А главное – посреди кабинета стоял огромный штабной стол, буквально пожиравший пространство.
– Добро пожаловать в «Разведку и рекогносцировку», – приветствовал Хедли, протягивая руку.
Ньянгу удивился неформальности обращения и поднял бровь, но на рукопожатие ответил.
– Поскольку мы абсолютно все делаем по-своему, то и методы долбаного обучения у нас свои собственные, – продолжал Хедли. – Две недели назад четверо горящих энтузиазмом туземцев как раз приступили к занятиям. Думаю, ты сможешь к ним присоединиться. – Он обратился к солидному, с проседью, старшему твегу, стоявшему позади Ньянгу: – Реб, не мог бы ты связаться с Моникой и попросить ее пожаловать к нам сюда, если она окажется в досягаемости.
– Хорошо, босс.
Ньянгу снова приподнял бровь. Хедли это заметил.
– Пожалуй, несколько советов тебе не повредят, – сказал он. – У нас есть несколько простых правил. Первое, все мы тут долбаные добровольцы. Будешь бить баклуши – тут же вернешься в стадо баранов. Второе: не задирай свой долбаный нос. Мы такие же крекеры, только работаем маленькими группами. Просто то, что мы делаем, мы делаем быстрее, лучше и круче, чем кто бы то ни было. Так что не надо объяснять всем встречным и поперечным, какой ты суперагент. И не стоит, покидая расположение роты, наезжать на гражданских лиц или на стадо баранов. За драку тоже можно вылететь из части. Особенно, если побьют тебя. Мы делаем грязную работу, но в свободное от нее время мы самые большие чистюли – мы бреемся, мы моемся, мы чистим ботинки и гладим форму. Свиньей может быть каждый кретин. Мы не кретины. Третье: мы все делаем по-своему, но это никого не касается. Я заметил, ты немного удивился, когда я назвал старшего твега Гонсалеса по имени, а он меня – боссом. Но в присутствии посторонних я бы употребил его фамилию и звание, а он бы сказал мне «Сэр». Ты можешь обращаться к каждому, как тебе угодно… Лучше сказать, как им угодно. Так уж сложилось, что у старшего твега Гонсалеса, например, за плечами семь локальных конфликтов и две полноценные войны. Поэтому если ты скажешь ему «Реб», когда он вернется, то он, видимо, сделает из тебя клейстер для обоев. Обращаться к нему по имени ты будешь, когда пройдешь обучение и будешь зачислен. А еще лучше – после того, как получишь пару ранений. Повторяю еще раз: наши внутренние дела – это наши внутренние дела. Помни об этом и будешь достойным членом РР.
Тебя рекомендовал Петр Кипчак. Кстати, я только что повысил его в звании. У нас в РР хороший солдат остается рядовым, только если сам этого захочет, а Реб говорит, что Петр хороший солдат. Поэтому, собственно, тебя и спросили, не хочешь ли ты служить в разведке. Так что держись молодцом, не заставляй Петра краснеть. Да и меня тоже.
– Да, сэр, – ответил Иоситаро. Наградой ему была теплая улыбка Хедли.
Скрипнула дверь, и вошел старший твег Гонсалес. Его сопровождала очень красивая женщина, каких Ньянгу еще не доводилось встречать. Это была прекрасно сложенная блондинка с коротко стриженными светлыми волосами. Ее лицо… Ньянгу вспомнилась песенка, от которой его всегда тошнило. Там была глупейшая строчка: «… пчела поцеловала ее в губы». Ньянгу до сих пор не знал, что такое пчела, но песенные губы представлял себе именно такими.
– Звали, босс? – спросила женщина.
– Звал, – ответил Хедли. – Видишь этот кусок мяса? Он твой. Ньянгу Иоситаро, это дек Моника Лир. Она совмещает командование группой «Гамма» с ответственностью за обучение рекрутов. У тебя будет возможность заметить, что многие из нас сидят как минимум в двух креслах. Я, например, командир всей роты, а заодно – командир второго отряда. Реб тоже не только начальник штаба. По штатному расписанию у нас должно быть четыре старших офицера, а у нас два – я и аспирант Боксхолл. Если попадешь к нам, тоже будешь носить две кепки. Ладно, довольно. Моника, убери с глаз моих долой этого паршивого штатского хлюпика. Сделай из него что-нибудь приличное, – распорядился Хедли.
– О'кей, босс, – ответила Моника. – Ты, – она ткнула пальцем в Ньянгу, – пошли!
Ньянгу отдал честь. Хедли сполз со стола, откозырял и дружелюбно улыбнулся:
– Надеюсь, ты получишь от обучения большое удовольствие.
Гарвин очнулся с головной болью.
– Такие дела, – сказал Дилл.
– Какие дела?
– Ты видел по холо, как новобранцы только и делают, что маршируют туда-сюда по плацу, а твеги на них орут?
