Если кражу обнаружат не раньше, чем через полчаса, то стоит, решил он. Маккриди взял велосипед, прошел с ним метров сто, потом устроился в седле и поехал к станции. Было без пяти шесть. Первый поезд на Эрфурт должен был отправиться через пятнадцать минут.
На платформе несколько десятков рабочих уже ждали поезда. Они ехали на работу в южные районы Тюрингии. Маккриди купил билет, а вскоре точно по расписанию старинный паровоз подвез состав. Привыкший к услугам «Бритиш рэйл» Маккриди был приятно удивлен пунктуальностью немецких железнодорожников. Он сдал велосипед в багажный вагон и сел на деревянную скамью. Поезд остановился в Зондерхаузене, Гройссене, Штрауссфурте и в б часов 41 минуту прибыл в Эрфурт. Маккриди взял велосипед и по улицам города покатил к восточным пригородам, где начиналась седьмая автомагистраль, ведущая к Веймару.
Чуть позже половины седьмого, когда Маккриди находился уже в нескольких километрах к востоку от города, его догнал трактор с низким прицепом. За рулем сидел старик-фермер. Он отвез сахарную свеклу в Эрфурт и теперь возвращался на ферму. Трактор замедлил ход и остановился.
– Залезай, – сказал старик, стараясь перекричать рев изношенного двигателя, который извергал клубы густого черного дыма.
Маккриди жестом поблагодарил, бросил велосипед на прицеп и вскарабкался сам. Шум двигателя мешал разговорам, что вполне устраивало Маккриди, который хорошо говорил по-немецки, но не владел необычным акцентом жителей Нижней Тюрингии. Впрочем, старый фермер тоже оказался неразговорчивым, он с довольным видом посасывал пустую трубку и молча вел свою машину. Километрах в пятнадцати от Веймара Маккриди увидел стену солдат.
Несколько десятков солдат стояли на шоссе, другие шли по полям вправо и влево он него, и над кукурузными стеблями возвышались лишь их шлемы. Вправо от шоссе уходила проселочная дорога. Маккриди бросил взгляд туда. Солдаты уже рассредотачивались вдоль дороги, они становились лицом к Веймару в десяти метрах один от другого. Трактор замедлил ход и остановился. Сержант крикнул старику, чтобы тот заглушил двигатель. Старик крикнул в ответ, что если он его заглушит, то завести его скорее всего уже не удастся. Твои парни меня подтолкнут? Сержант подумал, пожал плечами и протянул руку за документами старика. Он внимательно проверил их, вернул фермеру и подошел к Маккриди.
– Документы.
* * *
Маккриди спрыгнул, снял свой велосипед, поблагодарил старого фермера и покатил в город. Уже в пригородах ему пришлось прижиматься к обочине, чтобы не столкнуться с грузовиками, с которых спрыгивали солдаты в серо-зеленой форме Национальной Народной армии. Среди них часто мелькала более яркая форма Народной полиции. На перекрестках кучками собирались любопытные жители Веймара. Кто-то из них догадался, что это военные учения. Никто не стал возражать. На то и военные, чтобы у них были учения. Только учения обычно не проводились в центре города.
Маккриди хотел бы взглянуть на карту Веймара, но не мог позволить себе такую роскошь. Он не турист. Он запомнил путь по карте, которую взял взаймы в восточногерманском отделе в Лондоне и изучал во время полета до Ганновера. Маккриди въехал в город по Эрфуртерштрассе, которая привела его в старый центр города. Прямо перед Маккриди возвышалось здание национального театра. Здесь асфальт сменили булыжные мостовые. Маккриди свернул налево на Генрих-Гейне-штрассе и по ней добрался до Карл-Маркс-платц. Он слез с велосипеда и пошел, толкая его перед собой. Мимо проносились машины Народной полиции.
Оказавшись на Ратенауплатц, Маккриди на противоположной стороне площади отыскал начало Бреннерштрассе. Насколько он помнил, Бокштрассе должна быть справа. Так и оказалось. Дом номер четырнадцать был старым, облезлым зданием, которое – как и почти все в рае герра Хонеккера – давно требовало ремонта. Краска и штукатурка местами облупились, а восемь фамилий под кнопками звонков стерлись. Все же Маккриди разобрал под кнопкой квартиры номер три нужную ему фамилию: Нойманн. Через широкую парадную дверь он втащил велосипед в вымощенный каменными плитами вестибюль и поднялся по лестнице. На каждом этаже было по две квартиры, номер три была на втором. Маккриди снял фуражку, одернул куртку и позвонил, Было без десяти девять.
Довольно долго никто не отзывался. Лишь через две минуты Послышались шаркающие шаги, и дверь медленно отворилась. Фрейлейн Нойманн была очень стара. На вид этой седоволосой женщине в черном платье было под девяносто. Она передвигалась, опираясь на две палки. Хозяйка посмотрела на гостя и спросила:
– Да? Маккриди, как бы узнав хозяйку, широко улыбнулся.
