Но Остен Данте не тот противник, которого можно недооценивать. Главное – не показать, что она боится.
Помедлив у двери кабинета, Ханна постучала.
Войдя, Ханна не увидела на его лице ни злости, ни раздражения.
– Вы сказали, что хотите меня видеть, – как ни в чем не бывало произнесла Ханна и тут же густо покраснела, вспомнив ночной кошмар.
– Какого дьявола вы так обращаетесь с ребенком?
Ханна похолодела и схватилась за кресло, чтобы не упасть.
– Я... не знаю, что вы имеете в виду. – Ее голос дрогнул.
– Я задал достаточно простой вопрос. Я работаю с вами уже два дня, да еще допоздна. И за все это время ни разу не видел мальчика. Не слышал даже его шепота. Я опросил слуг, и все они в один голос сказали, что тоже его не видели. Он словно привидение. Его не видно и не слышно. Такое впечатление, будто он прячется.
– Пип... он не привык к незнакомым людям.
Данте рассмеялся.
– Думаю, вы ошибаетесь, мисс Грейстон. Я только этим утром вспомнил о существовании мальчика. И был очень удивлен, когда принес вас в постель и увидел его.
– Это вы... вы...
Ханна была в шоке. Надменный хозяин Рейвенскара несет ее по лестнице и укрывает одеялом?!
Тревога охватила ее с еще большей силой, когда она вспомнила расстегнутое платье.
Неужели это он расстегнул платье?
– Мисс Грейстон, судя по вашему виду, вы не просто бродили вокруг в поисках работы, когда оказались у меня на пороге. Вы были в отчаянии. Просто чудо, что вы могли ходить, когда у вас ноги покрыты волдырями.
Какое унижение! Он видел ее ноги.
– У нас неделями не было ни приюта, ни еды, – призналась Ханна.
– Неудивительно. Никто не может так исхудать и изголодаться, как беглец.
– Почему вы думаете, что я бежала? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
– По некоторым признакам, они мне слишком хорошо известны. Кроме того, вы разговаривали во сне, прежде чем я успел положить вас на кровать.
Что же такое она сказала? В голове промелькнуло несколько сцен – яркие пятна, отражавшие самые ужасные из ее опасений. Неужели она выдала какую-то часть правды?
– Что я... сказала?
– Вы сказали мальчику, что он не должен бояться, – мягко произнес Остен. – Что его никто не обидит, Ханна.
Он назвал ее по имени. Сердце девушки взволнованно забилось.
– Кого вы боитесь?
– Никого! Наверное, я болтала во сне. Со мной это бывает.
– Вы не боитесь, потому что находитесь в безопасности, пока остаетесь в стенах Рейвенскар-Хауса.
На мгновение она задумалась: каково это – снова чувствовать себя в безопасности, хоть ненадолго разделяя с кем-то груз забот и тайны?
Она, наверное, сошла с ума. Неужели она не знает по собственному опыту, как рискованно доверять кому-то сильному, обладающему властью? Будучи таким безрассудным, вспыльчивым и раздражительным, он представляет собой опасность для нее и... для Пипа тоже. Ни на минуту нельзя об этом забывать.
– Я очень благодарна за ваше предложение, сэр, но мы с Пипом привыкли заботиться о себе сами.
– В таком случае вы очень плохо с этим справлялись. Ханне показалось, что она получила пощечину.
– У мальчика была лихорадка, когда вы сюда пришли, – с укором сказал Данте. – Вы умирали с голоду. Не протянули бы и трех дней, если бы я не совершил глупость и не впустил вас в дом.
Это была жестокая правда, и Ханна изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
– Я бы что-нибудь придумала, – заявила она.
– Неужели? Я не привык к неповиновению, мисс Грейстон. Я задал вам вопрос. Кого вы боитесь? Отца мальчика?
Ханна с ужасом посмотрела на него.
– Ради Бога, скажите правду. Иначе я не смогу вам помочь.
Остену Данте невозможно отказать. Но всю правду она не расскажет. Только часть, чтобы ненадолго удовлетворить его любопытство.
– Хотите знать, почему Пип такой пугливый? Сейчас объясню. Его отец самый жестокий человек из тех, кого я когда-либо знала. Ему доставляло удовольствие мучить тех, кто слабее его.
– Он мучил мальчика?
– Я не буду вдаваться в подробности, но Пип стал пугливым не без причины. Это вошло в его плоть и кровь.
– А вы, Ханна? Этот садист мучил и вас?
– Так, что не было сил терпеть! – выпалила она и покраснела, пожалев о сказанном, когда заметила, как пристально смотрит на нее Данте. – Что произошло между мной и отцом Пипа, вас не касается. У вас достаточно своих проблем, – попыталась она исправить положение.
– И что же это за проблемы?
– Семейные. В этом смысле вас не назовешь образцом для подражания.
Глаза его гневно блеснули.
– Мисс Грейстон, вы ничего не знаете о моей семье.
