В тот день она считала его бессердечным и холодным. Но теперь поняла, что ошиблась.
– Остен, пожалуйста. Прошу тебя лишь об одном. В конце концов я потеряла их всех, всю семью. Не могу объяснить, каким образом. Но я страдаю без них, тоскую.
– Ханна...
Она приложила пальцы к его губам и заставила замолчать.
– Нет, позволь мне договорить. Пожалуйста. Ты первый, кому я рассказала правду об отце, я слишком поздно поняла, как сильно его любила. Слишком поздно, чтобы просить прощения. Но ты еще успеешь это сделать.
Она почувствовала, как он замер, схватила руки Остена и крепко сжала.
– Я читала письма твоей матери и сестер. Знаю, что происходит в твоем сердце, знаю, как сильно ты по ним скучаешь, хотя и скрываешь свои чувства. На этом празднике все вертится вокруг семьи. Думаю, это потому, что ты потерял собственную семью. Умоляю, помирись с родными.
– Это невозможно, Ханна, – с болью в голосе произнес он.
– Почему? Расскажи! Я же доверилась тебе!
«Пока не поздно. Пока мне не пришлось оставить тебя одного в этом великолепном доме, одного с письмами, которые ты никогда не распечатываешь, и музыкой, терзающей твою душу».
– Мой отец хотел забыть о моем существовании. И я предоставил ему такую возможность, что справедливо.
Неужели отец, который учил Остена плавать в далеком озере в Италии, который покинул родную страну ради сына, настолько бездушен? Нет. Она видела это по выражению лица Остена, на котором отразилась печаль, стоило ему вспомнить семью.
– Я не верю.
– Но это так, он отдал меня деду. И видит Бог, не одобрял методов его воспитания. Но сделать ничего не мог. Когда мы встречались, он пытался предостеречь меня, говорил, что однажды я попаду в такую беду, из которой меня не сможет вызволить даже дед. Отец был прав.
– Что же произошло?
– Я привез моего ближайшего друга домой из Итона на каникулы. Его звали Чарлз Эдвин Уоллис. Мы звали его Чаффи. Он был полный, с взъерошенными волосами, один глаз немного косил. Я подтрунивал над ним, но избил бы любого, кто посмел бы обидеть его.
Ханне не стоило особого труда представить себе, как Остен защищает кого-то, кто слабее его. Скрывает собственную доброту за притворными издевками над мальчиком, которого в действительности защищает. И Чаффи Уоллис это хорошо понимал, так же как Ханна.
– Я старался изо всех сил произвести на Чаффи впечатление, затевал рискованные игры. Лучшая яблоня в графстве росла в центре пастбища. Нам не разрешали туда ходить. Но я решил во что бы то ни стало сорвать с нее яблоко. Чаффи не был в восторге от моей затеи.
Ханна видела, каких усилий стоит Остену рассказывать об этом, и крепко сжимала его руку.
– Как обычно, я обогнал Чаффи. У него были такие короткие ноги, что он не мог быстро бегать. Я перемахнул через изгородь и почти добежал до дерева, когда услышал крик Чаффи. У фермера был бык, злой как черт, по прозвищу Чокнутый. Он наводил страх даже на самых отчаянных мальчишек в окрестностях Остен-Парка.
– Бык?
– Я увидел его краем глаза. Он настиг меня на полпути между деревом и изгородью.
– Господи, Остен!
– Дело было безнадежным, но я ринулся к изгороди, зная, что бык гонится за мной, слыша его топот, но неожиданно он сменил направление, и я увидел, что Чаффи машет плащом, изо всех сил пытаясь отвлечь быка от меня.
Она ласково провела рукой по его лицу.
– Я кричал Чаффи, чтобы он вышел за ограду и бежал, но Чаффи запаниковал, споткнулся, и бык…
Остен замолчал. Ханна почувствовала, что он все еще страдает.
– Чаффи умер в Остен-Парке раньше, чем его родители успели приехать из Суссекса. До сих пор помню, как он звал отца.
– Это была ошибка, Остен. Роковая ошибка. Любящий отец простил бы сына.
– Отец решил, что я повел себя, как всегда, безрассудно, зная, что бык там. Но я не знал .
– Почему же ты ему об этом не сказал?
Остен отвернулся.
– Я не мог. Сейчас это уже не имеет значения. Были у нас с ним и другие стычки, прежде чем я покинул Остен-Парк навсегда. Он все больше и больше разочаровывался во мне, часто не имея на то никаких оснований.
– Так сделай шаг ему навстречу. Постарайся изменить ситуацию.
Он устремил на нее глаза, полные слез.
– Сделай это сейчас. Не медли. Чтобы потом не раскаиваться.
– Пожалуй, я наберусь смелости, но ты должна мне помочь. Моя сестра скоро выходит замуж. Если бы вы с Пипом поехали со мной...