– Конечно, – ответил Янсма. – Можно встать?
– Валяй.
Гарвин высвободился из облегающего кресла и потер локоть в том месте, куда Дилл три часа назад сделал ему укол.
– Так вот, что касается всего этого топтания по плацу, – сказал Дилл. – Отряд… равняйсь!
Гарвин непроизвольно вытянулся в струнку и застыл как каменный, руки по швам слегка изогнуты в кистях, пятки вместе – носки врозь. Его голова вывернулась так, что ее верхней частью стал подбородок.
– Кру-у-гом!
Гарвин чеканно переставил ноги и резко развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Я могу заставить тебя маршировать вперед, назад, налево, направо, вверх и вниз, – сказал дек. – Выполнять перепостроение на марше, равнение на фланги и всю остальную срань. И все это ты будешь проделывать так, как будто ты десять лет только этим и занимался – без шума, без пыли. Одно гипнокондиционирование, три часа в кресле, и все как надо. Никаких мозолей, ни одной капли пота.
От ужаса у Гарвина зашевелилась кожа на голове.
– Так что?.. Это кондиционирование может заставить меня делать все что угодно?
– Ага, – подтвердил Дилл. – А потому инъекцию может сделать только офицер, причем в присутствии группы квалифицированных медиков. – Он засмеялся. – Видишь, как армия заботится о твоих гражданских правах? – Увидев лицо Гарвина, он оборвал смех. – Извини. Наверно, после первого раза это не очень смешно. Это простейший тип кондиционирования, на один укол. Он эффективен только потому, что не вызывает у тебя внутреннего конфликта. Если б я захотел заставить тебя, скажем, пойти и убить твою собственную мать, на это потребовалось бы гораздо больше времени. Может быть, год. Поэтому кондиционирование эффективно далеко не всегда.
– А что это такое – кондиционирование?
– Похоже, ты вырос на вполне пристойной планете, – ответил Дилл. – По всей Конфедерации его используют как крайнюю меру наказания. Три сеанса, и у тебя в голове начинает звучать тихий голосок, который постоянно талдычит, что ты должен и чего не должен делать. Мерзопакость.
– Там, откуда я ушел в армию, – сказал Гарвин, – ничего подобного не было. Там за любое серьезное преступление полагался расстрел на месте.
– Да, гуманизма везде хватает, – согласился Дилл. – Хватит болтать. Пора заняться делом. Как истинным защитникам Конфедерации нам предписано подстричь лужайку перед резиденцией коуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Добро пожаловать в «Разведку и рекогносцировку», – приветствовал Хедли, протягивая руку.
Ньянгу удивился неформальности обращения и поднял бровь, но на рукопожатие ответил.
– Поскольку мы абсолютно все делаем по-своему, то и методы долбаного обучения у нас свои собственные, – продолжал Хедли. – Две недели назад четверо горящих энтузиазмом туземцев как раз приступили к занятиям. Думаю, ты сможешь к ним присоединиться. – Он обратился к солидному, с проседью, старшему твегу, стоявшему позади Ньянгу: – Реб, не мог бы ты связаться с Моникой и попросить ее пожаловать к нам сюда, если она окажется в досягаемости.
– Хорошо, босс.
Ньянгу снова приподнял бровь. Хедли это заметил.
– Пожалуй, несколько советов тебе не повредят, – сказал он. – У нас есть несколько простых правил. Первое, все мы тут долбаные добровольцы. Будешь бить баклуши – тут же вернешься в стадо баранов. Второе: не задирай свой долбаный нос. Мы такие же крекеры, только работаем маленькими группами. Просто то, что мы делаем, мы делаем быстрее, лучше и круче, чем кто бы то ни было. Так что не надо объяснять всем встречным и поперечным, какой ты суперагент. И не стоит, покидая расположение роты, наезжать на гражданских лиц или на стадо баранов. За драку тоже можно вылететь из части. Особенно, если побьют тебя. Мы делаем грязную работу, но в свободное от нее время мы самые большие чистюли – мы бреемся, мы моемся, мы чистим ботинки и гладим форму. Свиньей может быть каждый кретин. Мы не кретины. Третье: мы все делаем по-своему, но это никого не касается. Я заметил, ты немного удивился, когда я назвал старшего твега Гонсалеса по имени, а он меня – боссом. Но в присутствии посторонних я бы употребил его фамилию и звание, а он бы сказал мне «Сэр». Ты можешь обращаться к каждому, как тебе угодно… Лучше сказать, как им угодно. Так уж сложилось, что у старшего твега Гонсалеса, например, за плечами семь локальных конфликтов и две полноценные войны. Поэтому если ты скажешь ему «Реб», когда он вернется, то он, видимо, сделает из тебя клейстер для обоев. Обращаться к нему по имени ты будешь, когда пройдешь обучение и будешь зачислен. А еще лучше – после того, как получишь пару ранений. Повторяю еще раз: наши внутренние дела – это наши внутренние дела. Помни об этом и будешь достойным членом РР.
