Ханна и Остен исполнили все фигуры танца. Голубой муслин кружился вихрем вокруг ее ног, Остен ослепительно улыбался, гибкий и изящный. В его волосах отражались огни фонарей, ночь ласкала его прекрасное лицо, словно пальцы возлюбленной.
Остен не сводил с Ханны глаз, ему страстно хотелось ощутить вкус ее губ. Он все теснее прижимал ее к себе, пока даже легкое дуновение ночного ветерка не показалось ему огромным пространством, разделявшим их.
Ей хотелось, чтобы ночь длилась вечно. Остен подтрунивал над арендаторами, призывая их танцевать до восхода солнца, однако дети попрощались и их унесли, чтобы уложить спать. Пипа унес Симмонз. Младших Дигвидов – Томас и его возлюбленная. Наконец разошлись и все остальные.
Тишина, наступившая в тот момент, когда Энок убрал скрипку в потрепанный футляр, обернулась для Ханны самой сладкой печалью, какую она когда-либо испытывала. Остен увлек ее в тень высокого дуба.
– Знаешь, Ханна, я всегда ненавидел такие праздники. Чувствовал себя каким-то отрешенным, посторонним наблюдателем, у меня было ощущение, что никто даже не заметит, если я исчезну. Я с завистью смотрел на влюбленные пары. Так было до сегодняшнего вечера.
На его губах появилась улыбка, от которой захватывало дух.
– Но сегодня у меня были ты и Пип.
Он приподнял ее лицо и так нежно поцеловал в губы, что у Ханны слезы навернулись на глаза. Ей хотелось раствориться в его объятиях, хотелось чего-то большего, неизведанного.
Она застонала, но Остен отстранился, раскрасневшийся и задыхающийся. Она видела, чего стоило ему это благородное самопожертвование.
– Поспи завтра подольше. Не надо приходить в музыкальную комнату. Я обещал помочь Томасу Дигвиду сделать чертежи нового дома. Кажется, он на празднике обзавелся невестой.
Ханна подумала, что успеет уйти достаточно далеко, пока он ее хватится.
Ханна позавидовала юному Тому и его возлюбленной. Впереди у них много-много счастливых дней.
– До завтра, – выдохнул он, проведя большим пальцем по влажному изгибу ее нижней губы.
Ханна подумала, что завтра ее здесь уже не будет. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд, слезы душили ее.
– До свидания, Остен, – произнесла она, повернулась и быстро ушла.
Глава 17
Ханна стояла у открытого окна в одной ночной рубашке. Из сада доносился сладкий аромат роз.
Она трижды открывала дверь и прислушивалась к тихому шороху шагов, доносившихся из комнаты Остена.
Стоит ей войти, и она снова ощутит на себе его пристальный взгляд, а может быть, и нежное прикосновение.
Господи, неужели она сошла с ума? Страсть затуманила ей рассудок. Воображение рисовало картины одну соблазнительнее другой. Прикосновения мужчины. Ночь в его постели. Разве она не отказалась от всякой надежды на это в тот день, когда исполнила просьбу Элизабет, взяла Пипа и сбежала?
Мейсон Буд разрушил ее жизнь. Ей от многого придется отказаться. Она никогда больше не увидит своих родственников. У нее нет будущего. Ей и в голову не могло прийти, что она влюбится. Что потеряет голову, очарованная темноволосым мужчиной.
Остен. Ханна обхватила себя руками. Она должна покинуть его и бежать дальше.
Но не сегодня. Нынешняя ночь принадлежит ей. Ханне так хотелось войти к нему, сказать, что она любит его, что хочет лечь с ним в постель, отдаться ему и стать женщиной.
Но что подумает о ней Остен? Ханна сейчас во многом раскаивалась. В своем отношении к отцу и Элизабет. Чего-то она не сказала. Чего-то не сделала. И все ее проклятая гордость. Побывай она в Буд-Хаусе раньше, чем Мейсон нанес последний удар, Лиззи была бы жива.
Остен никогда не узнает, насколько она была близка к тому, чтобы попросить его заняться с ней любовью.
Но она всегда будет видеть одну тропу, на которую не свернула. Размышлять о том, что было бы, найди она в себе смелость воспользоваться выпавшим ей жребием.
Любит ли он ее? Она видела в его глазах огонь желания, ощущала страсть в каждом прикосновении. Остен не обзавелся любовницей, как другие мужчины. Не задаривал женщин безделушками.
Господи, хватит ли у нее смелости предложить ему не только свое тело, но и частицу своей души?
Ветер подул в окно, будто предостерегая ее. Неумолимо близился рассвет. Остен ускачет работать над чертежами дома для Томаса Дигвида, а они с Пипом растают в болотной мгле.
Если она не решится прямо сейчас, будет поздно.
С сильно бьющимся сердцем Ханна вышла в коридор. Полоска света пробивалась из-под двери комнаты Остена.
Собрав все свое мужество, Ханна пересекла коридор и тихо открыла дверь.
Остен склонился над книгой, которую они с Пипом для него сделали, его пальцы бегали по строчкам, на лице отражались и радость, и боль, когда он рассматривал рисунки Пипа. Щенок с ушами длиннее ног. Пруд с двумя плещущимися в нем фигурами. Фаэтон с лошадью, пухлые облака.
Остен повернулся на звук открываемой двери и удивленно вскинул брови.
– Ханна? – Он с виноватым видом отбросил книгу, спрятав ее под брошенный шейный платок. – Что-нибудь случилось?
– Нет. То есть да. Я...
У нее перехватило дыхание. Расстегнутая рубашка обнажала часть его груди, золотисто-коричневой от загара.
Боже милосердный, как же он прекрасен! Высокий, сильный и невыносимо красивый.
– Пип заболел? – спросил он, направляясь к двери. – Проклятие, я ведь думал, что ему будет тяжело участвовать в беге!
– Нет.
Ханна схватила его за руку дрожащими пальцами.
Остен испытал облегчение.
– Тогда почему...
– Я здесь потому... Я не могла заснуть. Я хотела...
Она запнулась и густо покраснела.
«Я хотела попросить тебя заняться со мной любовью».
Она теребила ленточку на ночной рубашке. О Боже, это оказалось труднее, чем она себе представляла.
Она закусила губу и отвернулась.
– Это глупо. Смешно. Я лучше уйду.
Он встал позади нее, обхватив за плечи. Ее бросило в жар.
– Ханна, ты же знаешь, что мне можно рассказать все, что угодно.
Его теплое дыхание всколыхнуло волоски у нее на затылке, его голос был тихим и хриплым от страсти.
Он повернул ее к себе, ее соски под ночной рубашкой почти что касались его обнаженной груди.
От него пахло древесным дымом от костров и специями от пирогов, в глубокой синеве его глаз можно было утонуть.
Молчание. О Господи, как же терпелив этот мужчина!
– Я... мне нужно тебе кое-что сказать, – произнесла она, испытывая отчаянную потребность нарушить тишину.
– Насчет... насчет платья?
– Ни слова больше. Я... – Она закрыла ему рот ладонью. – Пожалуйста, послушай. Я не просто так разозлилась из-за... из-за кухонных сплетен. Это потому... – она судорожно сглотнула, – ...потому, что я и вправду хотела... Когда ты целовал меня, дотрагивался до меня...
– Ханна! – резко произнес он. – Ты понимаешь, что говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63