В понедельник утром он, генеральный директор, должен разговаривать с государственным секретарем, который на политическом уровне отвечал за работу западногерманской разведывательной службы. Это будет очень трудный разговор, и он, генеральный директор, был не в восторге. Отнюдь не в восторге.
Доктор Геррманн открыл толстую папку. В ней были расшифровки радиосообщений, перехваченных по другую сторону границы со среды до пятницы. Он обратил внимание на необычно большое число радиоперехватов. Похоже, в районе Иены у Народной полиции было много хлопот. Потом Геррманну бросилась в глаза фраза, оброненная в переговорах между патрульной машиной Народной полиции и иенским городским управлением; «Крупный мужчина, седой, с рейнландским акцентом…» Доктор Геррманн задумался. Это что-то ему напомнило.
Вошел помощник и положил на стол боссу еще одну бумагу. Уж если герр доктор решил работать в субботу утром, то пусть просмотрит и свежие сообщения. Бумага поступила из службы контрразведки. В ней сообщалось, что в аэропорту Ганновера наблюдательный оперативник контрразведки обратил внимание на мужчину, прибывшего из Лондона под фамилией Майтланд. Проявив должную бдительность, оперативник сверился со своими данными и передал информацию в кёльнскую штаб-квартиру. Из Кёльна сведения поступили в Пуллах. Мужчина, назвавшийся Майтландом, на самом деле оказался мистером Самьюэлом Маккриди.
Доктор Геррманн был озадачен. Нехорошо, когда один из ведущих сотрудников спецслужбы союзной державы тайно проникает в страну. Это оскорбительно для ФРГ и необычно. Если только… Доктор Геррманн еще раз просмотрел радиоперехваты из Иены и сообщение из Ганновера. Какое мне дело, подумал он. Но другая часть его разума возразила: это именно твое дело, черт тебя возьми. Доктор Геррманн поднял телефонную трубку и отдал несколько распоряжений.
* * *
Кукурузное поле кончилось. Маккриди осмотрелся и по невысокой траве прошел последние метры до сарая. Он распахнул скрипнувшую ржавыми петлями дверь и вошел в сарай. Из десятков щелей в деревянных стенах струились полосы света, в которых плясали мириады пылинок. В полумраке Маккриди разглядел сваленные в беспорядке старые телеги и бочки, конскую упряжь и ржавые корыта. Он поднял голову. Вертикально поставленная лестница вела на сеновал. Маккриди поднялся по лестнице и тихо позвал:
– Бруно!
Ответа не последовало. Маккриди осторожно прошел между тюками сена, выискивая любые свежие следы. В самом конце сеновала в щели между двумя тюками он заметил лоскут плащевой ткани. Маккриди осторожно отодвинул один из тюков.
В своем убежище на боку лежал Бруно Моренц. Его глаза были открыты, но он не сделал ни единого движения, лишь мигнул, когда свет упал ему на лицо.
– Бруно, это я – Сэм. Твой друг. Посмотри на меня, Бруно. Моренц перевел взгляд на Маккриди. На его посеревшем лице отросла длинная щетина. Он ничего не ел уже три дня и пил только тухлую воду из бочки. Он пытался сосредоточить свой взгляд на лице Маккриди.
– Сэм?
– Да, это я. Сэм Маккриди.
– Не говори, что я здесь, Сэм. Если ты никому не скажешь, меня не найдут.
– Я не скажу, Бруно. Ни за что.
Через щель в деревянной стене было видно, как по кукурузному полю стена людей в зеленой форме движется к Обер-Грюнштедту.
– Попробуй привстать, Бруно.
Маккриди помог Моренцу сесть и прислонил его спиной к тюкам сена.
– Нам нужно торопиться, Бруно. Я хочу попытаться увести тебя отсюда.
Моренц печально покачал головой.
– Оставайся здесь, Сэм. Здесь хорошо. Здесь нас никто не найдет.
Да, подумал Маккриди, пьяный фермер не нашел бы. Но пятьсот солдат обязательно отыщут. Он попытался поставить Моренца на ноги, но стоило Маккриди отпустить его, как тот снова лег на бок, поджав колени к подбородку. Скрестив руки на груди, Бруно левой рукой прижимал к телу пакет, Маккриди сдался, он понял, что ему никак не удастся дотащить Моренца до Элльриха, до границы, пронести под проволокой, через минное поле. Все было кончено.
В щель было видно, как солдаты в зеленой форме волнами растекаются по домам и сараям Обер-Грюнштедта, от которого их отделяло лишь кукурузное поле с ярко блестевшими на солнце початками. После Обер-Грюнштедта солдаты пойдут в Марионхайн.
– Я видел фрейлейн Нойманн. Ты помнишь фрейлейн Нойманн? Хорошая женщина.
– Да, хорошая. Наверное, она догадывается, что я здесь. Но она никому не скажет.
