На похоронах Оками стоял между матерью и дядей, не чувствуя ничего, кроме схватившей его печали. Через две недели, выпивая вместе с подружкой в ночном баре, он услышал пьяный разговор большой группы молодых кобунов якудзы. Двое из них оказались теми, кто зарезал его отца. К удовольствию остальных, они хвастались тем, как им удалось незаметно проникнуть в дом и покинуть его.
На следующее утро Оками взял отцовский катана, спрятал его под длинным плащом. Затем отправился к месту работы своего дяди, попросил пропустить его. Минут через пятнадцать или около того его провели к нему. Дядя, вообразивший о себе Бог знает что из-за вероломно полученных денег и кратковременной власти, широко заулыбался, представляя племянника головорезам якудза, которые окружали его. Он всегда любил пышность и упивался своим положением. Его духовный мир был весь в феодальном прошлом, когда выдающиеся воины правили страной и командовали менее удачливыми смертными.
Согласно обычаям, Оками поклонился стоявшим людям. Его дядя сидел за массивным деревянным столом. Он протянул племяннику правую руку ладонью вверх. Когда Оками распрямился, дядя спросил его о причине прихода.
Оками быстро шагнул к нему. Плащ не был застегнут и распахнулся. Оками прыгнул на стол, выхватил меч своего отца. Прежде чем пораженные охранники смогли среагировать, он поднял катана вверх и изо всех сил ударил вниз с наклоном, отрубив голову дяди напрочь.
Фонтан крови забил из шеи, залив двух из приходивших в себя стражников. Обезглавленное тело судорожно подергивалось. Голова лежала на окровавленном столе, в широко открытых глазах было недоумение, на лице застыло насмешливое выражение, как на хорошо сделанной маске.
Оками ударил торцом рукоятки меча в нос одного стражника, затем повернулся, и острый край катана врезался в плечо другого. Его пистолет упал на пол, а сам стражник, взвыв от боли, тоже свалился на пол, пытаясь безуспешно остановить льющуюся кровь.
Оставались еще двое. Они выхватили свои мечи. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы воспользоваться пистолетом, — человек, который сделал это, потерял бы свое лицо. Убив бесчестно, Оками не мог бы больше считаться якудза. Изгнанный сразу же из этой странной, крепко связанной банды так называемых посторонних, то есть людей, не являющихся членами семьи, ему некуда было бы податься. Он потерял бы единственный мир, который его принимал.
Оками сделал обманное движение вправо, а сам бросился налево, соскочив со стола. В полете он расставил широко ноги, нанес мечом удар вправо, где стоял третий стражник, рассек ему грудь, распоров не только кожу, но и мышцы. Из безжизненной руки стражника вывалился его катана.
Когда Оками опустился на пол, он почувствовал на мгновение онемелость в теле. Он быстро повернулся к четвертому охраннику. Его пронзила острая боль, в он понял, что ранен. Он преодолел чувство боли, отразил второй удар охранника и, ударив ботинком по его коленке, использовал паузу, чтобы пробиться через его защиту. Он оглушил его, ударив рукояткой меча в правое ухо, и сделал выпад. Кончик его меча вошел и вышел из тела противника. Четвертых стражник свалился на пол лицом вперед.
Так Микио Оками стал оябуном клана Оками. Прежде чем покинуть помещение, Оками нашел в себе силы поднять за мокрые волосы отрубленную голову своего дяди, которая затем в течение шести недель висела на кожаном ремне во дворике дома Оками. Каждых, кого он вызывал в то время — старшие его клана, а также оябун других семейств в Токио, были вынуждены проходить мимо этой головы, чтобы встретиться с ним.
Последним, кого вызвал Оками, был оябун Сейдзо Ямаучи. Это был человек с бычьими плечами, длинным, постоянно недовольным лицом и видом праведника. Он постоянно осуждал новых рекрутов в рядах якудза за утрату ими традиционных ценностей. Он был также отличным ростовщиком, который прижимал стариков на своей территории, вынужденных все чаще обращаться к нему за помощью по мере того, как призрак войны распространялся по стране и уходили в армию их сыновья. Те два кобуна, чье хвастовство подслушал Оками в баре, принадлежали к клану Ямаучи.
Когда Сейдзо Ямаучи проходил по двору, он долго и пристально вглядывался в сморщившуюся, покрывшуюся коростой голову дяди Оками. Он осуждающе качал головой, как если бы видел дело рук какого-то анархиста.
— Отвратительное время, — обратился он к Оками, когда были исполнены ритуальные приветствия.
— Полностью согласен с вами, — ответил Оками, наклонившись над хибачи, чтобы приготовить чай для гостя. Он чувствовал, что старик напрягся, как при перепаде давления в быстро спускающемся лифте, и сделал все возможное, чтобы успокоиться самому. Предстоял долгий разговор, и его могли поджидать неприятные сюрпризы.
Никто из них не произнес больше ни слова, пока не были положены на дно чашек нарезанные листья, налита сверху горячая вода, вынута мешалочка, сбившая на чашках бледно-зеленую пену. Оками подождал, когда Ямаучи поднесет чашку к губам, и только тогда он взял свой чай. Ямаучи кивнул, довольный манерами более молодого, чем он, человека.
— Вот почему я позвал вас на эту встречу, — сказал Оками самым приятным голосом. — Теперь, когда с предателем клана Оками покончено, я хотел бы установить альянс с Ямаучи. — Он приготовил новые порции чая для себя и гостя. — Время сейчас, действительно, отвратительное. Приближается война. Я чувствую ее так же, как старик чувствует приближение дождя — своими костями. Теперь, как никогда раньше, нам необходимо держаться вместе, отбросить наши территориальные распри, забыть про месть. За выживание, Ямаучи-сан.
Он поставил свою чашку.
— И есть еще одна причина, если вы позволите говорить откровенно.
Старый человек кивнул головой, несколько успокоившись.
— Я еще молод. Несомненно, как говорят некоторые, я еще не созрел, чтобы стать оябуном такого большого семейства, как мое. Но я просто поступаю в соответствии с обстоятельствами, так что, вероятно, меня можно простить за внезапное... повышение в ранге. Однако я отдаю себе отчет в ненадежности своего положения и, обдумав это, пришел к выводу, что в моих интересах было бы иметь ментора, человека более пожилого и более мудрого, к кому бы я мог обращаться за пенными советами и консультацией. За такой расход времени и усилий я готов поделиться богатством семьи Оками. Как вам показалась эта моя идея, Ямаучи-сан?
Ямаучи сделал вид, что обдумывает предложение. Но Оками чувствовал, что настроение у него стало приподнятым, как если бы вдруг из-за облаков на небе выглянуло солнышко.
Выдержав паузу, Ямаучи сказал:
— Ваше предложение заслуживает внимания. Оно показывает мне, что вопреки опрометчивости молодых, которую осуждают некоторые оябуны, вы обладаете мудростью, которой не хватает другим в вашем клане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169