Но главное – нехватка рабочих. Маленькая деталь: уже сейчас, если б мы оставили в трамваях, троллейбусах, автобусах кондукторов, мы бы попросту обанкротились, – нет людей.
Тверитинов взял шляпу свою и, помолчав, иначе смял ее верх, так, что случайная складка на нем стала вроде бы необходимой, изящной. Он выждал, пока я запишу цифры.
Второй аспект. Мы строим от 50 до 72 месяцев то, что в Америке строят за 6 – 12 месяцев. Разрыв в шесть раз. Мы на одну и ту же постройку тратим на четверть больше цемента, в полтора раза больше лесоматериалов, в три раза больше стекла, в восемь раз больше кирпича. Иными словами, лишь каждый восьмой кирпич ложится туда, куда следует. Семь идут в прах.
Мы говорим, надо догонять Америку. Надо. Но мы ее не скоро догоним, если будем гнаться за ней по прямой: по темпам, по количеству – не догоним. Выход один: придумать какое-то иное качество. У них ставка – отдельный дом каждой более или менее зажиточной семье, дезурбанизация. У нас может быть иной путь: расширенное социальное обслуживание. И тут система наша имеет потенции, несравнимые с капитализмом.
Сейчас лозунги о всяких других «обгонах» – просто плакаты. А плакатов и без того было достаточно. Выход – качественно иной уровень общественного обслуживания. В этом смысле ДНБ, который спроектировал Тверитинов, – всего лишь один из экспериментов, которые надо осуществить, чтоб найти варианты лучшие.
Коротко говоря, суть этого эксперимента вот в чем.
Из всех квартир он, Тверитинов, выкинул кухни. Оставил лишь в прихожей ниши, в которых – двухконфорочная электроплита, благо электричество в городе дешевое.
Но и это – скорей забава, чем необходимость. На каждом этаже – собственная, уютная общая столовая, кухня.
Повар ее – одновременно и официант, и посудомойщик.
Зато и ставка у него – не общепитовская, обычная, а тройная. Потому и станет держаться он за свое место и уж расстарается приготовить повкусней, по заказу, кто что захочет. Для этого, кстати, и стоимость трехразового дневного питания предусмотрена на шестнадцать копеек выше средних по Союзу норм – в общем котле немало…
Теперь Тверитинов расправил все складки шляпы, и она похожа стала на поварской колпак. Явно, не умели руки архитектора бездельничать.
На каждом этаже – еще и бытовки: в них – для общего пользования – пылесосы и утюги, сервизы, – могут понадобиться, когда захочешь принять гостей в своей квартире, и прочие всякие причиндалы, в которых нет ежедневной нужды. За мизерную плату их можно брать напрокат.
Холлы с телевизорами, магнитофонами, приемниками, где – что. В торцах зданий, на три четверти застекленных, и размещены эти холлы.
На верхних этажах – библиотеки, парикмахерские, поликлиника, комнаты детских игр. На крышах – солярии. Вовсе нет пустого, не осмысленного архитектором пространства. И оттого дом кажется целым городом.
В центральном плоском здании под крышей – да, встроенный в это самое самолетное крыло – зрительный зал: можно крутить кино и давать концерты. Внизу – спортивный комплекс, бассейн, ресторан и кафе, ночной бар. В другом торце – прачечная, химчистка, ателье мод, ремонтная мастерская.
Первые этажи жилых зданий – тоже общего пользования: кладовки, раздевалки. Все устроено так, чтоб вещи, не нужные каждодневно, из квартиры можно было убрать. Квартира – для людей, а не для вещей.
И вот, всего лишь потому, что выброшены кухни, нормы всяких социальных благ на каждого человека – в три раза больше, чем в обычных кварталах. Хотя жилья-то столько же, сколько везде, – девять метров на брата.
Причем стоимость квадратного метра застройки – равная. Может быть, это и есть самое удивительное.
Да-да! Каждая копейка тут высчитана. И высчитано, сколько свободного времени высвободится у жильцов – почти полтора часа в сутки, и на сколько дней в году они будут меньше болеть, потому что у каждого будет свой, «домашний» врач, и как, в результате, повысится производительность труда…
Судя по всему у проекта Тверитинова была крепкая подкладка социологическая, и экономическая, и футурологическая. Да о том и толковал мне сам Тверитинов:
– В наш век, сумбурный только по видимости, архитектор – еще и математик, и экономист, и инженер, и социолог, и, если хотите, философ, и уж конечно организатор пространства, не только материального, но и духовного…
– Это что же, вроде тех домов-коммун, которые пытались строить в конце двадцатых годов – начале тридцатых? – спросил я.