Тебя рекомендовал Петр Кипчак. Кстати, я только что повысил его в звании. У нас в РР хороший солдат остается рядовым, только если сам этого захочет, а Реб говорит, что Петр хороший солдат. Поэтому, собственно, тебя и спросили, не хочешь ли ты служить в разведке. Так что держись молодцом, не заставляй Петра краснеть. Да и меня тоже.
– Да, сэр, – ответил Иоситаро. Наградой ему была теплая улыбка Хедли.
Скрипнула дверь, и вошел старший твег Гонсалес. Его сопровождала очень красивая женщина, каких Ньянгу еще не доводилось встречать. Это была прекрасно сложенная блондинка с коротко стриженными светлыми волосами. Ее лицо… Ньянгу вспомнилась песенка, от которой его всегда тошнило. Там была глупейшая строчка: «… пчела поцеловала ее в губы». Ньянгу до сих пор не знал, что такое пчела, но песенные губы представлял себе именно такими.
– Звали, босс? – спросила женщина.
– Звал, – ответил Хедли. – Видишь этот кусок мяса? Он твой. Ньянгу Иоситаро, это дек Моника Лир. Она совмещает командование группой «Гамма» с ответственностью за обучение рекрутов. У тебя будет возможность заметить, что многие из нас сидят как минимум в двух креслах. Я, например, командир всей роты, а заодно – командир второго отряда. Реб тоже не только начальник штаба. По штатному расписанию у нас должно быть четыре старших офицера, а у нас два – я и аспирант Боксхолл. Если попадешь к нам, тоже будешь носить две кепки. Ладно, довольно. Моника, убери с глаз моих долой этого паршивого штатского хлюпика. Сделай из него что-нибудь приличное, – распорядился Хедли.
– О'кей, босс, – ответила Моника. – Ты, – она ткнула пальцем в Ньянгу, – пошли!
Ньянгу отдал честь. Хедли сполз со стола, откозырял и дружелюбно улыбнулся:
– Надеюсь, ты получишь от обучения большое удовольствие.
Гарвин очнулся с головной болью.
– Такие дела, – сказал Дилл.
– Какие дела?
– Ты видел по холо, как новобранцы только и делают, что маршируют туда-сюда по плацу, а твеги на них орут?
– Конечно, – ответил Янсма. – Можно встать?
– Валяй.
Гарвин высвободился из облегающего кресла и потер локоть в том месте, куда Дилл три часа назад сделал ему укол.
– Так вот, что касается всего этого топтания по плацу, – сказал Дилл. – Отряд… равняйсь!
Гарвин непроизвольно вытянулся в струнку и застыл как каменный, руки по швам слегка изогнуты в кистях, пятки вместе – носки врозь. Его голова вывернулась так, что ее верхней частью стал подбородок.
– Кру-у-гом!
Гарвин чеканно переставил ноги и резко развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Я могу заставить тебя маршировать вперед, назад, налево, направо, вверх и вниз, – сказал дек. – Выполнять перепостроение на марше, равнение на фланги и всю остальную срань. И все это ты будешь проделывать так, как будто ты десять лет только этим и занимался – без шума, без пыли. Одно гипнокондиционирование, три часа в кресле, и все как надо. Никаких мозолей, ни одной капли пота.
От ужаса у Гарвина зашевелилась кожа на голове.
– Так что?.. Это кондиционирование может заставить меня делать все что угодно?
– Ага, – подтвердил Дилл. – А потому инъекцию может сделать только офицер, причем в присутствии группы квалифицированных медиков. – Он засмеялся. – Видишь, как армия заботится о твоих гражданских правах? – Увидев лицо Гарвина, он оборвал смех. – Извини. Наверно, после первого раза это не очень смешно. Это простейший тип кондиционирования, на один укол. Он эффективен только потому, что не вызывает у тебя внутреннего конфликта. Если б я захотел заставить тебя, скажем, пойти и убить твою собственную мать, на это потребовалось бы гораздо больше времени. Может быть, год. Поэтому кондиционирование эффективно далеко не всегда.
– А что это такое – кондиционирование?
– Похоже, ты вырос на вполне пристойной планете, – ответил Дилл. – По всей Конфедерации его используют как крайнюю меру наказания. Три сеанса, и у тебя в голове начинает звучать тихий голосок, который постоянно талдычит, что ты должен и чего не должен делать. Мерзопакость.
– Там, откуда я ушел в армию, – сказал Гарвин, – ничего подобного не было. Там за любое серьезное преступление полагался расстрел на месте.
– Да, гуманизма везде хватает, – согласился Дилл. – Хватит болтать. Пора заняться делом. Как истинным защитникам Конфедерации нам предписано подстричь лужайку перед резиденцией коуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97