Для этого нужно ехать в Париж, а это такое дальнее путешествие. Конечно, Эвертон очень умелая, но что мы здесь знаем о моде?
— Стоит ли об этом заботиться?
— Мы приехали сюда, были вынуждены покинуть Англию. Это было одним из условий, поставленных Робертом. Он категорически возражал против того, чтобы мы там оставались. Он назначил мне небольшое содержание и потребовал, чтобы я не видела вас, моих девочек. У меня сердце разрывалось. Главным образом из-за тебя, Кэролайн. Оливия была его дочерью. Я ненавидела его. Мне совсем не хотелось выходить за него замуж. В том сезоне он был самым завидным женихом… или одним из них. У него было огромное состояние, и он уже начал создавать себе имя в деловых кругах. Увидев меня в первый раз, он сразу решил жениться на мне и уже не отступал. Мне пришлось стать его женой, хотя я и предпочла бы кого-нибудь другого. От меня этого ждали, все говорили, какая я счастливая. О, Кэролайн, ты не можешь себе представить, как я ненавидела его. Вся эта его добродетель была для меня невыносима. Раньше чем лечь, он становился на колени у постели и молил Бога благословить наш союз, а потом… потом… Но ты не поймешь, Кэролайн.
Я подумала о мужчине, посещавшем заведение миссис Кроули, о том, как он лежал в постели обнаженный, поджидая Рози, и сказала:
— Кажется, понимаю, мама.
— Благослови тебя Господь, радость моя. Ну вот, теперь ты со мной. Жить здесь для меня невыносимо. Такая тоска, с тех пор как Джок уехал… и даже.до того. Совершенно нечего делать. Если бы только я могла вернуться в Лондон. Если бы только у меня были деньги… Когда я думаю о том, как богат был Роберт, то начинаю сознавать всю нелепость своего поведения. Ведь я долгие годы все это терпела… можно было потерпеть еще четыре года. И я была бы там… где так хотела бы быть.
— Здесь так красиво, — сказала я. — Проезжая, я видела пейзажи, от которых просто захватывает дух.
— На меня пейзажи наводят скуку, дорогая. Горы, деревья, цветы… На все это можно только смотреть.
— А что с вашим здоровьем, мама?
— Какая печальная тема, дорогая! Мне приходится отдыхать каждый день. Я не встаю до десяти, потом сижу в саду до ленча, а после отдыхаю.
— А по вечерам?
— Скука! Скука!
— Живут же поблизости люди? Или вы совсем ни с кем не встречаетесь?
— Конечно, здесь живут люди, но они тоже скучные. Я не очень хорошо понимаю их утомительный язык. Заметила ты замок, когда вы ехали от станции?
— Нет. Так здесь есть замок?
— Есть. Он принадлежит Дюбюсонам. Сперва я подумала, что это может быть интересно, но они очень уж старые. Мадам на вид можно дать все девяносто. У них есть женатый сын, но жена его не очень приветливая. Дом страшно запущен. Они, кажется, совсем бедные, живут, как фермеры, но, вместе с тем, очень гостеприимные. Я иногда навещаю их, и они у меня бывают. В окрестностях живут еще две-три семьи. Некоторые здесь занимаются выращиванием цветов и производством духов. Городок находится отсюда на расстоянии полутора миль.
— Оливия тоже хотела приехать со мной.
— Бедная Оливия! Как она поживает?
— В основном, как обычно.
— Увы! Она никогда не была привлекательной. Я часто удивлялась, как у меня могла родиться такая дочь. Пошла в отца, это ясно.
— О нет! Оливия замечательный человек.
— Так говорили и об ее отце.
Мне трудно было сдержаться и промолчать. Я начинала яснее понимать ситуацию, видела свою мать так отчетливо, как никогда раньше. В детстве она была одной из богинь, населявших мой мир. Теперь иллюзии были отброшены, я уже не смотрела на жизнь сквозь розовые очки и с каждой минутой чувствовала себя более подавленной.
Через некоторое время пришла Эвертон — она опасалась, что мама утомилась — и отвела меня в мою комнату — белую, оштукатуренную, с высоким потолком; ее окна выходили на балкон с кованой железной решеткой. Я вышла и прямо ахнула — так прекрасен был открывшийся оттуда вид. При раннем вечернем освещении далекие горы казались окрашенными в синие тона. В саду росла масса цветов — красных, лиловых, синих. Воздух был напоен их ароматом.
Я подумала, как здесь красиво, и представила себе маму и капитана Кармайкла, приехавших сюда, чтобы осуществить свою мечту, и увидевших, что действительность не совсем отвечает их надежам.
Их любовь не выдержала испытания. Старая как мир история… Но он, по крайней мере, от всего отказался ради нее, хотя потом сожалел об этом и уехал.
