лишив его возможности разумно мыслить. Он знал, что был на самом пределе своих возможностей, почувствовал слабость и беспомощность против этой жестокой силы, которая надвигалась на него, как бульдозер.
Он сознавал, что за какие-то секунды все будет кончено. Он потерпит поражение, а Челеста, лишенная его защиты, будет убита. Николас сделал единственное, что еще было в его власти. Освободившись от Аксхара, он закрыл свой глаз тандзяна и, вернувшись к действительному времени, открыл свои естественные глаза. Николас увидел Мессулете, стоявшего в напряженной позе. Его лицо было покрыто морщинами и капельками пота от усилий, которые он предпринимал, концентрируя свою волю.
Николас знал, что, лишившись защищавшей его силы, он располагал всего лишь несколькими бесценными мгновениями, чтобы действовать до того, как разум Челесты испарится под безжалостным напором Мессулете.
Он наклонился, схватил кусок бетона с разрытого тротуара и, не раздумывая, запустил его, как если бы это был сюрикен.
Мессулете, должно быть, услышал свист подлетающего к нему камня, но упустил время, так как фокус его видения сузился до диаметра нити от концентрации его психической воли.
Осознание опасности пришло к нему слишком поздно. Кусок бетона ударил его и сбил с ног.
Николас бросился к Челесте, которая стояла ни коленях на дороге, не обращая внимания на гудки проезжавших машин. Одно такси было совсем близко от нее, когда ее сбросило с тротуара, и продолжало надвигаться, несмотря на отчаянные попытки водителя остановить машину.
Резкий скрип тормозов, запах горелой резины сопровождали Николаса, когда он продрался через толпу и протиснулся между двумя чугунными тумбами, врытыми на дороге, с тем чтобы не дать возможности парижским водителям парковать свои машины на углу. Он упал, так как это был единственный шанс — такси было совсем рядом. Он чувствовал его выхлопные газы, видел, как передние колеса оставляют черный след на дороге. Подогнув голову, он свернулся в клубок и, ускорив движение, подкатился к Челесте, обхватил ее за талию, поднял, перебросил через плечо и устремился к противоположной стороне дороги.
Таксомотор, отчаянно скрипя тормозами, проехал по месту, где только что находилась Челеста, и остановился через несколько футов. К тому времени Николас снова был на ногах, с испуганной Челестой в руках. Он понес ее прочь от любопытной толпы, от сигналящих автомобилей, пораженного водителя такси и опаляющего психику газа, напоминающего запах цветов греха.
* * *
— Я должна идти, мом, не дашь ли мне полсотни? — хихикнула Франси. — Мы зашвырнем потом в кино.
Затем, все еще находясь в руках Кроукера, она начала всхлипывать.
Лицо Маргариты выражало отчаяние.
— Франси, дорогая...
— О боже! О боже! — слезы катились по лицу девушки. — Я не могу больше так.
— Пойдем, Франси. — Маргарита дотронулась до нее. — Я отвезу тебя домой.
— Нет! — отшатнулась она и прильнула к груди Кроукера. — Я не пойду домой. Я умру дома.
— Франси... — начала было Маргарита, но остановилась, глядя в глаза Кроукера. Она понимала его, знала из разговора с психиатром, что иногда посторонний человек может быть полезнее, чем родственник, особенно родители.
— Франси, я не собираюсь делать ничего против твоей воли, — сказал Кроукер. — Я заберу тебя и увезу отсюда.
— Но мы не поедем домой? — вскричала она. — Я не хочу ехать домой!
— Нет, не домой. Мы поедем куда-нибудь, где ты и я сможем поговорить. Хорошо?
Франси посмотрела на его биомеханическую руку.
— Я хочу подержать ее, — прошептала она, широко раскрывая глаза.
Кроукер сжал пальцы в твердый кулак, а Франси обхватила его обеими руками.
— Теперь никто не посмеет тронуть меня, — проговорила она тихо, как бы про себя. Она кивнула головой, и Кроукер взял ее на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169