– Да, это вы, фрейлейн. Вы здорово изменились. Но не больше меня. Вы меня не помните, конечно. Мартин Хан. Сорок лет назад я учился у вас в начальной школе.
Фрейлейн Нойманн спокойно смотрела на него яркими голубыми глазами сквозь очки в золотой оправе.
– Я случайно оказался в Веймаре. Приехал из Берлина, понимаете. Я там живу. И решил узнать, здесь ли вы еще. В телефонном справочнике нашел ваш адрес. Зашел просто на всякий случай. Можно войти?
Фрейлейн Нойманн сделала шаг в сторону, и Маккриди вошел в темную, очень старую прихожую, в которой пахло плесенью. Припадая на обе подагрические ноги, хозяйка провела Маккриди в гостиную, окна которой выходили на улицу. Он подождал, когда хозяйка усядется, потом сел сам.
– Итак, вы говорите, я вас учила в старой начальной школе на Генрих-Гейне-штрассе. Когда это было?
– Должно быть, в сорок третьем – сорок четвертом годах. Наш дом в Берлине разбомбили. Меня сюда эвакуировали вместе с другими. Наверное, летом сорок третьего. Я был в одном классе вместе с… ох, эти фамилии… да, помню Бруно Моренца. Он был моим приятелем.
Фрейлейн Нойманн бросила на него изучающий взгляд и поднялась. Маккриди тоже встал. Она заковыляла к окну, посмотрела вниз. Мимо прогромыхал грузовик, полный полицейских. Они сидели прямо, на поясе у каждого висела кобура с венгерским пистолетом АР9.
– Всегда люди в форме, – негромко, как бы про себя, проговорила фрейлейн Нойманн. – Сначала нацисты, теперь коммунисты. И все в форме, все с оружием. Сначала гестапо, теперь Штази, Бедная Германия, чем мы заслужили и тех, и других?
Она отвернулась от окна.
– Вы англичанин, не так ли? Садитесь, пожалуйста. Маккриди с удовольствием сел. Он понял, что, несмотря на возраст, фрейлейн Нойманн сохранила очень острый ум.
– Почему вы говорите такие глупости? – возмутился он. Показное возмущение не тронуло фрейлейн Нойманн.
– По трем причинам. Я помню каждого своего ученика времен войны и в первые послевоенные годы, и среди них не было Мартина Хана. Во-вторых, школа была не на-Генрих-Гейне-штрассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
На платформе несколько десятков рабочих уже ждали поезда. Они ехали на работу в южные районы Тюрингии. Маккриди купил билет, а вскоре точно по расписанию старинный паровоз подвез состав. Привыкший к услугам «Бритиш рэйл» Маккриди был приятно удивлен пунктуальностью немецких железнодорожников. Он сдал велосипед в багажный вагон и сел на деревянную скамью. Поезд остановился в Зондерхаузене, Гройссене, Штрауссфурте и в б часов 41 минуту прибыл в Эрфурт. Маккриди взял велосипед и по улицам города покатил к восточным пригородам, где начиналась седьмая автомагистраль, ведущая к Веймару.
Чуть позже половины седьмого, когда Маккриди находился уже в нескольких километрах к востоку от города, его догнал трактор с низким прицепом. За рулем сидел старик-фермер. Он отвез сахарную свеклу в Эрфурт и теперь возвращался на ферму. Трактор замедлил ход и остановился.
– Залезай, – сказал старик, стараясь перекричать рев изношенного двигателя, который извергал клубы густого черного дыма.
Маккриди жестом поблагодарил, бросил велосипед на прицеп и вскарабкался сам. Шум двигателя мешал разговорам, что вполне устраивало Маккриди, который хорошо говорил по-немецки, но не владел необычным акцентом жителей Нижней Тюрингии. Впрочем, старый фермер тоже оказался неразговорчивым, он с довольным видом посасывал пустую трубку и молча вел свою машину. Километрах в пятнадцати от Веймара Маккриди увидел стену солдат.
Несколько десятков солдат стояли на шоссе, другие шли по полям вправо и влево он него, и над кукурузными стеблями возвышались лишь их шлемы. Вправо от шоссе уходила проселочная дорога. Маккриди бросил взгляд туда. Солдаты уже рассредотачивались вдоль дороги, они становились лицом к Веймару в десяти метрах один от другого. Трактор замедлил ход и остановился. Сержант крикнул старику, чтобы тот заглушил двигатель. Старик крикнул в ответ, что если он его заглушит, то завести его скорее всего уже не удастся. Твои парни меня подтолкнут? Сержант подумал, пожал плечами и протянул руку за документами старика. Он внимательно проверил их, вернул фермеру и подошел к Маккриди.