Тверитинов поморщился едва заметно. Видно, не я первый проводил параллель такую. Заговорил не без раздражения:
– Да нет же! Те дома от бедности нашей были.
У кого-то не было хлеба, а у кого-то был, вот и объединялись люди, чтоб вместе пробедовать. Отсюда и планировка соответствующая, и всякие перегибы – подъем, гимнастика, ужин, сон – по звонку: зарегулированная насильственно жизнь. Тут же всё только на добровольных началах: хочешь живи в этом доме, а не хочешь – не живи, хочешь – иди в столовую или ресторан, кафе или дома сиди. Хочешь – в городской театр, а хочешь – в телевизионный холл… Если и коммуна, то не от бедности: от достатка, по крайней мере. Никакого нравственного насилия, а помощь. Помощь в организации быта, досуга, которой можно и не пользоваться. Иная структура быта. Ведь тут такое дело еще – существуют подсчеты: если б мы строили соцкультбыта столько, сколько требуют наши темпы, уже сейчас требуют, то все равно удовлетворили бы лишь около шестидесяти процентов населения. А перейти на стопроцентное обслуживание – значит, всего-навсего шестьдесят – вдумайтесь: шестьдесят! – процентов общественного труда перенести в эту сферу обслуживания… И поэтому тоже – нужны качественно новые структуры быта, формы…
Я едва успевал записывать все это. Тверитинов, человек вежливый, делал паузы, ждал, поглядывая искоса на меня, вроде и не без жалости. Глаза у него были усталые. И я, чтоб расшевелить его, спросил с вызовом:
– Может, все-таки прав Токарев: не рановато ли строить такой дом? По соседству магазины запихнули в обыкновенные жилые квартиры, я видел. Только перегородки сломали. А тут… Ведь ресторан-то весь город сойдется с боем брать, приступом!
– Не сойдется, – жестко сказал Александр Григорьевич, – если построить еще два ресторана, фундаменты которых заложены. Я, может, для того и спешу с экспериментом своим, чтоб Токарева подтолкнуть и с другими общественными зданиями в городе. ДНБ, в расчетах моих, был вроде как гром, после которого мужик креститься начнет. Токарев, конечно, понимает это. Потому и тянул-тянул с отделочными работами. И вот – не перекрестился: ударил!.. Все как следует быть, – опять повторил он присловье свое, грустно-ироническое.
– Но все равно, даже в Москве, – настаивал я, – нет ничего похожего, а вы замахнулись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Тверитинов взял шляпу свою и, помолчав, иначе смял ее верх, так, что случайная складка на нем стала вроде бы необходимой, изящной. Он выждал, пока я запишу цифры.
Второй аспект. Мы строим от 50 до 72 месяцев то, что в Америке строят за 6 – 12 месяцев. Разрыв в шесть раз. Мы на одну и ту же постройку тратим на четверть больше цемента, в полтора раза больше лесоматериалов, в три раза больше стекла, в восемь раз больше кирпича. Иными словами, лишь каждый восьмой кирпич ложится туда, куда следует. Семь идут в прах.
Мы говорим, надо догонять Америку. Надо. Но мы ее не скоро догоним, если будем гнаться за ней по прямой: по темпам, по количеству – не догоним. Выход один: придумать какое-то иное качество. У них ставка – отдельный дом каждой более или менее зажиточной семье, дезурбанизация. У нас может быть иной путь: расширенное социальное обслуживание. И тут система наша имеет потенции, несравнимые с капитализмом.
Сейчас лозунги о всяких других «обгонах» – просто плакаты. А плакатов и без того было достаточно. Выход – качественно иной уровень общественного обслуживания. В этом смысле ДНБ, который спроектировал Тверитинов, – всего лишь один из экспериментов, которые надо осуществить, чтоб найти варианты лучшие.
Коротко говоря, суть этого эксперимента вот в чем.
Из всех квартир он, Тверитинов, выкинул кухни. Оставил лишь в прихожей ниши, в которых – двухконфорочная электроплита, благо электричество в городе дешевое.
Но и это – скорей забава, чем необходимость. На каждом этаже – собственная, уютная общая столовая, кухня.
Повар ее – одновременно и официант, и посудомойщик.
Зато и ставка у него – не общепитовская, обычная, а тройная. Потому и станет держаться он за свое место и уж расстарается приготовить повкусней, по заказу, кто что захочет. Для этого, кстати, и стоимость трехразового дневного питания предусмотрена на шестнадцать копеек выше средних по Союзу норм – в общем котле немало…
Теперь Тверитинов расправил все складки шляпы, и она похожа стала на поварской колпак. Явно, не умели руки архитектора бездельничать.
