«Что ж, дорогая, расскажи, чего ты добилась в своей жизни за эти десять лет, с тех пор, как бросила меня?» В действительности все произошло иначе.
Хонно вошла в малюсенький квадратный кабинетик, доверху заполненный книгами, стопками бумаг, связками гранок, толстыми рефератами, где не было окон и нечем было дышать. Гиин сидел за огромным письменным столом, сортируя контрольные работы студентов, одетый в какой-то безликий темный костюм. На поседевшей голове выделялся аккуратный пробор, а глаза были скрыты за поблескивающими в тусклом электрическом свете стеклами круглых очков. Он даже не поднял головы, когда появилась Хонно, и ей это не понравилось. Она была задета подобным обращением. Однако, поразмыслив немного, она пришла к выводу, что эта встреча, возможно, причиняет ему боль. Она вспомнила, как бросила его, резко, без единого слова объяснения, без последнего «прости», хотя обещала выйти за него замуж. Он познакомил ее со своими родителями, со своими друзьями, а она... Хуже всего было то, что Хонно не пожелала даже ничего ему объяснить. Как она могла сказать ему, что не собирается становиться женой игрока? Она бы и его обидела, и себя.
Хонно внимательно рассматривала Гиина, раскладывающего по порядку работы студентов, вряд ли способных оценить его гениальность, и щеки ее горели. Тихонечко она села на стул и ждала, пока профессор философии закончит возиться с бумагами. Наконец, выждав довольно долгое время, Гиин обратился к гостье:
— Я слышал, ты вышла замуж. Ты счастлива?
— Да, очень, — с воодушевлением ответила Хонно, но вовремя себя одернула, — то есть, я хочу сказать, что Эйкиси Кансей неплохой муж.
Гиин поднял голову и посмотрел на нее таким пронизывающим насквозь взглядом, что Хонно поежилась. На какое-то мгновение она пожалела, что не взяла с собой Большого Эзу. Но потом она отбросила в сторону и гнев и стыд, и сделала бесстрастное, ничего не выражающее лицо, — подобно всем японцам, она чуть ли не с момента рождения научилась прятать свои переживания за маской спокойствия и равнодушия.
— Я рада видеть тебя, Гиин.
— Давно мы не виделись, много воды утекло с тех пор.
— А как у тебя дела, как жизнь?
Гиин обвел рукой вокруг себя, показывая на стены кабинетика.
— Как видишь. Здесь проходит моя жизнь.
— Ты женился?
— После твоего внезапного бегства у меня пропало желание это делать.
— Я... — Хонно не представляла, о чем ей говорить. Она знала теперь наверняка, что причиненная ею обида у него еще не прошла. Гиин имел полное право сердиться.
— Я рад за тебя, рад, что ты определилась, — произнес Гиин более веселым тоном. — Я помню тебя такой потерянной, такой застенчивой, несчастной. Мне так хотелось помочь тебе, но, к сожалению, мне не удалось подобрать ключик к твоей душе.
Он улыбнулся, и перед Хонно вновь предстал тот самый человек, которого она знала много лет назад.
— Смешно, правда? Забавно, что я не смог разгадать тебя, а ведь у меня такой огромный опыт по разгадыванию криптограмм, шифров, решению математических задач. Я справлялся со сложнейшими заданиями, но людские души не подвластны мне, в них я не разбираюсь так хорошо, как в формулах и загадочных закорючках. Может быть, поэтому у нас и не вышло ничего хорошего, а?
— Может быть, — опустив голову, ответила Хонно.
— Знаешь, я потому и пошел в университет, что здесь мне приходится общаться с людьми. Я осознал свои ошибки, промахи, и теперь вот пытаюсь исправить их. Хочу изменить себя.
Хонно ничего не ответила, и он продолжал:
— Давай поужинаем вместе? Ты не против? Спасибо. Извини, я сначала вел себя довольно грубо, но это потому, что я не мог справиться со своими чувствами, печальные воспоминания разом нахлынули на меня.
Хонно заставила себя посмотреть в глаза Гиину.
— Ты знаешь, — словно отвечая на ее вопрос, сказал он, — я ведь бросил играть. Понял, что глубоко увяз и рискую сломать себе жизнь. Из-за своей гибельной страсти я потерял работу, многих друзей. Я посмотрел на себя со стороны и ужаснулся, увидев, что неумолимо качусь вниз. И знаешь, о ком я подумал в первую очередь? О тебе. Я был благодарен тебе за то, что ты меня бросила. Иначе тебе пришлось бы стать свидетельницей моего падения, ты бы страдала со мной, и я бы никогда себе не простил, если бы подобное случилось.