Ей представляется случай залечить старые раны Остена, дать ему возможность помириться с семьей. И все же придется ответить на его просьбу отказом.
– Нет. Я... я не могу... Мы с Пипом им совершенно чужие. Подумай об этом, Остен.
– Я уже подумал. Но я не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны. Мне нужно тебе кое-что рассказать...
Ханне стало не по себе при мысли, что завтра она покинет этого мужчину, причинив ему боль. Какие бы тайны он ни раскрыл ей, она не может остаться.
– Не надо, – выдохнула она.
– Мистер Данте! – донесся из сада голос.
Они отскочили друг от друга. Ханна торопливо вытерла слезы.
– Я здесь, – ответил Остен, поднявшись со скамейки и загораживая собой Ханну.
– Простите, что помешал, сэр, – проговорил Симмонз. – Но Энок отказывается начинать танцы без вас, не хочет разочаровывать дам.
Остен повернулся к ней.
– Прости, Ханна, они ждут этого целый год. Мне нужно идти.
– Конечно.
– Я должен открыть танцы с дамой по собственному выбору...
Он пристально посмотрел на нее.
– В этом году Флосси Дигвид придется танцевать с сыном Кристофером. Надеюсь, ты окажешь мне честь?
Он участвовал в соревнованиях вместе с Пипом, а теперь предлагал потанцевать под куполом звездного неба. Все выглядело так, будто... будто они трое – единое целое. Это была прекрасная иллюзия. Сон.
Она улыбнулась ему, сердце разрывалось от осознания того, что она будет танцевать в объятиях Остена Данте один-единственный раз.
– Я не очень хорошо танцую, – заметила она.
Она станцует с ним, это будет своего рода прощанием.
Он взял ее за руку и вывел из беседки на простор лужайки, где горело множество разноцветных фонариков.
Синие, золотые, красные, зеленые, они рассеивали наступающую темноту.
В толпе послышались шепот и аплодисменты.
– Пусть хозяин выберет самую красивую девушку, – поддразнивала Флосси.
Но Энок лишь фыркнул, когда Данте поклонился.
– Играй, старина, – проговорил Остен, и по его сигналу заиграла музыка.
Веселая, восхитительная скрипка пела в темноте. У Ханны перехватило дыхание. Энок выбрал ирландский танец, который, казалось, был рожден из сказочных снов и тумана и от которого ноги просились в полет. Она слышала эту мелодию в поместье отца, сладкие мелодии доносились из полуразвалившихся домов, люди пели, невзирая на ужасающую бедность. Для этого был нужен особенный настрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Остен, пожалуйста. Прошу тебя лишь об одном. В конце концов я потеряла их всех, всю семью. Не могу объяснить, каким образом. Но я страдаю без них, тоскую.
– Ханна...
Она приложила пальцы к его губам и заставила замолчать.
– Нет, позволь мне договорить. Пожалуйста. Ты первый, кому я рассказала правду об отце, я слишком поздно поняла, как сильно его любила. Слишком поздно, чтобы просить прощения. Но ты еще успеешь это сделать.
Она почувствовала, как он замер, схватила руки Остена и крепко сжала.
– Я читала письма твоей матери и сестер. Знаю, что происходит в твоем сердце, знаю, как сильно ты по ним скучаешь, хотя и скрываешь свои чувства. На этом празднике все вертится вокруг семьи. Думаю, это потому, что ты потерял собственную семью. Умоляю, помирись с родными.
– Это невозможно, Ханна, – с болью в голосе произнес он.
– Почему? Расскажи! Я же доверилась тебе!
«Пока не поздно. Пока мне не пришлось оставить тебя одного в этом великолепном доме, одного с письмами, которые ты никогда не распечатываешь, и музыкой, терзающей твою душу».
– Мой отец хотел забыть о моем существовании. И я предоставил ему такую возможность, что справедливо.
Неужели отец, который учил Остена плавать в далеком озере в Италии, который покинул родную страну ради сына, настолько бездушен? Нет. Она видела это по выражению лица Остена, на котором отразилась печаль, стоило ему вспомнить семью.
– Я не верю.
– Но это так, он отдал меня деду. И видит Бог, не одобрял методов его воспитания. Но сделать ничего не мог. Когда мы встречались, он пытался предостеречь меня, говорил, что однажды я попаду в такую беду, из которой меня не сможет вызволить даже дед. Отец был прав.
– Что же произошло?
– Я привез моего ближайшего друга домой из Итона на каникулы. Его звали Чарлз Эдвин Уоллис. Мы звали его Чаффи. Он был полный, с взъерошенными волосами, один глаз немного косил. Я подтрунивал над ним, но избил бы любого, кто посмел бы обидеть его.
Ханне не стоило особого труда представить себе, как Остен защищает кого-то, кто слабее его. Скрывает собственную доброту за притворными издевками над мальчиком, которого в действительности защищает. И Чаффи Уоллис это хорошо понимал, так же как Ханна.