То, что и мама испытывала сожаления, сомнений не вызывало.
Я распаковала чемоданы, развесила свои платья. Потом переоделась и спустилась в столовую.
К обеду мама встала и надела поверх своего ночного костюма розовый шелковый халатик. С распущенными каштановыми волосами она выглядела очень романтично. Правда, оттенок у них был не совсем такой, как раньше — может быть, Эвертон не удавалось достать здесь необходимые ополаскиватели?
В доме был уютный внутренний дворик с кустами бугенвиллии вдоль стен. Там стоял стол, и я поняла, что мама обычно обедает во дворе.
Дворик был очаровательный, но мама этого не замечала. Все ее мысли витали вокруг веселой светской жизни, которой она была здесь лишёна.
Вечером, ложась спать, я чувствовала себя растерянной, подавленной.
С тоской подумала я о Трессидор Мэноре и о том, что все сложилось бы совсем иначе, прими я предложение кузины Мэри.
Меня всегда удивляло, как быстро можно привыкнуть к новому образу жизни. Окружающая меня обстановка была такой мирной, такой живописной, что она принесла некоторое умиротворение моему измученному духу. Я сидела в саду и читала, немного шила, потому что Эвертон постоянно трудилась над мамиными туалетами и была благодарна за помощь. Мне было очень жаль, что Оливия не приехала со мной — как приятно было бы беседовать с ней. Однако я не смогла бы передать ей свой разговор с Рози. В конце концов, ведь он был ее отцом. Не смогла бы говорить и о Джереми Брендоне, Мне хотелось никогда больше о нем не вспоминать. Но мы были бы вместе, а Оливия принадлежала к тем немногим людям, кто еще внушал мне уважение.
Я стала циничной.
Мама обратила на это внимание.
— Ты очень повзрослела, Кэролайн, — сказала она как-то вечером, когда мы ужинали на воздухе. — Ты привлекательна, но как-то необычно. Наверное, тут дело в твоих зеленых глазах. Они никогда еще не были такими яркими. Кажется, будто ты видишь в темноте.
— Может быть, им видны темные людские тайны.
Мама пожала плечами. Ей самой никогда не хотелось заглядывать в чужие мысли — она была поглощена своими собственными.
— Я думаю, что тебе пошли бы изумруды… серьги… кулоны… От них цвет твоих глаз стал бы еще более интенсивным. И, конечно, тебе следует почаще ходить в зеленом. Эвертон сказала, что ей хотелось бы заняться твоим гардеробом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Стоит ли об этом заботиться?
— Мы приехали сюда, были вынуждены покинуть Англию. Это было одним из условий, поставленных Робертом. Он категорически возражал против того, чтобы мы там оставались. Он назначил мне небольшое содержание и потребовал, чтобы я не видела вас, моих девочек. У меня сердце разрывалось. Главным образом из-за тебя, Кэролайн. Оливия была его дочерью. Я ненавидела его. Мне совсем не хотелось выходить за него замуж. В том сезоне он был самым завидным женихом… или одним из них. У него было огромное состояние, и он уже начал создавать себе имя в деловых кругах. Увидев меня в первый раз, он сразу решил жениться на мне и уже не отступал. Мне пришлось стать его женой, хотя я и предпочла бы кого-нибудь другого. От меня этого ждали, все говорили, какая я счастливая. О, Кэролайн, ты не можешь себе представить, как я ненавидела его. Вся эта его добродетель была для меня невыносима. Раньше чем лечь, он становился на колени у постели и молил Бога благословить наш союз, а потом… потом… Но ты не поймешь, Кэролайн.
Я подумала о мужчине, посещавшем заведение миссис Кроули, о том, как он лежал в постели обнаженный, поджидая Рози, и сказала:
— Кажется, понимаю, мама.
— Благослови тебя Господь, радость моя. Ну вот, теперь ты со мной. Жить здесь для меня невыносимо. Такая тоска, с тех пор как Джок уехал… и даже.до того. Совершенно нечего делать. Если бы только я могла вернуться в Лондон. Если бы только у меня были деньги… Когда я думаю о том, как богат был Роберт, то начинаю сознавать всю нелепость своего поведения. Ведь я долгие годы все это терпела… можно было потерпеть еще четыре года. И я была бы там… где так хотела бы быть.
— Здесь так красиво, — сказала я. — Проезжая, я видела пейзажи, от которых просто захватывает дух.
— На меня пейзажи наводят скуку, дорогая. Горы, деревья, цветы… На все это можно только смотреть.
— А что с вашим здоровьем, мама?
— Какая печальная тема, дорогая! Мне приходится отдыхать каждый день. Я не встаю до десяти, потом сижу в саду до ленча, а после отдыхаю.
— А по вечерам?
— Скука! Скука!
— Живут же поблизости люди? Или вы совсем ни с кем не встречаетесь?