– Знаю. На вашем письменном столе целая гора писем от вашей матери и сестер, но вы даже не потрудились их распечатать.
Данте побагровел.
– Последнее время я был очень занят. Едва ли они ждут от меня ответа.
– Уверена, что ждут с нетерпением. Вы хоть представляете себе, как вам повезло? Родные вас любят, скучают по вас.
– Мадам, вы забываетесь.
– Нет. Это вы их забыли. Должно быть, они каждый день бегают на почту в надежде получить от вас весточку.
Он замер на мгновение, а потом лениво пожал плечами.
– Если дело обстоит именно так, значит, они – единственные оптимисты в Норфолке. Разумеется, надежда умирает последней. Летти ее еще не потеряла. Девочке всегда не хватало здравого смысла.
Он улыбнулся.
– Ах, мисс Грейстон, я даже на расстоянии слышу, как вы скрежещете зубами. Уж лучше выкладывайте все, чтобы не взорваться.
– Мне нечего сказать. Это не мое дело.
– Может быть, и не ваше, но готов поспорить, что вам есть что сказать. Вы невысокого мнения обо мне, не так ли? Вы – женщина с интуицией.
– Я вообще о вас не думаю.
– Ну же, мисс Грейстон, – подзадоривал ее Данте. – Говорите начистоту. Ведь вы не трусиха.
– Я рано научилась не судить о подарке по обертке, пусть даже самой красивой. Значение имеет то, что находится внутри.
Данте рассмеялся.
– Как вы думаете, что у меня внутри, мисс Грейстон?
– Меня это не касается.
– Я вам приказываю, говорите правду. Так получай же!
– Вы высокомерны, слишком равнодушны, чтобы щадить чувства других, и еще вы тщеславны. Иногда вы бываете великодушным, но не это главное. Вы как камень на дне реки, который ни на что не годится.
– Это беспощадная характеристика, мадам.
– Вы приказали мне говорить правду. Вы эгоистичны. У вас есть все – деньги, положение, власть. Вы даже не утруждаете себя тем, чтобы прочитать письма от вашей семьи.
– Опять вы о том же?
Ханну снедали боль и чувство утраты, она представляла себе сестер – малышку Теофанию с деревянным мечом и спутанными волосами, Харриет, вечно таскающую с собой набор для рисования и мечтающую поучиться у французского графика, Элизабет – красивую, румяную и упрямую. Если бы у нее в кармане лежало хоть несколько писем от них, она перечитывала бы их снова и снова, когда тоска по дому будет невыносимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Помедлив у двери кабинета, Ханна постучала.
Войдя, Ханна не увидела на его лице ни злости, ни раздражения.
– Вы сказали, что хотите меня видеть, – как ни в чем не бывало произнесла Ханна и тут же густо покраснела, вспомнив ночной кошмар.
– Какого дьявола вы так обращаетесь с ребенком?
Ханна похолодела и схватилась за кресло, чтобы не упасть.
– Я... не знаю, что вы имеете в виду. – Ее голос дрогнул.
– Я задал достаточно простой вопрос. Я работаю с вами уже два дня, да еще допоздна. И за все это время ни разу не видел мальчика. Не слышал даже его шепота. Я опросил слуг, и все они в один голос сказали, что тоже его не видели. Он словно привидение. Его не видно и не слышно. Такое впечатление, будто он прячется.
– Пип... он не привык к незнакомым людям.
Данте рассмеялся.
– Думаю, вы ошибаетесь, мисс Грейстон. Я только этим утром вспомнил о существовании мальчика. И был очень удивлен, когда принес вас в постель и увидел его.
– Это вы... вы...
Ханна была в шоке. Надменный хозяин Рейвенскара несет ее по лестнице и укрывает одеялом?!
Тревога охватила ее с еще большей силой, когда она вспомнила расстегнутое платье.
Неужели это он расстегнул платье?
– Мисс Грейстон, судя по вашему виду, вы не просто бродили вокруг в поисках работы, когда оказались у меня на пороге. Вы были в отчаянии. Просто чудо, что вы могли ходить, когда у вас ноги покрыты волдырями.
Какое унижение! Он видел ее ноги.
– У нас неделями не было ни приюта, ни еды, – призналась Ханна.
– Неудивительно. Никто не может так исхудать и изголодаться, как беглец.
– Почему вы думаете, что я бежала? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
– По некоторым признакам, они мне слишком хорошо известны. Кроме того, вы разговаривали во сне, прежде чем я успел положить вас на кровать.
Что же такое она сказала? В голове промелькнуло несколько сцен – яркие пятна, отражавшие самые ужасные из ее опасений. Неужели она выдала какую-то часть правды?
– Что я... сказала?
– Вы сказали мальчику, что он не должен бояться, – мягко произнес Остен. – Что его никто не обидит, Ханна.
Он назвал ее по имени. Сердце девушки взволнованно забилось.
– Кого вы боитесь?
