Я помню, с утра шел дождь, и мы все пришла в отчаяние. Но за час до начала церемонии тучи рассеялись и выглянуло солнце. На какое-то время появилась радуга, к фотографу удалось сделать снимок молодой пары на ее фоне.
Свадебная группа распалась, и ее участники покинули площадь. Николас и Челеста направились к одной из галерей.
— Я часто думаю, что тот золотой день был самым замечательным в жизни моей сестры, — сказала задумчиво Челеста. — Все казались такими беззаботно счастливыми. Но, возможно, теперь я уже не помню всего так, как это было на самом деле. — Она пожала плечами. — Дело в том, что я не считаю, что она очень удачно вышла замуж, — грустно улыбнулась Челеста. — Но надо учесть, что моя сестра очень своенравная, а вы знаете представления итальянских мужчин: женщина должна знать свое место и все прочее. Мой отец обычно говорил, что сестра слишком шикарна и что это не принесет ей ничего хорошего.
— А что он думал о вас? — поинтересовался Николас.
— О, говорил он, ты другая, Челеста. Ты умная. Теперь ум — это такая черта женщины, с которой мужчина может смириться.
Николас рассмеялся, но он видел, что для нее это было не смешно. Впервые у него промелькнула мысль, что ее отношения с отцом не были безоблачными.
— Так что в некотором отношении ваш отец был старомодным итальянцем.
— Нет, он был венецианцем, а это совсем не одно и то же. В нем текла кровь карфагенянина, жителя греческих островов и бог знает еще кого. Из того, что мне удалось узнать от него, я поняла, что он полагался на мнение и советы моей матери. Она была необыкновенной женщиной, так любил говорить мне мой отец, наполняясь гордостью за себя... и за нее. — Она опустила голову, но он успел заметить, как затуманились ее глаза. — Она погибла при пожаре. Было много людей: соперников отца, суеверных женщин, которых пугал ее отход от того, что, по их мнению, было естественным порядком, которые верили, что ее лишил жизни Бог или священнике, что она умерла, как еретик на костре.
— Когда это случилось?
— Мне еще не было и года.
Тенты, спускавшееся с колоннад, расцвечивали их лица полосками, бросали длинные тени у их ног. Кругом были закусочные и антикварные магазины, бистро, мелкие фирмы. Тут же находилась и компания «Авалон, Лтд.».
Николас, посмотрев через площадь, увидел фасад ее здания. В нем не было ничего особенного — просто обычное торговое помещение с надписью на витринном стекле: «Авалон Лтд. Моделирование и ручное изготовление масок».
Челеста смотрела на дверь, ведущую в помещение фирмы.
— Он может быть там, — заметила она. Затем после длительной паузы спросила: — Вы ничего не чувствуете такого, что бы подсказало нам, жив или нет Оками-сан?
Николас, заметив сильное напряжение в ее голосе, решил было солгать ей. Но что хорошего это могло дать? Он сказал:
— Думайте обо мне, как об охотнике. Иногда, когда дует благоприятный ветер и позволяют другие условия, я могу чувствовать наличие дичи еще до того, как увижу ее, во не каждый раз.
— Тогда, может быть, он уже мертв.
Изредка падали, кружась в воздухе, листья. Через один из переулков на площадь въехала полицейская патрульная машина. Она медленно следовала по окружающей площадь улице, на какое-то время остановилась, но мотор продолжал работать, затем поехала дальше и скрылась в воротах на противоположной стороне. Появилась пара средних лет. Женщина стала рассматривать путеводитель, а мужчина делал снимки фонтанов и голубей. Они также не задержались надолго.
Все это время Челеста не отрывала глаз от фасада торгового дома на другой стороне галереи.
— Пора посмотреть, что делается внутри, — предложил Николас.
— Я боюсь. У меня предчувствие, что там Оками-сан и что он мертв.
— Челеста, так или иначе, но мы должны это выяснить.
— Подождите минутку, ладно?
У нее на лице вновь появилось то отсутствующее выражение, которое он заметил раньше, когда ей показалось, что она увидела Мессу лете.
Она направилась в ближайшее бистро на углу галереи. Николас задумался о ее загадочной жизни. То, что она рассказала, произвело на него сильное впечатление, и, однако, совершенно неожиданно он почувствовал, что знает о ней так же мало, как и раньше. Это было очень странно.
Он раздумывал об исходящем от нее излучении, то притягивающем, то ускользающем, когда заметил, как она вышла из-под тента с боковой стороны бистро, шмыгнула в боковой выход, даже не посмотрев в его сторону.
