Ханна вышла из тени, встала на колени и дотронулась до младенчески мягкой щеки Пипа.
– Я тоже хочу, чтобы она осталась. Больше всего на свете. Но твоя мама... сломлена внутри.
Серо-зеленые глаза ребенка блеснули. У него был взгляд, как у взрослого.
– Это из-за папы, да?
– Да, Пип.
Он протянул руку. Ханна взяла ее, ощущая любовь Лиззи, все ее надежды и мечты, заключенные в теплом пожатии пальчиков ее сына.
– Мы должны уходить, пока и меня не сломали.
Повизгивание щенка вызвало слишком ясные и слишком острые воспоминания. Ханна вытерла слезы и повернулась как раз в тот момент, когда Пип вошел в комнату со спаниелем на руках.
– Нанна, псих говорит, что щенки спят в конуре, а можно я уложу этого рядом с собой под оделяло?
– Не стоит, Пип. Я не хочу, чтобы ты заболел.
– Когда я был маленький, я боялся, и мне снились плохие сны, иногда я выскальзывал из детской, чтобы мама взяла меня к себе в постель. Там было тепло и мягко, а от нее пахло цветами. Мы делали вид, будто это волшебство такое, как невидимая стена Моргауза в легендах о короле Артуре. Она ограждала от всего плохого. Я хочу доказать Лиззи, что ее никто больше не укусит и не прогонит.
– Я знаю, ты хорошо о ней позаботишься, ангел мой.
– Как мама, которая изо всех сил пыталась позаботиться обо мне. Нанна, по-моему, Лиззи одиноко. – Пип погладил мордочку щенка. – Очень тяжело оставлять маму.
Она откинула локоны с его лба.
– Пип...
Она раздумывала, как бы получше предостеречь его...
– Помнишь, покидая Ирландию, мы обсуждали, что надо делать, чтобы оставаться в безопасности?
– Говорить всем, что ты моя мама?
– Да. Ты очень хорошо с этим справлялся, дорогой мой. Я лишь хочу, чтобы ты никогда никому не рассказывал о твоей настоящей маме. Даже мистеру Данте.
– Мистер Данте никогда не расскажет папе, где мы. В его глазах ангелы. Он нарочно изображает сумасшедшего.
«Интересно, как отреагировал бы Остен Данте, если бы услышал, что о нем говорит Пип?» – с улыбкой подумала Ханна.
Несколько успокоившись, Ханна потянулась и откинула одеяла. Пип улыбнулся и вскарабкался на кровать. Пока Ханна помогала ему раздеваться и натягивать ночную рубашку, Лиззи тянула за рукава, обнюхивала подушки и смешила Пипа.
Ханна выглянула из окна на звезды, сиявшие в далеком раю, и помолилась о том, чтобы другая Лиззи, где бы она ни находилась, услышала, как радуется Пип подарку безрассудного, опасного человека с загадочными глазами.
На какое-то время она останется в Рейвенскаре. С Остеном Данте, в его изысканной тюрьме, вместе с его фортепиано и письмами, которые он никогда не распечатывал. А потом, что самое важное, она вернет бриллиант и избавится от угрызений совести.
Должен же быть способ исправить все, что она натворила.
Нужно привести все в порядок. Она отнесет на место еду, а потом проберется в музыкальную комнату, после того как все заснут, и положит драгоценность на диванчик, туда, где она ее нашла.
Глава 8
Часы из позолоченной бронзы, стоявшие на камине, пробили два, когда Ханна выскользнула из постели. Лиззи, уютно устроившаяся на подушке рядом с Пипом, подняла шелковистую голову и взглянула на Ханну, потом зевнула и уткнулась носом в теплую шею Пипа.
У Ханны кольнуло сердце, когда ручонка Пипа обняла покрепче меховой комочек, несмотря на то, что мальчик крепко спал. Пип был окрылен обещаниями Данте показать, как следует заботиться о собаке, расчесывать ей шерсть и кормить из рук.
Пока Пип не переставая болтал об Остене Данте, сердце Ханны растаяло, как лед на весеннем солнце.
Девушка подошла к столу и нащупала чулки, которые положила в саквояж. Вынув булавку, она зажала ее между пальцами и выскользнула в коридор.
Дверь в спальню Остена была закрыта. Она видела это много раз, но ее никогда не интересовало, что находится за этой дверью. Ей вспомнилось, как потеплел взгляд Данте, а губы тронула улыбка при виде того, с каким восхищением Пип прижимает к груди щенка.
Кто бы мог подумать, что сумасшедший хозяин Рейвенскара ощутит тайное одиночество, царившее в сердце мальчика? Что он может с нежностью касаться золотых локонов Пипа?
Кто он? Загадка, подобная древним кельтским скульптурам, о которых ей рассказывала в детстве няня. Они постоянно меняют свой первоначальный облик.
Разве не существует легенда про сказочного короля, плененного с помощью колдовских заклинаний? Разве он не освободился, когда дама его сердца взглянула ему в глаза и увидела его таким, каким он был на самом деле?
Ханна сжимала булавку так сильно, что укололась, но даже обрадовалась жалящей боли, благодаря которой пришла в себя. Ей нужна была ясная голова, чтобы выполнить свою задачу. Мало ли кто может встретиться ей на пути.
Она вздрогнула, когда сквозняк проник сквозь ночную рубашку. Стала спускаться с лестницы и вдруг остановилась. До нее донеслись тихие звуки. Это была колыбельная, которую она пела Пипу, когда тот задыхался. Кто-то играл на фортепиано.
Перед ее мысленным взором предстал Остен Данте. Одинокий. Всегда одинокий в этом доме, полном людей. Одинокий до того момента, пока не опустился на корточки рядом с задумчивым малышом, державшим в руках щенка.
Она закусила губу. Ангелы небесные! Надо немедленно вернуться к себе. Дождаться, пока он не поднимется в свою в комнату.
Мгновение она колебалась. Что это? Безрассудный риск или первый честный поступок с тех пор, как Остен Данте укрыл ее и Пипа от дождя?
Набрав в грудь воздуха, Ханна спустилась вниз и вошла в музыкальную комнату. В ночной рубашке она очень напоминала привидение.
На рояле горели свечи и лежали письма. Кажется, с тех пор, как она прочитала их мистеру Данте, прошла целая вечность. Пламя свечи падало на его необычайно красивое лицо.
На нем был халат в ярко-синюю и кремовую полоску, темные волосы взъерошены.
До этого ни один мужчина не вызывал в ней желания. Видимо, пришло ее время. Ханну бросило в жар. И не в первый раз Остен Данте наводил ее на греховные мысли. Кровь забурлила в жилах.
Ее сердце упало, когда он исполнил последние аккорды и закрыл лицо рукой. Она с трудом сдержалась, чтобы не дотронуться до темного шелка его волос.
Она потрясла стол, чтобы он услышал шум.
Он повернулся, посмотрел на нее, и ее сердце учащенно забилось.
– Ханна, вы слышали, как я занимаюсь этой нелепицей?
Он вымученно улыбнулся.
– Вы не должны были сюда приходить. Я хотел дать вам хоть немного выспаться. Видит Бог, у вас был такой усталый вид, когда вечером вы пришли к стойлам.
– Я пришла не для того, чтобы записывать музыку, разве что вы сами этого пожелаете.
– Нет. Видите ли, я украл вашу песню. Она звучит гораздо лучше всего, что я пробарабанил на этом инструменте за последние месяцы.
– Пожалуй, это справедливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63