— Я и не знаю, что тебе ответить, — в замешательстве сказала Хонно, и это была истинная правда. Неожиданная исповедь Гиина застала ее врасплох. Мысли ее разбежались, а в чувствах разобраться было вообще невозможно. Одно она знала наверняка — Гиин ей до сих пор нравился! Вот ужас-то! Она бы хотела подавить это в себе, но не смогла. Попробовала подумать о муже, о своем счастливом браке. Не помогло. С удивлением и радостью Хонно обнаружила, что Гиин по-прежнему любит ее, и от этой мысли сердце ее предательски забилось.
— Не говори ничего, — нежно попросил Гиин, с любовью глядя на Хонно, — довольно и того, что ты сидишь здесь, и я могу тобой любоваться.
* * *
— Что вы сделали! — в гневе кричал Большой Эзу.
— Да, я отдала ему тетради с шифрованными записями, — просто ответила Хонно.
— Бред какой, поверить не могу!
Разговор происходил на следующий вечер в доме Большого Эзу.
— Но именно это я и собиралась сделать. Мы же с вами договорились.
— Мы договорились, что вы скажете ему о существовании этих тетрадей и спросите, возьмется ли он расшифровать записи.
— Он согласился расшифровать их. И перестаньте на меня кричать.
— Я перестану кричать, — вопил Большой Эзу, — когда мы получим тетради обратно!
— Вы не видели Гиина. Он изменился. Он перестал играть. Поэтому я и дала ему тетради.
— Что-то ваши глаза, Хонно, подозрительно блестят. Это отвратительно, знаете ли.
Хонно рассмеялась.
— А вы что, завидуете? Вам не все равно? И кто вам дал право так со мной разговаривать!
— Я? Завидую? Кому, этому проигравшемуся неудачнику?
— Он больше не играет в азартные игры, — твердо ответила Хонно.
Большой Эзу сощурил глаза.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Гиин сам мне сказал. Он признался...
— И вы, наивное создание, поверили ему? — простонал Большой Эзу, схватившись в отчаянии за голову.
— Разумеется, поверила. А почему...
— Дура!
— Да как вы сме...
— Дура вы, госпожа Кансей, вот вы кто.
Смущенная и сердитая, Хонно попросила:
— Вас не затруднит объяснить мне, что вы имеете в виду?
— Все очень просто. Он вас одурачил.
— Вы ошибаетесь, — возразила Хонно. — Я давно знаю Гиина.
— А я знаю игроков, — отпарировал Большой Эзу. — Они не меняются, понимаете? Никогда. Они только уверяют вас, что они изменились и бросили играть. Да... Боюсь, госпожа Кансей, вы не очень большой знаток человеческой натуры, и вам придется многому научиться.
— Если вы не будете переходить на личности, то хорошо поступите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Хонно вошла в малюсенький квадратный кабинетик, доверху заполненный книгами, стопками бумаг, связками гранок, толстыми рефератами, где не было окон и нечем было дышать. Гиин сидел за огромным письменным столом, сортируя контрольные работы студентов, одетый в какой-то безликий темный костюм. На поседевшей голове выделялся аккуратный пробор, а глаза были скрыты за поблескивающими в тусклом электрическом свете стеклами круглых очков. Он даже не поднял головы, когда появилась Хонно, и ей это не понравилось. Она была задета подобным обращением. Однако, поразмыслив немного, она пришла к выводу, что эта встреча, возможно, причиняет ему боль. Она вспомнила, как бросила его, резко, без единого слова объяснения, без последнего «прости», хотя обещала выйти за него замуж. Он познакомил ее со своими родителями, со своими друзьями, а она... Хуже всего было то, что Хонно не пожелала даже ничего ему объяснить. Как она могла сказать ему, что не собирается становиться женой игрока? Она бы и его обидела, и себя.
Хонно внимательно рассматривала Гиина, раскладывающего по порядку работы студентов, вряд ли способных оценить его гениальность, и щеки ее горели. Тихонечко она села на стул и ждала, пока профессор философии закончит возиться с бумагами. Наконец, выждав довольно долгое время, Гиин обратился к гостье:
— Я слышал, ты вышла замуж. Ты счастлива?
— Да, очень, — с воодушевлением ответила Хонно, но вовремя себя одернула, — то есть, я хочу сказать, что Эйкиси Кансей неплохой муж.
Гиин поднял голову и посмотрел на нее таким пронизывающим насквозь взглядом, что Хонно поежилась. На какое-то мгновение она пожалела, что не взяла с собой Большого Эзу. Но потом она отбросила в сторону и гнев и стыд, и сделала бесстрастное, ничего не выражающее лицо, — подобно всем японцам, она чуть ли не с момента рождения научилась прятать свои переживания за маской спокойствия и равнодушия.
— Я рада видеть тебя, Гиин.
— Давно мы не виделись, много воды утекло с тех пор.
— А как у тебя дела, как жизнь?
Гиин обвел рукой вокруг себя, показывая на стены кабинетика.
— Как видишь. Здесь проходит моя жизнь.
— Ты женился?
— После твоего внезапного бегства у меня пропало желание это делать.