Николас быстро пошел за ней следом. Она двигалась к выходу с площади через северную арку. Затем вдруг повернула налево и направилась в сторону улицы Франк-буржуа.
Было предобеденное время, и улицы становились все более оживленными. Челеста пошла быстрее. Потом, как прутик, захваченный потоком реки, она исчезла за углом. Николас побежал, так как почувствовал мглу, зловещий пульс безмолвного хора кокоро, монотонное пение, которое вызывает черную вибрацию, подобную отчаянному трепетанию мухи, попавшей в сеть паука, отражающей...
«Мессулете!» — пронеслось в его голове.
Николас бросился за угол, почти столкнулся с женщиной средних лет, несущей в руках сумки, наполненные продуктами. Он извинился и, не глядя на нее, побежал дальше.
Задыхаясь, он несся по улице, чувствуя, что Челеста приближается к враждебным излучениям. Он следовал за ней, руководствуясь своим внутренним глазом тандзяна, своим ощущением, применяя положения Тау-тау. Николас знал, что должен так поступить, чтобы спасти ее. Но он также знал, что, расширяя зону своей власти, он тем самым настораживает прячущееся от них существо.
Николас понимал, что он вступил в очень опасную игру. Он выступал раньше только против двух адептов тандзян и в обоих случаях был близок к тому, что его могли убить. Сейчас ситуация другая. Он затрагивал лишь власть Мессулете, но и в этом случае глубина неизвестного была подобна зияющей бездне, чьи размеры скрыты в таинственном мраке.
Николас мог ощущать своего противника теперь более четко, и это чувство ритма, безмолвные удары по мембране кокоро, сердцу всего сущего, стали заполнять его сознание с ужасающей силой. Примитивный ритм, который является источником всего происходящего, привносит в физический мир из области сознания то, что другие, непосвященные, рассматривают как волшебство. Возбуждение кокоро приводило в движение всю систему, при помощи которой Тау-тау получало свою силу. Это возбуждение мембраны кокоро было актом, приводящим к сильному умственному истощению, и только теперь, когда он был так близок к адепту тандзян, Николас это понял, и кровь застыла в его жилах.
Когда он наконец увидел Челесту на дальнем углу запруженной людьми улицы, он догадался, почему этот адепт иной и так сильно опасен, — он мог бесконечно поддерживать биение кокоро, а не только возбуждать его время от времени, когда это ему понадобится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Свадебная группа распалась, и ее участники покинули площадь. Николас и Челеста направились к одной из галерей.
— Я часто думаю, что тот золотой день был самым замечательным в жизни моей сестры, — сказала задумчиво Челеста. — Все казались такими беззаботно счастливыми. Но, возможно, теперь я уже не помню всего так, как это было на самом деле. — Она пожала плечами. — Дело в том, что я не считаю, что она очень удачно вышла замуж, — грустно улыбнулась Челеста. — Но надо учесть, что моя сестра очень своенравная, а вы знаете представления итальянских мужчин: женщина должна знать свое место и все прочее. Мой отец обычно говорил, что сестра слишком шикарна и что это не принесет ей ничего хорошего.
— А что он думал о вас? — поинтересовался Николас.
— О, говорил он, ты другая, Челеста. Ты умная. Теперь ум — это такая черта женщины, с которой мужчина может смириться.
Николас рассмеялся, но он видел, что для нее это было не смешно. Впервые у него промелькнула мысль, что ее отношения с отцом не были безоблачными.
— Так что в некотором отношении ваш отец был старомодным итальянцем.
— Нет, он был венецианцем, а это совсем не одно и то же. В нем текла кровь карфагенянина, жителя греческих островов и бог знает еще кого. Из того, что мне удалось узнать от него, я поняла, что он полагался на мнение и советы моей матери. Она была необыкновенной женщиной, так любил говорить мне мой отец, наполняясь гордостью за себя... и за нее. — Она опустила голову, но он успел заметить, как затуманились ее глаза. — Она погибла при пожаре. Было много людей: соперников отца, суеверных женщин, которых пугал ее отход от того, что, по их мнению, было естественным порядком, которые верили, что ее лишил жизни Бог или священнике, что она умерла, как еретик на костре.
— Когда это случилось?
— Мне еще не было и года.
Тенты, спускавшееся с колоннад, расцвечивали их лица полосками, бросали длинные тени у их ног. Кругом были закусочные и антикварные магазины, бистро, мелкие фирмы. Тут же находилась и компания «Авалон, Лтд.».