– Никого! Наверное, я болтала во сне. Со мной это бывает.
– Вы не боитесь, потому что находитесь в безопасности, пока остаетесь в стенах Рейвенскар-Хауса.
На мгновение она задумалась: каково это – снова чувствовать себя в безопасности, хоть ненадолго разделяя с кем-то груз забот и тайны?
Она, наверное, сошла с ума. Неужели она не знает по собственному опыту, как рискованно доверять кому-то сильному, обладающему властью? Будучи таким безрассудным, вспыльчивым и раздражительным, он представляет собой опасность для нее и... для Пипа тоже. Ни на минуту нельзя об этом забывать.
– Я очень благодарна за ваше предложение, сэр, но мы с Пипом привыкли заботиться о себе сами.
– В таком случае вы очень плохо с этим справлялись. Ханне показалось, что она получила пощечину.
– У мальчика была лихорадка, когда вы сюда пришли, – с укором сказал Данте. – Вы умирали с голоду. Не протянули бы и трех дней, если бы я не совершил глупость и не впустил вас в дом.
Это была жестокая правда, и Ханна изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
– Я бы что-нибудь придумала, – заявила она.
– Неужели? Я не привык к неповиновению, мисс Грейстон. Я задал вам вопрос. Кого вы боитесь? Отца мальчика?
Ханна с ужасом посмотрела на него.
– Ради Бога, скажите правду. Иначе я не смогу вам помочь.
Остену Данте невозможно отказать. Но всю правду она не расскажет. Только часть, чтобы ненадолго удовлетворить его любопытство.
– Хотите знать, почему Пип такой пугливый? Сейчас объясню. Его отец самый жестокий человек из тех, кого я когда-либо знала. Ему доставляло удовольствие мучить тех, кто слабее его.
– Он мучил мальчика?
– Я не буду вдаваться в подробности, но Пип стал пугливым не без причины. Это вошло в его плоть и кровь.
– А вы, Ханна? Этот садист мучил и вас?
– Так, что не было сил терпеть! – выпалила она и покраснела, пожалев о сказанном, когда заметила, как пристально смотрит на нее Данте. – Что произошло между мной и отцом Пипа, вас не касается. У вас достаточно своих проблем, – попыталась она исправить положение.
– И что же это за проблемы?
– Семейные. В этом смысле вас не назовешь образцом для подражания.
Глаза его гневно блеснули.
– Мисс Грейстон, вы ничего не знаете о моей семье.
– Знаю. На вашем письменном столе целая гора писем от вашей матери и сестер, но вы даже не потрудились их распечатать.
Данте побагровел.
– Последнее время я был очень занят. Едва ли они ждут от меня ответа.
– Уверена, что ждут с нетерпением. Вы хоть представляете себе, как вам повезло? Родные вас любят, скучают по вас.
– Мадам, вы забываетесь.
– Нет. Это вы их забыли. Должно быть, они каждый день бегают на почту в надежде получить от вас весточку.
Он замер на мгновение, а потом лениво пожал плечами.
– Если дело обстоит именно так, значит, они – единственные оптимисты в Норфолке. Разумеется, надежда умирает последней. Летти ее еще не потеряла. Девочке всегда не хватало здравого смысла.
Он улыбнулся.
– Ах, мисс Грейстон, я даже на расстоянии слышу, как вы скрежещете зубами. Уж лучше выкладывайте все, чтобы не взорваться.
– Мне нечего сказать. Это не мое дело.
– Может быть, и не ваше, но готов поспорить, что вам есть что сказать. Вы невысокого мнения обо мне, не так ли? Вы – женщина с интуицией.
– Я вообще о вас не думаю.
– Ну же, мисс Грейстон, – подзадоривал ее Данте. – Говорите начистоту. Ведь вы не трусиха.
– Я рано научилась не судить о подарке по обертке, пусть даже самой красивой. Значение имеет то, что находится внутри.
Данте рассмеялся.
– Как вы думаете, что у меня внутри, мисс Грейстон?
– Меня это не касается.
– Я вам приказываю, говорите правду. Так получай же!
– Вы высокомерны, слишком равнодушны, чтобы щадить чувства других, и еще вы тщеславны. Иногда вы бываете великодушным, но не это главное. Вы как камень на дне реки, который ни на что не годится.
– Это беспощадная характеристика, мадам.
– Вы приказали мне говорить правду. Вы эгоистичны. У вас есть все – деньги, положение, власть. Вы даже не утруждаете себя тем, чтобы прочитать письма от вашей семьи.
– Опять вы о том же?
Ханну снедали боль и чувство утраты, она представляла себе сестер – малышку Теофанию с деревянным мечом и спутанными волосами, Харриет, вечно таскающую с собой набор для рисования и мечтающую поучиться у французского графика, Элизабет – красивую, румяную и упрямую. Если бы у нее в кармане лежало хоть несколько писем от них, она перечитывала бы их снова и снова, когда тоска по дому будет невыносимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63