– Я старался изо всех сил произвести на Чаффи впечатление, затевал рискованные игры. Лучшая яблоня в графстве росла в центре пастбища. Нам не разрешали туда ходить. Но я решил во что бы то ни стало сорвать с нее яблоко. Чаффи не был в восторге от моей затеи.
Ханна видела, каких усилий стоит Остену рассказывать об этом, и крепко сжимала его руку.
– Как обычно, я обогнал Чаффи. У него были такие короткие ноги, что он не мог быстро бегать. Я перемахнул через изгородь и почти добежал до дерева, когда услышал крик Чаффи. У фермера был бык, злой как черт, по прозвищу Чокнутый. Он наводил страх даже на самых отчаянных мальчишек в окрестностях Остен-Парка.
– Бык?
– Я увидел его краем глаза. Он настиг меня на полпути между деревом и изгородью.
– Господи, Остен!
– Дело было безнадежным, но я ринулся к изгороди, зная, что бык гонится за мной, слыша его топот, но неожиданно он сменил направление, и я увидел, что Чаффи машет плащом, изо всех сил пытаясь отвлечь быка от меня.
Она ласково провела рукой по его лицу.
– Я кричал Чаффи, чтобы он вышел за ограду и бежал, но Чаффи запаниковал, споткнулся, и бык…
Остен замолчал. Ханна почувствовала, что он все еще страдает.
– Чаффи умер в Остен-Парке раньше, чем его родители успели приехать из Суссекса. До сих пор помню, как он звал отца.
– Это была ошибка, Остен. Роковая ошибка. Любящий отец простил бы сына.
– Отец решил, что я повел себя, как всегда, безрассудно, зная, что бык там. Но я не знал .
– Почему же ты ему об этом не сказал?
Остен отвернулся.
– Я не мог. Сейчас это уже не имеет значения. Были у нас с ним и другие стычки, прежде чем я покинул Остен-Парк навсегда. Он все больше и больше разочаровывался во мне, часто не имея на то никаких оснований.
– Так сделай шаг ему навстречу. Постарайся изменить ситуацию.
Он устремил на нее глаза, полные слез.
– Сделай это сейчас. Не медли. Чтобы потом не раскаиваться.
– Пожалуй, я наберусь смелости, но ты должна мне помочь. Моя сестра скоро выходит замуж. Если бы вы с Пипом поехали со мной...
Ей представляется случай залечить старые раны Остена, дать ему возможность помириться с семьей. И все же придется ответить на его просьбу отказом.
– Нет. Я... я не могу... Мы с Пипом им совершенно чужие. Подумай об этом, Остен.
– Я уже подумал. Но я не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны. Мне нужно тебе кое-что рассказать...
Ханне стало не по себе при мысли, что завтра она покинет этого мужчину, причинив ему боль. Какие бы тайны он ни раскрыл ей, она не может остаться.
– Не надо, – выдохнула она.
– Мистер Данте! – донесся из сада голос.
Они отскочили друг от друга. Ханна торопливо вытерла слезы.
– Я здесь, – ответил Остен, поднявшись со скамейки и загораживая собой Ханну.
– Простите, что помешал, сэр, – проговорил Симмонз. – Но Энок отказывается начинать танцы без вас, не хочет разочаровывать дам.
Остен повернулся к ней.
– Прости, Ханна, они ждут этого целый год. Мне нужно идти.
– Конечно.
– Я должен открыть танцы с дамой по собственному выбору...
Он пристально посмотрел на нее.
– В этом году Флосси Дигвид придется танцевать с сыном Кристофером. Надеюсь, ты окажешь мне честь?
Он участвовал в соревнованиях вместе с Пипом, а теперь предлагал потанцевать под куполом звездного неба. Все выглядело так, будто... будто они трое – единое целое. Это была прекрасная иллюзия. Сон.
Она улыбнулась ему, сердце разрывалось от осознания того, что она будет танцевать в объятиях Остена Данте один-единственный раз.
– Я не очень хорошо танцую, – заметила она.
Она станцует с ним, это будет своего рода прощанием.
Он взял ее за руку и вывел из беседки на простор лужайки, где горело множество разноцветных фонариков.
Синие, золотые, красные, зеленые, они рассеивали наступающую темноту.
В толпе послышались шепот и аплодисменты.
– Пусть хозяин выберет самую красивую девушку, – поддразнивала Флосси.
Но Энок лишь фыркнул, когда Данте поклонился.
– Играй, старина, – проговорил Остен, и по его сигналу заиграла музыка.
Веселая, восхитительная скрипка пела в темноте. У Ханны перехватило дыхание. Энок выбрал ирландский танец, который, казалось, был рожден из сказочных снов и тумана и от которого ноги просились в полет. Она слышала эту мелодию в поместье отца, сладкие мелодии доносились из полуразвалившихся домов, люди пели, невзирая на ужасающую бедность. Для этого был нужен особенный настрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63