Сын так и не узнает всей силы этой любви, ибо Аннета, которая в других одиноких битвах обрела способность владеть своими чувствами, позволяет пробиваться наружу лишь слабому отблеску горящего в ее душе пламени. Теперь она – и только она – знает о том мире страстей, который пылает в ее груди и до которого людям нет дела. Несколько лет спустя, в годы войны, – вспышка страстного сострадания к человечеству, оскорбляемому, ненавидимому и попираемому звериными инстинктами, рожденными шовинизмом, и – как реакция на все это-проявление самоотверженной любви к попавшему в плен раненому врагу, которого осыпает бранью одичавшая толпа. Наконец, когда жизнь Аннеты уже клонится к закату, душа ее, стремящаяся к Бесконечному, раскрывается во всей своей бездонной глубине.
Я воспроизвожу здесь лишь основные линии развития образа героини, определившиеся с первого же дня работы над произведением; некоторые стороны замысла переделывались и исправлялись на протяжении последовавших затем десяти лет труда, перемежавшегося с работой над другими произведениями, которые обогатили первоначальный замысел книги.
Но в главном характер героини остался неизменным, бесконечная, безбрежная Река ее внутренней жизни с начала и до конца несет воды невидимо для всех, даже для взгляда самых близких людей, так что и самые близкие не подозревают о быстрине ее и стремнинах. Один лишь сын в какой-то мере ощутит их благодаря душевному взаимопониманию, но, несмотря на связывающее их кровное родство и, наконец, возникшую глубокую нежность, мать не открывает даже самому любимому существу тайны своей глубоко скрытой духовной жизни.
Таким образом, жизнь Аннеты развивается в двух параллельных плоскостях, и посторонним ведома лишь жизнь внешняя. Что касается жизни внутренней, то в ней Аннета всегда остается одна.
Одна, среди пламени, окутанная священным покрывалом. Для чего пылает этот вечный огонь, который, порою кажется, горит без цели, изменяет свое направление, но сам пребывает неизменным, поддерживает жизнь и в то же время служит источником мук? Почти на пороге смерти Аннета найдет, наконец, ответ на этот вопрос – ответ, который заставит ее понять и принять это горение.
Когда, на склоне дней, она вновь обозревает Реку своей жизни, ее поражает несоответствие между силой пламени и горючим материалом, питавшим его. Каждый из тех, на кого была направлена ее любовь, призрачен. Воистину ею владели чары: в этом ключ к книге и смысл ее названия, которое я намеренно оставил загадочным. «Очарованная душа» на протяжении всей жизни сбрасывает призрачные покровы, которые ее окутывают. Каждый раз, освобождаясь от покрова, она ощущает себя нагой. И новый покров заменяет сброшенный. Каждый том произведения – новое воплощение великой Мечты.
«Очарованная», лихорадочно вырываясь из-под власти грез, все время переходит от одной грезы к другой, вплоть до последней (последней ли?), – когда агония окончательно обрывает нить, связывающую Аннету с миром живых.
Но если все преходяще, если все-наваждение, остается все же важнейшая сила – способность мечтать и грезить, остается Великий чародей – жизненный порыв, который постоянно творит и возрождает. Он – в ней. Он – источник ее жизни. Аннета, как и Жан-Кристоф, хотя и в совершенно ином плане, принадлежит к великой когорте творческих натур. Она создает живые существа, реже – произведения. «Она никогда не пишет ради того, чтобы писать. Она делает это лишь в те редкие минуты, когда задыхается, утратив все, что поддерживает жизнь, и когда она вынуждена питать свой внутренний огонь собственным естеством; и тут она испускает дикие вопли поэзии, исторгнутые из ее души страстью». Она – дочь, сестра, возлюбленная, мать, она – «вселенская Мать», которая, приобщившись в последние дни своей болезни к радостям и страданиям всех живущих, выражает свое чувство в лепете, где слышится угасающее блаженство:
«Дитя мое, дитя мое. Мир! Разве не лучше тебе было в моем лоне? Зачем ты появился на свет?..».
В начале романа Аннета еще не имеет никакого представления о бездне своей души, где бьет ключом источник жизни. Первая книга – «Аннета и Сильвия» – лишь указывает на пробуждение от блаженного сна, от сладости оцепенения без сновидений, в котором Аннета пребывала до смерти отца.
