На глаза расчет минимален, веки уже шершавы от набившегося песка… Остается рассчитывать на инстинкт и на то, что стрелки называют «целиться сердцем».
Демоноид ликовал. Озон, пыль, нерожденный дождь… Песня свободы и голода…
Жгучая, тугая плетеная нить пляшет от напряжения, как вольтова дуга, изгибается, трепещет… На одном конце стиснувший зубы, гневный человечек. На другом – смеющаяся тварь, полустихия-полудемон.
Протягивая руку словно в другое измерение, я отыскиваю узкую, теплую ладонь, послушно сомкнувшую пальцы вокруг моего запястья. Легким, надежным кольцом.
На долю секунды обе багровые дуги управляющих нитей перекрестились, сошлись в точке прицела.
«Бей!»…
Ветер мгновенно срывает с губ приказ, машинально продублированный вслух, и уносит прочь. Кольцо невидимых пальцев вокруг моего запястья сжимается в ответ, и через меня бьет чужая сила… Точно в прицел, в схождение двух дуг… Сверкающая, искристая, пахнущая мятой и снегом, выжигающая раскаленным добела металлом и леденящая студеным горным потоком… Чужая и одновременно знакомая, как давнее воспоминание…
В перекрестье багровых дуг распустился ослепительный цветок. Управляющие нити разом лопнули. Безумный ликующий рев обрушился на нас, оглушил, забивая уши рокотом и воем. Казалось, что смерч застыл на долю мгновения, а затем принялся вращаться в обратную сторону, теряя куски своей плоти. Воздух вперемешку с землей взбили гигантским миксером. В глотке запершило от трухи, и мучительный кашель вывернул наизнанку. Судорожно вцепившись в скользкое от пыли железо, я пытался удержать равновесие, глотая новые порции мутной взвеси. Меня неожиданно сильно рвануло внутрь машины за мгновение до того, как тяжелый «кентавр» подхватило и проволокло по воздуху шагов на двадцать.
Хрясь!.. Бум!.. Затрещали отчаянно рессоры… Захлебнулся и затих двигатель.
Навалилась тишина.
– А вот не зря продавец советовал мне «кентавр»… – охрипло пробормотал Герайд, с усилием разжимая пальцы, вцепившиеся в руль. – Терпеливая, сказал, техника…
Оседали тучи пыли. С глухим шорохом сыпались мелкие комья, выдранные с корнем пучки травы и разнообразный мусор. С грохотом рухнула на капот и скользнула вниз доска с залихватски торчащим здоровенным гвоздем. Заднее стекло помутнело и наполовину раскрошилось; через дыру в нем можно было увидеть взъерошенное поле, обломки одинокого сарая и планер, на бреющем полете уходящий к дороге… А еще автомобиль, неторопливо объезжающий свежеобразованную рытвину (кажется, это был тот же самый, что и на шоссе).
– И вон там, – шепотом подсказала Ксения, кивнув в сторону оврага.
Оттуда не спеша поднималась стайка бумажных змеев.
И мы понеслись дальше. «Кентавр» и впрямь оказался терпеливой и упорной скотинкой. Прыгал по ухабам, скрипя всеми членами, пыхтел перегревшимся двигателем, но разваливаться не спешил.
То, что издалека показалось мне сизым или серым лесом на севере, при сближении превратилось в плантацию «русалочьей пряжи». Зараженные паразитом деревья – черные, высохшие, покрытые длинными клочьями белесых и серебристых волокон, – высились правильными, искусственно выпрямленными рядами. И подлесок почти отсутствовал. Так что «кентавру» даже не пришлось искать дорогу. Мы просто втиснулись между стволами и помчались по упругой болотистой земле… Впрочем, это сильно сказано. На самом деле – поползли, периодически съезжая в промоины. Автомобиль преследователей упорно держался на хвосте, порядком действуя на нервы.
– Направо!.. Левее!.. Смотри, куда едешь!.. Осторожно!..
Герайд, отмахивался от советов, сыпля заклятиями для расчистки пути вперемешку с ругательствами, отчего чары не срабатывали или срабатывали не так, как надо. Чем глубже мы забирались в заросли, тем плотнее обступали деревья, тем гуще становилась «русалочья пряжа», тем больше деревьев, облепленных паразитом, не выдерживали его вес и валились поперек пути. Проезд сужался, и вскоре пришлось протискиваться между стволами, обдирая остатки краски с машины. Ксения перебралась за руль, чтобы мы с Герайдом могли в случае необходимости выталкивать машину.