— Конечно, здесь живут люди, но они тоже скучные. Я не очень хорошо понимаю их утомительный язык. Заметила ты замок, когда вы ехали от станции?
— Нет. Так здесь есть замок?
— Есть. Он принадлежит Дюбюсонам. Сперва я подумала, что это может быть интересно, но они очень уж старые. Мадам на вид можно дать все девяносто. У них есть женатый сын, но жена его не очень приветливая. Дом страшно запущен. Они, кажется, совсем бедные, живут, как фермеры, но, вместе с тем, очень гостеприимные. Я иногда навещаю их, и они у меня бывают. В окрестностях живут еще две-три семьи. Некоторые здесь занимаются выращиванием цветов и производством духов. Городок находится отсюда на расстоянии полутора миль.
— Оливия тоже хотела приехать со мной.
— Бедная Оливия! Как она поживает?
— В основном, как обычно.
— Увы! Она никогда не была привлекательной. Я часто удивлялась, как у меня могла родиться такая дочь. Пошла в отца, это ясно.
— О нет! Оливия замечательный человек.
— Так говорили и об ее отце.
Мне трудно было сдержаться и промолчать. Я начинала яснее понимать ситуацию, видела свою мать так отчетливо, как никогда раньше. В детстве она была одной из богинь, населявших мой мир. Теперь иллюзии были отброшены, я уже не смотрела на жизнь сквозь розовые очки и с каждой минутой чувствовала себя более подавленной.
Через некоторое время пришла Эвертон — она опасалась, что мама утомилась — и отвела меня в мою комнату — белую, оштукатуренную, с высоким потолком; ее окна выходили на балкон с кованой железной решеткой. Я вышла и прямо ахнула — так прекрасен был открывшийся оттуда вид. При раннем вечернем освещении далекие горы казались окрашенными в синие тона. В саду росла масса цветов — красных, лиловых, синих. Воздух был напоен их ароматом.
Я подумала, как здесь красиво, и представила себе маму и капитана Кармайкла, приехавших сюда, чтобы осуществить свою мечту, и увидевших, что действительность не совсем отвечает их надежам.
Их любовь не выдержала испытания. Старая как мир история… Но он, по крайней мере, от всего отказался ради нее, хотя потом сожалел об этом и уехал.
То, что и мама испытывала сожаления, сомнений не вызывало.
Я распаковала чемоданы, развесила свои платья. Потом переоделась и спустилась в столовую.
К обеду мама встала и надела поверх своего ночного костюма розовый шелковый халатик. С распущенными каштановыми волосами она выглядела очень романтично. Правда, оттенок у них был не совсем такой, как раньше — может быть, Эвертон не удавалось достать здесь необходимые ополаскиватели?
В доме был уютный внутренний дворик с кустами бугенвиллии вдоль стен. Там стоял стол, и я поняла, что мама обычно обедает во дворе.
Дворик был очаровательный, но мама этого не замечала. Все ее мысли витали вокруг веселой светской жизни, которой она была здесь лишёна.
Вечером, ложась спать, я чувствовала себя растерянной, подавленной.
С тоской подумала я о Трессидор Мэноре и о том, что все сложилось бы совсем иначе, прими я предложение кузины Мэри.
Меня всегда удивляло, как быстро можно привыкнуть к новому образу жизни. Окружающая меня обстановка была такой мирной, такой живописной, что она принесла некоторое умиротворение моему измученному духу. Я сидела в саду и читала, немного шила, потому что Эвертон постоянно трудилась над мамиными туалетами и была благодарна за помощь. Мне было очень жаль, что Оливия не приехала со мной — как приятно было бы беседовать с ней. Однако я не смогла бы передать ей свой разговор с Рози. В конце концов, ведь он был ее отцом. Не смогла бы говорить и о Джереми Брендоне, Мне хотелось никогда больше о нем не вспоминать. Но мы были бы вместе, а Оливия принадлежала к тем немногим людям, кто еще внушал мне уважение.
Я стала циничной.
Мама обратила на это внимание.
— Ты очень повзрослела, Кэролайн, — сказала она как-то вечером, когда мы ужинали на воздухе. — Ты привлекательна, но как-то необычно. Наверное, тут дело в твоих зеленых глазах. Они никогда еще не были такими яркими. Кажется, будто ты видишь в темноте.
— Может быть, им видны темные людские тайны.
Мама пожала плечами. Ей самой никогда не хотелось заглядывать в чужие мысли — она была поглощена своими собственными.
— Я думаю, что тебе пошли бы изумруды… серьги… кулоны… От них цвет твоих глаз стал бы еще более интенсивным. И, конечно, тебе следует почаще ходить в зеленом. Эвертон сказала, что ей хотелось бы заняться твоим гардеробом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122