– Не скажет, Бруно, ни за что не скажет. Она говорила, что ты должен отдать ей домашнюю работу. Ей нужно ее проверить.
Моренц расстегнул плащ и протянул Маккриди толстую красную книгу с золотым серпом и молотом на переплете, Моренц был без галстука, в расстегнутой рубашке. На шее у него на шнурке висел ключ. Маккриди взял книгу.
– Мне хочется пить, Сэм.
Из заднего кармана Маккриди достал небольшую серебристую фляжку и протянул ее Моренцу. Бруно жадно глотал виски. Маккриди еще раз бросил взгляд в щель. Покончив с Обер-Грюнштедтом, солдаты – кто по дороге, кто прямо через поле – продвигались к сараю.
– Я остаюсь, Сэм, – сказал Моренц.
– Да, – подтвердил Маккриди, – ты останешься. Прощай, дружище. Спи спокойно. Никто тебе ничего не сделает.
– Никто ничего не сделает, – пробормотал Моренц и заснул.
Маккриди уже поднимался, когда заметил на груди Моренца ключ. Он снял его вместе со шнурком, сунул книгу в джутовый мешок, спустился по лестнице и исчез в высокой кукурузе. Через две минуты, в полдень, кольцо вокруг сарая замкнулось.
Через двенадцать часов Маккриди добрался до гигантской сосны на границе недалеко от Элльриха. Он снова набросил камуфляжную накидку и, укрывшись под деревьями, ждал до половины четвертого утра. Тогда он трижды мигнул фонариком, направив его на белую скалу, прополз под режущей проволокой, через минное поле и вспаханную нейтральную полосу. Зигфрид ждал его у ограждения.
По дороге в Гослар Маккриди вынул из кармана ключик, который он снял с Моренца. На стали было выгравировано:
«Кёльнский аэропорт». Основательно позавтракав, Маккриди попрощался с Курцлингером и Зигфридом и поехал – но не к Ганноверу, а в юго-западном направлении.
В ту же субботу в час дня солдаты вызвали полковника Восса. Полковник прибыл в служебном лимузине вместе с какой-то женщиной в штатском. Они поднялись на сеновал и осмотрели тело. Потом был устроен тщательнейший обыск, сарай почти разобрали по бревнам, но так и не нашли ничего похожего на документы, не говоря уже о толстой книге. Впрочем, они и не догадывались, что им следует искать.
Один из солдат вырвал из руки мертвеца маленькую серебристую фляжку и передал ее полковнику Воссу. Тот понюхал и пробормотал: «Цианид». Потом фляжку взяла майор Ваневская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Доктор Геррманн открыл толстую папку. В ней были расшифровки радиосообщений, перехваченных по другую сторону границы со среды до пятницы. Он обратил внимание на необычно большое число радиоперехватов. Похоже, в районе Иены у Народной полиции было много хлопот. Потом Геррманну бросилась в глаза фраза, оброненная в переговорах между патрульной машиной Народной полиции и иенским городским управлением; «Крупный мужчина, седой, с рейнландским акцентом…» Доктор Геррманн задумался. Это что-то ему напомнило.
Вошел помощник и положил на стол боссу еще одну бумагу. Уж если герр доктор решил работать в субботу утром, то пусть просмотрит и свежие сообщения. Бумага поступила из службы контрразведки. В ней сообщалось, что в аэропорту Ганновера наблюдательный оперативник контрразведки обратил внимание на мужчину, прибывшего из Лондона под фамилией Майтланд. Проявив должную бдительность, оперативник сверился со своими данными и передал информацию в кёльнскую штаб-квартиру. Из Кёльна сведения поступили в Пуллах. Мужчина, назвавшийся Майтландом, на самом деле оказался мистером Самьюэлом Маккриди.
Доктор Геррманн был озадачен. Нехорошо, когда один из ведущих сотрудников спецслужбы союзной державы тайно проникает в страну. Это оскорбительно для ФРГ и необычно. Если только… Доктор Геррманн еще раз просмотрел радиоперехваты из Иены и сообщение из Ганновера. Какое мне дело, подумал он. Но другая часть его разума возразила: это именно твое дело, черт тебя возьми. Доктор Геррманн поднял телефонную трубку и отдал несколько распоряжений.
* * *
Кукурузное поле кончилось. Маккриди осмотрелся и по невысокой траве прошел последние метры до сарая. Он распахнул скрипнувшую ржавыми петлями дверь и вошел в сарай. Из десятков щелей в деревянных стенах струились полосы света, в которых плясали мириады пылинок. В полумраке Маккриди разглядел сваленные в беспорядке старые телеги и бочки, конскую упряжь и ржавые корыта. Он поднял голову. Вертикально поставленная лестница вела на сеновал. Маккриди поднялся по лестнице и тихо позвал:
– Бруно!