— Я... — Хонно не представляла, о чем ей говорить. Она знала теперь наверняка, что причиненная ею обида у него еще не прошла. Гиин имел полное право сердиться.
— Я рад за тебя, рад, что ты определилась, — произнес Гиин более веселым тоном. — Я помню тебя такой потерянной, такой застенчивой, несчастной. Мне так хотелось помочь тебе, но, к сожалению, мне не удалось подобрать ключик к твоей душе.
Он улыбнулся, и перед Хонно вновь предстал тот самый человек, которого она знала много лет назад.
— Смешно, правда? Забавно, что я не смог разгадать тебя, а ведь у меня такой огромный опыт по разгадыванию криптограмм, шифров, решению математических задач. Я справлялся со сложнейшими заданиями, но людские души не подвластны мне, в них я не разбираюсь так хорошо, как в формулах и загадочных закорючках. Может быть, поэтому у нас и не вышло ничего хорошего, а?
— Может быть, — опустив голову, ответила Хонно.
— Знаешь, я потому и пошел в университет, что здесь мне приходится общаться с людьми. Я осознал свои ошибки, промахи, и теперь вот пытаюсь исправить их. Хочу изменить себя.
Хонно ничего не ответила, и он продолжал:
— Давай поужинаем вместе? Ты не против? Спасибо. Извини, я сначала вел себя довольно грубо, но это потому, что я не мог справиться со своими чувствами, печальные воспоминания разом нахлынули на меня.
Хонно заставила себя посмотреть в глаза Гиину.
— Ты знаешь, — словно отвечая на ее вопрос, сказал он, — я ведь бросил играть. Понял, что глубоко увяз и рискую сломать себе жизнь. Из-за своей гибельной страсти я потерял работу, многих друзей. Я посмотрел на себя со стороны и ужаснулся, увидев, что неумолимо качусь вниз. И знаешь, о ком я подумал в первую очередь? О тебе. Я был благодарен тебе за то, что ты меня бросила. Иначе тебе пришлось бы стать свидетельницей моего падения, ты бы страдала со мной, и я бы никогда себе не простил, если бы подобное случилось.
— Я и не знаю, что тебе ответить, — в замешательстве сказала Хонно, и это была истинная правда. Неожиданная исповедь Гиина застала ее врасплох. Мысли ее разбежались, а в чувствах разобраться было вообще невозможно. Одно она знала наверняка — Гиин ей до сих пор нравился! Вот ужас-то! Она бы хотела подавить это в себе, но не смогла. Попробовала подумать о муже, о своем счастливом браке. Не помогло. С удивлением и радостью Хонно обнаружила, что Гиин по-прежнему любит ее, и от этой мысли сердце ее предательски забилось.
— Не говори ничего, — нежно попросил Гиин, с любовью глядя на Хонно, — довольно и того, что ты сидишь здесь, и я могу тобой любоваться.
* * *
— Что вы сделали! — в гневе кричал Большой Эзу.
— Да, я отдала ему тетради с шифрованными записями, — просто ответила Хонно.
— Бред какой, поверить не могу!
Разговор происходил на следующий вечер в доме Большого Эзу.
— Но именно это я и собиралась сделать. Мы же с вами договорились.
— Мы договорились, что вы скажете ему о существовании этих тетрадей и спросите, возьмется ли он расшифровать записи.
— Он согласился расшифровать их. И перестаньте на меня кричать.
— Я перестану кричать, — вопил Большой Эзу, — когда мы получим тетради обратно!
— Вы не видели Гиина. Он изменился. Он перестал играть. Поэтому я и дала ему тетради.
— Что-то ваши глаза, Хонно, подозрительно блестят. Это отвратительно, знаете ли.
Хонно рассмеялась.
— А вы что, завидуете? Вам не все равно? И кто вам дал право так со мной разговаривать!
— Я? Завидую? Кому, этому проигравшемуся неудачнику?
— Он больше не играет в азартные игры, — твердо ответила Хонно.
Большой Эзу сощурил глаза.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Гиин сам мне сказал. Он признался...
— И вы, наивное создание, поверили ему? — простонал Большой Эзу, схватившись в отчаянии за голову.
— Разумеется, поверила. А почему...
— Дура!
— Да как вы сме...
— Дура вы, госпожа Кансей, вот вы кто.
Смущенная и сердитая, Хонно попросила:
— Вас не затруднит объяснить мне, что вы имеете в виду?
— Все очень просто. Он вас одурачил.
— Вы ошибаетесь, — возразила Хонно. — Я давно знаю Гиина.
— А я знаю игроков, — отпарировал Большой Эзу. — Они не меняются, понимаете? Никогда. Они только уверяют вас, что они изменились и бросили играть. Да... Боюсь, госпожа Кансей, вы не очень большой знаток человеческой натуры, и вам придется многому научиться.
— Если вы не будете переходить на личности, то хорошо поступите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151