Преследователи настигали. Выпрыгнув в очередной раз, чтобы качнуть засевший в рытвине «кентавр», мы едва успели сигануть за его корпус, почуяв в сыром, насыщенном сладковатой гнилью воздухе привкус серы еще до того, как нас опалило жаром ширекругов , пущенных невидимым магом. Вспыхнули и занялись сухим зеленоватым пламенем волокна «пряжи». Затрещала влажная труха деревьев. Огонь тек вниз и разливался новыми широкими кольцами.
Роща вздрогнула. Между деревьями пополз невнятный, нечеловеческий шепот. Все вокруг напряглось и беспорядочно зашевелилось. Из земли толчками выплеснулась черная жидкость. Ширекруги растревожили нечто дремавшее в этих зарослях.
Несколько мгновений мы, ошалело стирая с лиц грязь, прислушивались, а затем «кентавр» внезапно пополз наклонно, скатываясь в ложбину, понесся вниз тяжело и неотвратимо, увлекая за собой пласты влажного дерна и нас обоих, попадавших и покатившихся следом за ним.
Видимо, я все-таки ударился головой… И от удара окончательно утратил связь с реальностью, потому что дальнейшие события воспринимал тяжело и с мучительным, тягостным запаздыванием, как в бреду…
Кажется, мы выталкивали «кентавра», оскальзываясь и переругиваясь… Кажется, Ксения плела из «пряжи» странного вида косы, и по пальцам ее текла кровь… Кажется, земля раскрывалась перед нами тысячами зловонных глоток…
Отчетливо помню, как оживший «кентавр» скачет, не разбирая пути, между деревьями и на водительском месте никого нет… Еще помню, как Герайд пытается наложить неприкасаемость на машину (а мы с Ксенией бурно протестуем, но звуки гаснут в вязком воздухе и искажаются до неузнаваемости) – и через пару минут заклятый автомобиль прочно и надолго заклинивает между стволами, а наложенное на него заклинание становится видимым и смахивает на корявую, шипастую броню, которую приходится отдирать кусками, чтобы протиснуться…
19
…Над массивной круглой столешницей из каменной древесины покачивается кованый старинный фонарь, отбрасывая причудливые тени на ее черную и гладкую от тысяч прикосновений поверхность. Если присмотреться, половина этих теней сливается с узором на поверхности стола, рождая знакомые и полузнакомые очертания рун. При желании руны можно сложить в слова и фразы… Только желания нет.
Натопленная печь истекает томным, обволакивающим жаром. Из прорехи в крыше прямо над головой тянет холодом. В печи за приоткрытой дверцей лениво возится огневица. А через дыру в крыше в дом заглядывает, щурясь лунным глазом, равнодушная ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Демоноид ликовал. Озон, пыль, нерожденный дождь… Песня свободы и голода…
Жгучая, тугая плетеная нить пляшет от напряжения, как вольтова дуга, изгибается, трепещет… На одном конце стиснувший зубы, гневный человечек. На другом – смеющаяся тварь, полустихия-полудемон.
Протягивая руку словно в другое измерение, я отыскиваю узкую, теплую ладонь, послушно сомкнувшую пальцы вокруг моего запястья. Легким, надежным кольцом.
На долю секунды обе багровые дуги управляющих нитей перекрестились, сошлись в точке прицела.
«Бей!»…
Ветер мгновенно срывает с губ приказ, машинально продублированный вслух, и уносит прочь. Кольцо невидимых пальцев вокруг моего запястья сжимается в ответ, и через меня бьет чужая сила… Точно в прицел, в схождение двух дуг… Сверкающая, искристая, пахнущая мятой и снегом, выжигающая раскаленным добела металлом и леденящая студеным горным потоком… Чужая и одновременно знакомая, как давнее воспоминание…
В перекрестье багровых дуг распустился ослепительный цветок. Управляющие нити разом лопнули. Безумный ликующий рев обрушился на нас, оглушил, забивая уши рокотом и воем. Казалось, что смерч застыл на долю мгновения, а затем принялся вращаться в обратную сторону, теряя куски своей плоти. Воздух вперемешку с землей взбили гигантским миксером. В глотке запершило от трухи, и мучительный кашель вывернул наизнанку. Судорожно вцепившись в скользкое от пыли железо, я пытался удержать равновесие, глотая новые порции мутной взвеси. Меня неожиданно сильно рвануло внутрь машины за мгновение до того, как тяжелый «кентавр» подхватило и проволокло по воздуху шагов на двадцать.
Хрясь!.. Бум!.. Затрещали отчаянно рессоры… Захлебнулся и затих двигатель.
Навалилась тишина.