Сон этот грубо обрывается кошмаром смерти. Сердце в отчаянии устремляется навстречу иллюзиям нелепой любви; неосознанный, безотчетный порыв чувств мечется и бьется, словно обезумевшая птица, и сердце, не рассуждая, делает выбор. Но великая Иллюзия не бесплодна: она дает жизнь ребенку.
В книге «Лето» собственно и начинается произведение, начинается подлинная жизнь, для которой «Аннета и Сильвия» служила лишь весенней прелюдией. Многие на этой прелюдии и остановятся, подобно тому как они остановились на книге «Заря» в романе «Жан-Кристоф»; так поступят те, кто ищет в музыке не откровения, а ухода от жизни, кто пользуется ею, как повязкой для глаз. Однако подлинный смысл «Очарованной души», как и «Жан-Кристофа», в том и состоит, чтобы сорвать одну за другой все повязки.
В то время как незрячая красавица Аннета бьется в тенетах своих иллюзий – иллюзии ребенка, иллюзии возлюбленного, иллюзии жизни вдвоем, – суровая рука ее судьбы, которую называют случаем и которая оказывается мудрее здравого смысла, превращает благосостояние и беззаботную жизнь героини в руины и заставляет ее переступить порог vita nuova Заметки, относящиеся к августу 1921 года, гласят:
«Бедность для Аннеты играет ту же роль, что жизнь на чужбине для Кристофа. Она заставляет ее взглянуть на мир другими глазами и помогает проникнуть в лживую сущность современного общества, которую Аннета при всей своей честности не замечала, пока сама была частью этого общества.
День, когда Аннета начинает трудом добывать свой хлеб, знаменует для нее начало эры подлинных открытий. В числе этих открытий нет любви. Нет и материнства. Инстинкт материнства жил в ней уже раньше, и жизнь недостаточно полно удовлетворяла его. Но с того дня, как Аннета переходит в лагерь нищеты, ей открывается мир.
И прежде всего – чудовищная бесполезность жизни, девяти десятых жизни, которую современное общество сделало столь уродливой… (Особенно жизнь женщин…).
Есть, спать и рожать: да, к этому сводится полезная часть жизни. А все остальное? Колесо вертится. Но вертится оно вхолостую… Действительно ли мужчина создан для того, чтобы мыслить? Пожалуй, можно сказать, что он себя в этом убедил, что он внушил себе эту обязанность и выполняет ее, как все остальные, освященные временем обычаи. Но он не мыслит. Он, словно пес, дремлет на цепи своих каждодневных занятий, своих удовольствий и огорчений… Что же сказать о женщинах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308
Я воспроизвожу здесь лишь основные линии развития образа героини, определившиеся с первого же дня работы над произведением; некоторые стороны замысла переделывались и исправлялись на протяжении последовавших затем десяти лет труда, перемежавшегося с работой над другими произведениями, которые обогатили первоначальный замысел книги.
Но в главном характер героини остался неизменным, бесконечная, безбрежная Река ее внутренней жизни с начала и до конца несет воды невидимо для всех, даже для взгляда самых близких людей, так что и самые близкие не подозревают о быстрине ее и стремнинах. Один лишь сын в какой-то мере ощутит их благодаря душевному взаимопониманию, но, несмотря на связывающее их кровное родство и, наконец, возникшую глубокую нежность, мать не открывает даже самому любимому существу тайны своей глубоко скрытой духовной жизни.
Таким образом, жизнь Аннеты развивается в двух параллельных плоскостях, и посторонним ведома лишь жизнь внешняя. Что касается жизни внутренней, то в ней Аннета всегда остается одна.
Одна, среди пламени, окутанная священным покрывалом. Для чего пылает этот вечный огонь, который, порою кажется, горит без цели, изменяет свое направление, но сам пребывает неизменным, поддерживает жизнь и в то же время служит источником мук? Почти на пороге смерти Аннета найдет, наконец, ответ на этот вопрос – ответ, который заставит ее понять и принять это горение.