Николас, посмотрев через площадь, увидел фасад ее здания. В нем не было ничего особенного — просто обычное торговое помещение с надписью на витринном стекле: «Авалон Лтд. Моделирование и ручное изготовление масок».
Челеста смотрела на дверь, ведущую в помещение фирмы.
— Он может быть там, — заметила она. Затем после длительной паузы спросила: — Вы ничего не чувствуете такого, что бы подсказало нам, жив или нет Оками-сан?
Николас, заметив сильное напряжение в ее голосе, решил было солгать ей. Но что хорошего это могло дать? Он сказал:
— Думайте обо мне, как об охотнике. Иногда, когда дует благоприятный ветер и позволяют другие условия, я могу чувствовать наличие дичи еще до того, как увижу ее, во не каждый раз.
— Тогда, может быть, он уже мертв.
Изредка падали, кружась в воздухе, листья. Через один из переулков на площадь въехала полицейская патрульная машина. Она медленно следовала по окружающей площадь улице, на какое-то время остановилась, но мотор продолжал работать, затем поехала дальше и скрылась в воротах на противоположной стороне. Появилась пара средних лет. Женщина стала рассматривать путеводитель, а мужчина делал снимки фонтанов и голубей. Они также не задержались надолго.
Все это время Челеста не отрывала глаз от фасада торгового дома на другой стороне галереи.
— Пора посмотреть, что делается внутри, — предложил Николас.
— Я боюсь. У меня предчувствие, что там Оками-сан и что он мертв.
— Челеста, так или иначе, но мы должны это выяснить.
— Подождите минутку, ладно?
У нее на лице вновь появилось то отсутствующее выражение, которое он заметил раньше, когда ей показалось, что она увидела Мессу лете.
Она направилась в ближайшее бистро на углу галереи. Николас задумался о ее загадочной жизни. То, что она рассказала, произвело на него сильное впечатление, и, однако, совершенно неожиданно он почувствовал, что знает о ней так же мало, как и раньше. Это было очень странно.
Он раздумывал об исходящем от нее излучении, то притягивающем, то ускользающем, когда заметил, как она вышла из-под тента с боковой стороны бистро, шмыгнула в боковой выход, даже не посмотрев в его сторону.
Николас быстро пошел за ней следом. Она двигалась к выходу с площади через северную арку. Затем вдруг повернула налево и направилась в сторону улицы Франк-буржуа.
Было предобеденное время, и улицы становились все более оживленными. Челеста пошла быстрее. Потом, как прутик, захваченный потоком реки, она исчезла за углом. Николас побежал, так как почувствовал мглу, зловещий пульс безмолвного хора кокоро, монотонное пение, которое вызывает черную вибрацию, подобную отчаянному трепетанию мухи, попавшей в сеть паука, отражающей...
«Мессулете!» — пронеслось в его голове.
Николас бросился за угол, почти столкнулся с женщиной средних лет, несущей в руках сумки, наполненные продуктами. Он извинился и, не глядя на нее, побежал дальше.
Задыхаясь, он несся по улице, чувствуя, что Челеста приближается к враждебным излучениям. Он следовал за ней, руководствуясь своим внутренним глазом тандзяна, своим ощущением, применяя положения Тау-тау. Николас знал, что должен так поступить, чтобы спасти ее. Но он также знал, что, расширяя зону своей власти, он тем самым настораживает прячущееся от них существо.
Николас понимал, что он вступил в очень опасную игру. Он выступал раньше только против двух адептов тандзян и в обоих случаях был близок к тому, что его могли убить. Сейчас ситуация другая. Он затрагивал лишь власть Мессулете, но и в этом случае глубина неизвестного была подобна зияющей бездне, чьи размеры скрыты в таинственном мраке.
Николас мог ощущать своего противника теперь более четко, и это чувство ритма, безмолвные удары по мембране кокоро, сердцу всего сущего, стали заполнять его сознание с ужасающей силой. Примитивный ритм, который является источником всего происходящего, привносит в физический мир из области сознания то, что другие, непосвященные, рассматривают как волшебство. Возбуждение кокоро приводило в движение всю систему, при помощи которой Тау-тау получало свою силу. Это возбуждение мембраны кокоро было актом, приводящим к сильному умственному истощению, и только теперь, когда он был так близок к адепту тандзян, Николас это понял, и кровь застыла в его жилах.
Когда он наконец увидел Челесту на дальнем углу запруженной людьми улицы, он догадался, почему этот адепт иной и так сильно опасен, — он мог бесконечно поддерживать биение кокоро, а не только возбуждать его время от времени, когда это ему понадобится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169