– А вот не зря продавец советовал мне «кентавр»… – охрипло пробормотал Герайд, с усилием разжимая пальцы, вцепившиеся в руль. – Терпеливая, сказал, техника…
Оседали тучи пыли. С глухим шорохом сыпались мелкие комья, выдранные с корнем пучки травы и разнообразный мусор. С грохотом рухнула на капот и скользнула вниз доска с залихватски торчащим здоровенным гвоздем. Заднее стекло помутнело и наполовину раскрошилось; через дыру в нем можно было увидеть взъерошенное поле, обломки одинокого сарая и планер, на бреющем полете уходящий к дороге… А еще автомобиль, неторопливо объезжающий свежеобразованную рытвину (кажется, это был тот же самый, что и на шоссе).
– И вон там, – шепотом подсказала Ксения, кивнув в сторону оврага.
Оттуда не спеша поднималась стайка бумажных змеев.
И мы понеслись дальше. «Кентавр» и впрямь оказался терпеливой и упорной скотинкой. Прыгал по ухабам, скрипя всеми членами, пыхтел перегревшимся двигателем, но разваливаться не спешил.
То, что издалека показалось мне сизым или серым лесом на севере, при сближении превратилось в плантацию «русалочьей пряжи». Зараженные паразитом деревья – черные, высохшие, покрытые длинными клочьями белесых и серебристых волокон, – высились правильными, искусственно выпрямленными рядами. И подлесок почти отсутствовал. Так что «кентавру» даже не пришлось искать дорогу. Мы просто втиснулись между стволами и помчались по упругой болотистой земле… Впрочем, это сильно сказано. На самом деле – поползли, периодически съезжая в промоины. Автомобиль преследователей упорно держался на хвосте, порядком действуя на нервы.
– Направо!.. Левее!.. Смотри, куда едешь!.. Осторожно!..
Герайд, отмахивался от советов, сыпля заклятиями для расчистки пути вперемешку с ругательствами, отчего чары не срабатывали или срабатывали не так, как надо. Чем глубже мы забирались в заросли, тем плотнее обступали деревья, тем гуще становилась «русалочья пряжа», тем больше деревьев, облепленных паразитом, не выдерживали его вес и валились поперек пути. Проезд сужался, и вскоре пришлось протискиваться между стволами, обдирая остатки краски с машины. Ксения перебралась за руль, чтобы мы с Герайдом могли в случае необходимости выталкивать машину.
Преследователи настигали. Выпрыгнув в очередной раз, чтобы качнуть засевший в рытвине «кентавр», мы едва успели сигануть за его корпус, почуяв в сыром, насыщенном сладковатой гнилью воздухе привкус серы еще до того, как нас опалило жаром ширекругов , пущенных невидимым магом. Вспыхнули и занялись сухим зеленоватым пламенем волокна «пряжи». Затрещала влажная труха деревьев. Огонь тек вниз и разливался новыми широкими кольцами.
Роща вздрогнула. Между деревьями пополз невнятный, нечеловеческий шепот. Все вокруг напряглось и беспорядочно зашевелилось. Из земли толчками выплеснулась черная жидкость. Ширекруги растревожили нечто дремавшее в этих зарослях.
Несколько мгновений мы, ошалело стирая с лиц грязь, прислушивались, а затем «кентавр» внезапно пополз наклонно, скатываясь в ложбину, понесся вниз тяжело и неотвратимо, увлекая за собой пласты влажного дерна и нас обоих, попадавших и покатившихся следом за ним.
Видимо, я все-таки ударился головой… И от удара окончательно утратил связь с реальностью, потому что дальнейшие события воспринимал тяжело и с мучительным, тягостным запаздыванием, как в бреду…
Кажется, мы выталкивали «кентавра», оскальзываясь и переругиваясь… Кажется, Ксения плела из «пряжи» странного вида косы, и по пальцам ее текла кровь… Кажется, земля раскрывалась перед нами тысячами зловонных глоток…
Отчетливо помню, как оживший «кентавр» скачет, не разбирая пути, между деревьями и на водительском месте никого нет… Еще помню, как Герайд пытается наложить неприкасаемость на машину (а мы с Ксенией бурно протестуем, но звуки гаснут в вязком воздухе и искажаются до неузнаваемости) – и через пару минут заклятый автомобиль прочно и надолго заклинивает между стволами, а наложенное на него заклинание становится видимым и смахивает на корявую, шипастую броню, которую приходится отдирать кусками, чтобы протиснуться…
19
…Над массивной круглой столешницей из каменной древесины покачивается кованый старинный фонарь, отбрасывая причудливые тени на ее черную и гладкую от тысяч прикосновений поверхность. Если присмотреться, половина этих теней сливается с узором на поверхности стола, рождая знакомые и полузнакомые очертания рун. При желании руны можно сложить в слова и фразы… Только желания нет.
Натопленная печь истекает томным, обволакивающим жаром. Из прорехи в крыше прямо над головой тянет холодом. В печи за приоткрытой дверцей лениво возится огневица. А через дыру в крыше в дом заглядывает, щурясь лунным глазом, равнодушная ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156