На каждом этаже – еще и бытовки: в них – для общего пользования – пылесосы и утюги, сервизы, – могут понадобиться, когда захочешь принять гостей в своей квартире, и прочие всякие причиндалы, в которых нет ежедневной нужды. За мизерную плату их можно брать напрокат.
Холлы с телевизорами, магнитофонами, приемниками, где – что. В торцах зданий, на три четверти застекленных, и размещены эти холлы.
На верхних этажах – библиотеки, парикмахерские, поликлиника, комнаты детских игр. На крышах – солярии. Вовсе нет пустого, не осмысленного архитектором пространства. И оттого дом кажется целым городом.
В центральном плоском здании под крышей – да, встроенный в это самое самолетное крыло – зрительный зал: можно крутить кино и давать концерты. Внизу – спортивный комплекс, бассейн, ресторан и кафе, ночной бар. В другом торце – прачечная, химчистка, ателье мод, ремонтная мастерская.
Первые этажи жилых зданий – тоже общего пользования: кладовки, раздевалки. Все устроено так, чтоб вещи, не нужные каждодневно, из квартиры можно было убрать. Квартира – для людей, а не для вещей.
И вот, всего лишь потому, что выброшены кухни, нормы всяких социальных благ на каждого человека – в три раза больше, чем в обычных кварталах. Хотя жилья-то столько же, сколько везде, – девять метров на брата.
Причем стоимость квадратного метра застройки – равная. Может быть, это и есть самое удивительное.
Да-да! Каждая копейка тут высчитана. И высчитано, сколько свободного времени высвободится у жильцов – почти полтора часа в сутки, и на сколько дней в году они будут меньше болеть, потому что у каждого будет свой, «домашний» врач, и как, в результате, повысится производительность труда…
Судя по всему у проекта Тверитинова была крепкая подкладка социологическая, и экономическая, и футурологическая. Да о том и толковал мне сам Тверитинов:
– В наш век, сумбурный только по видимости, архитектор – еще и математик, и экономист, и инженер, и социолог, и, если хотите, философ, и уж конечно организатор пространства, не только материального, но и духовного…
– Это что же, вроде тех домов-коммун, которые пытались строить в конце двадцатых годов – начале тридцатых? – спросил я.
Тверитинов поморщился едва заметно. Видно, не я первый проводил параллель такую. Заговорил не без раздражения:
– Да нет же! Те дома от бедности нашей были.
У кого-то не было хлеба, а у кого-то был, вот и объединялись люди, чтоб вместе пробедовать. Отсюда и планировка соответствующая, и всякие перегибы – подъем, гимнастика, ужин, сон – по звонку: зарегулированная насильственно жизнь. Тут же всё только на добровольных началах: хочешь живи в этом доме, а не хочешь – не живи, хочешь – иди в столовую или ресторан, кафе или дома сиди. Хочешь – в городской театр, а хочешь – в телевизионный холл… Если и коммуна, то не от бедности: от достатка, по крайней мере. Никакого нравственного насилия, а помощь. Помощь в организации быта, досуга, которой можно и не пользоваться. Иная структура быта. Ведь тут такое дело еще – существуют подсчеты: если б мы строили соцкультбыта столько, сколько требуют наши темпы, уже сейчас требуют, то все равно удовлетворили бы лишь около шестидесяти процентов населения. А перейти на стопроцентное обслуживание – значит, всего-навсего шестьдесят – вдумайтесь: шестьдесят! – процентов общественного труда перенести в эту сферу обслуживания… И поэтому тоже – нужны качественно новые структуры быта, формы…
Я едва успевал записывать все это. Тверитинов, человек вежливый, делал паузы, ждал, поглядывая искоса на меня, вроде и не без жалости. Глаза у него были усталые. И я, чтоб расшевелить его, спросил с вызовом:
– Может, все-таки прав Токарев: не рановато ли строить такой дом? По соседству магазины запихнули в обыкновенные жилые квартиры, я видел. Только перегородки сломали. А тут… Ведь ресторан-то весь город сойдется с боем брать, приступом!
– Не сойдется, – жестко сказал Александр Григорьевич, – если построить еще два ресторана, фундаменты которых заложены. Я, может, для того и спешу с экспериментом своим, чтоб Токарева подтолкнуть и с другими общественными зданиями в городе. ДНБ, в расчетах моих, был вроде как гром, после которого мужик креститься начнет. Токарев, конечно, понимает это. Потому и тянул-тянул с отделочными работами. И вот – не перекрестился: ударил!.. Все как следует быть, – опять повторил он присловье свое, грустно-ироническое.
– Но все равно, даже в Москве, – настаивал я, – нет ничего похожего, а вы замахнулись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138