Ответа не последовало. Маккриди осторожно прошел между тюками сена, выискивая любые свежие следы. В самом конце сеновала в щели между двумя тюками он заметил лоскут плащевой ткани. Маккриди осторожно отодвинул один из тюков.
В своем убежище на боку лежал Бруно Моренц. Его глаза были открыты, но он не сделал ни единого движения, лишь мигнул, когда свет упал ему на лицо.
– Бруно, это я – Сэм. Твой друг. Посмотри на меня, Бруно. Моренц перевел взгляд на Маккриди. На его посеревшем лице отросла длинная щетина. Он ничего не ел уже три дня и пил только тухлую воду из бочки. Он пытался сосредоточить свой взгляд на лице Маккриди.
– Сэм?
– Да, это я. Сэм Маккриди.
– Не говори, что я здесь, Сэм. Если ты никому не скажешь, меня не найдут.
– Я не скажу, Бруно. Ни за что.
Через щель в деревянной стене было видно, как по кукурузному полю стена людей в зеленой форме движется к Обер-Грюнштедту.
– Попробуй привстать, Бруно.
Маккриди помог Моренцу сесть и прислонил его спиной к тюкам сена.
– Нам нужно торопиться, Бруно. Я хочу попытаться увести тебя отсюда.
Моренц печально покачал головой.
– Оставайся здесь, Сэм. Здесь хорошо. Здесь нас никто не найдет.
Да, подумал Маккриди, пьяный фермер не нашел бы. Но пятьсот солдат обязательно отыщут. Он попытался поставить Моренца на ноги, но стоило Маккриди отпустить его, как тот снова лег на бок, поджав колени к подбородку. Скрестив руки на груди, Бруно левой рукой прижимал к телу пакет, Маккриди сдался, он понял, что ему никак не удастся дотащить Моренца до Элльриха, до границы, пронести под проволокой, через минное поле. Все было кончено.
В щель было видно, как солдаты в зеленой форме волнами растекаются по домам и сараям Обер-Грюнштедта, от которого их отделяло лишь кукурузное поле с ярко блестевшими на солнце початками. После Обер-Грюнштедта солдаты пойдут в Марионхайн.
– Я видел фрейлейн Нойманн. Ты помнишь фрейлейн Нойманн? Хорошая женщина.
– Да, хорошая. Наверное, она догадывается, что я здесь. Но она никому не скажет.
– Не скажет, Бруно, ни за что не скажет. Она говорила, что ты должен отдать ей домашнюю работу. Ей нужно ее проверить.
Моренц расстегнул плащ и протянул Маккриди толстую красную книгу с золотым серпом и молотом на переплете, Моренц был без галстука, в расстегнутой рубашке. На шее у него на шнурке висел ключ. Маккриди взял книгу.
– Мне хочется пить, Сэм.
Из заднего кармана Маккриди достал небольшую серебристую фляжку и протянул ее Моренцу. Бруно жадно глотал виски. Маккриди еще раз бросил взгляд в щель. Покончив с Обер-Грюнштедтом, солдаты – кто по дороге, кто прямо через поле – продвигались к сараю.
– Я остаюсь, Сэм, – сказал Моренц.
– Да, – подтвердил Маккриди, – ты останешься. Прощай, дружище. Спи спокойно. Никто тебе ничего не сделает.
– Никто ничего не сделает, – пробормотал Моренц и заснул.
Маккриди уже поднимался, когда заметил на груди Моренца ключ. Он снял его вместе со шнурком, сунул книгу в джутовый мешок, спустился по лестнице и исчез в высокой кукурузе. Через две минуты, в полдень, кольцо вокруг сарая замкнулось.
Через двенадцать часов Маккриди добрался до гигантской сосны на границе недалеко от Элльриха. Он снова набросил камуфляжную накидку и, укрывшись под деревьями, ждал до половины четвертого утра. Тогда он трижды мигнул фонариком, направив его на белую скалу, прополз под режущей проволокой, через минное поле и вспаханную нейтральную полосу. Зигфрид ждал его у ограждения.
По дороге в Гослар Маккриди вынул из кармана ключик, который он снял с Моренца. На стали было выгравировано:
«Кёльнский аэропорт». Основательно позавтракав, Маккриди попрощался с Курцлингером и Зигфридом и поехал – но не к Ганноверу, а в юго-западном направлении.
В ту же субботу в час дня солдаты вызвали полковника Восса. Полковник прибыл в служебном лимузине вместе с какой-то женщиной в штатском. Они поднялись на сеновал и осмотрели тело. Потом был устроен тщательнейший обыск, сарай почти разобрали по бревнам, но так и не нашли ничего похожего на документы, не говоря уже о толстой книге. Впрочем, они и не догадывались, что им следует искать.
Один из солдат вырвал из руки мертвеца маленькую серебристую фляжку и передал ее полковнику Воссу. Тот понюхал и пробормотал: «Цианид». Потом фляжку взяла майор Ваневская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140