– Документы.
* * *
Маккриди спрыгнул, снял свой велосипед, поблагодарил старого фермера и покатил в город. Уже в пригородах ему пришлось прижиматься к обочине, чтобы не столкнуться с грузовиками, с которых спрыгивали солдаты в серо-зеленой форме Национальной Народной армии. Среди них часто мелькала более яркая форма Народной полиции. На перекрестках кучками собирались любопытные жители Веймара. Кто-то из них догадался, что это военные учения. Никто не стал возражать. На то и военные, чтобы у них были учения. Только учения обычно не проводились в центре города.
Маккриди хотел бы взглянуть на карту Веймара, но не мог позволить себе такую роскошь. Он не турист. Он запомнил путь по карте, которую взял взаймы в восточногерманском отделе в Лондоне и изучал во время полета до Ганновера. Маккриди въехал в город по Эрфуртерштрассе, которая привела его в старый центр города. Прямо перед Маккриди возвышалось здание национального театра. Здесь асфальт сменили булыжные мостовые. Маккриди свернул налево на Генрих-Гейне-штрассе и по ней добрался до Карл-Маркс-платц. Он слез с велосипеда и пошел, толкая его перед собой. Мимо проносились машины Народной полиции.
Оказавшись на Ратенауплатц, Маккриди на противоположной стороне площади отыскал начало Бреннерштрассе. Насколько он помнил, Бокштрассе должна быть справа. Так и оказалось. Дом номер четырнадцать был старым, облезлым зданием, которое – как и почти все в рае герра Хонеккера – давно требовало ремонта. Краска и штукатурка местами облупились, а восемь фамилий под кнопками звонков стерлись. Все же Маккриди разобрал под кнопкой квартиры номер три нужную ему фамилию: Нойманн. Через широкую парадную дверь он втащил велосипед в вымощенный каменными плитами вестибюль и поднялся по лестнице. На каждом этаже было по две квартиры, номер три была на втором. Маккриди снял фуражку, одернул куртку и позвонил, Было без десяти девять.
Довольно долго никто не отзывался. Лишь через две минуты Послышались шаркающие шаги, и дверь медленно отворилась. Фрейлейн Нойманн была очень стара. На вид этой седоволосой женщине в черном платье было под девяносто. Она передвигалась, опираясь на две палки. Хозяйка посмотрела на гостя и спросила:
– Да? Маккриди, как бы узнав хозяйку, широко улыбнулся.
– Да, это вы, фрейлейн. Вы здорово изменились. Но не больше меня. Вы меня не помните, конечно. Мартин Хан. Сорок лет назад я учился у вас в начальной школе.
Фрейлейн Нойманн спокойно смотрела на него яркими голубыми глазами сквозь очки в золотой оправе.
– Я случайно оказался в Веймаре. Приехал из Берлина, понимаете. Я там живу. И решил узнать, здесь ли вы еще. В телефонном справочнике нашел ваш адрес. Зашел просто на всякий случай. Можно войти?
Фрейлейн Нойманн сделала шаг в сторону, и Маккриди вошел в темную, очень старую прихожую, в которой пахло плесенью. Припадая на обе подагрические ноги, хозяйка провела Маккриди в гостиную, окна которой выходили на улицу. Он подождал, когда хозяйка усядется, потом сел сам.
– Итак, вы говорите, я вас учила в старой начальной школе на Генрих-Гейне-штрассе. Когда это было?
– Должно быть, в сорок третьем – сорок четвертом годах. Наш дом в Берлине разбомбили. Меня сюда эвакуировали вместе с другими. Наверное, летом сорок третьего. Я был в одном классе вместе с… ох, эти фамилии… да, помню Бруно Моренца. Он был моим приятелем.
Фрейлейн Нойманн бросила на него изучающий взгляд и поднялась. Маккриди тоже встал. Она заковыляла к окну, посмотрела вниз. Мимо прогромыхал грузовик, полный полицейских. Они сидели прямо, на поясе у каждого висела кобура с венгерским пистолетом АР9.
– Всегда люди в форме, – негромко, как бы про себя, проговорила фрейлейн Нойманн. – Сначала нацисты, теперь коммунисты. И все в форме, все с оружием. Сначала гестапо, теперь Штази, Бедная Германия, чем мы заслужили и тех, и других?
Она отвернулась от окна.
– Вы англичанин, не так ли? Садитесь, пожалуйста. Маккриди с удовольствием сел. Он понял, что, несмотря на возраст, фрейлейн Нойманн сохранила очень острый ум.
– Почему вы говорите такие глупости? – возмутился он. Показное возмущение не тронуло фрейлейн Нойманн.
– По трем причинам. Я помню каждого своего ученика времен войны и в первые послевоенные годы, и среди них не было Мартина Хана. Во-вторых, школа была не на-Генрих-Гейне-штрассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140