Когда, на склоне дней, она вновь обозревает Реку своей жизни, ее поражает несоответствие между силой пламени и горючим материалом, питавшим его. Каждый из тех, на кого была направлена ее любовь, призрачен. Воистину ею владели чары: в этом ключ к книге и смысл ее названия, которое я намеренно оставил загадочным. «Очарованная душа» на протяжении всей жизни сбрасывает призрачные покровы, которые ее окутывают. Каждый раз, освобождаясь от покрова, она ощущает себя нагой. И новый покров заменяет сброшенный. Каждый том произведения – новое воплощение великой Мечты.
«Очарованная», лихорадочно вырываясь из-под власти грез, все время переходит от одной грезы к другой, вплоть до последней (последней ли?), – когда агония окончательно обрывает нить, связывающую Аннету с миром живых.
Но если все преходяще, если все-наваждение, остается все же важнейшая сила – способность мечтать и грезить, остается Великий чародей – жизненный порыв, который постоянно творит и возрождает. Он – в ней. Он – источник ее жизни. Аннета, как и Жан-Кристоф, хотя и в совершенно ином плане, принадлежит к великой когорте творческих натур. Она создает живые существа, реже – произведения. «Она никогда не пишет ради того, чтобы писать. Она делает это лишь в те редкие минуты, когда задыхается, утратив все, что поддерживает жизнь, и когда она вынуждена питать свой внутренний огонь собственным естеством; и тут она испускает дикие вопли поэзии, исторгнутые из ее души страстью». Она – дочь, сестра, возлюбленная, мать, она – «вселенская Мать», которая, приобщившись в последние дни своей болезни к радостям и страданиям всех живущих, выражает свое чувство в лепете, где слышится угасающее блаженство:
«Дитя мое, дитя мое. Мир! Разве не лучше тебе было в моем лоне? Зачем ты появился на свет?..».
В начале романа Аннета еще не имеет никакого представления о бездне своей души, где бьет ключом источник жизни. Первая книга – «Аннета и Сильвия» – лишь указывает на пробуждение от блаженного сна, от сладости оцепенения без сновидений, в котором Аннета пребывала до смерти отца.
Сон этот грубо обрывается кошмаром смерти. Сердце в отчаянии устремляется навстречу иллюзиям нелепой любви; неосознанный, безотчетный порыв чувств мечется и бьется, словно обезумевшая птица, и сердце, не рассуждая, делает выбор. Но великая Иллюзия не бесплодна: она дает жизнь ребенку.
В книге «Лето» собственно и начинается произведение, начинается подлинная жизнь, для которой «Аннета и Сильвия» служила лишь весенней прелюдией. Многие на этой прелюдии и остановятся, подобно тому как они остановились на книге «Заря» в романе «Жан-Кристоф»; так поступят те, кто ищет в музыке не откровения, а ухода от жизни, кто пользуется ею, как повязкой для глаз. Однако подлинный смысл «Очарованной души», как и «Жан-Кристофа», в том и состоит, чтобы сорвать одну за другой все повязки.
В то время как незрячая красавица Аннета бьется в тенетах своих иллюзий – иллюзии ребенка, иллюзии возлюбленного, иллюзии жизни вдвоем, – суровая рука ее судьбы, которую называют случаем и которая оказывается мудрее здравого смысла, превращает благосостояние и беззаботную жизнь героини в руины и заставляет ее переступить порог vita nuova Заметки, относящиеся к августу 1921 года, гласят:
«Бедность для Аннеты играет ту же роль, что жизнь на чужбине для Кристофа. Она заставляет ее взглянуть на мир другими глазами и помогает проникнуть в лживую сущность современного общества, которую Аннета при всей своей честности не замечала, пока сама была частью этого общества.
День, когда Аннета начинает трудом добывать свой хлеб, знаменует для нее начало эры подлинных открытий. В числе этих открытий нет любви. Нет и материнства. Инстинкт материнства жил в ней уже раньше, и жизнь недостаточно полно удовлетворяла его. Но с того дня, как Аннета переходит в лагерь нищеты, ей открывается мир.
И прежде всего – чудовищная бесполезность жизни, девяти десятых жизни, которую современное общество сделало столь уродливой… (Особенно жизнь женщин…).
Есть, спать и рожать: да, к этому сводится полезная часть жизни. А все остальное? Колесо вертится. Но вертится оно вхолостую… Действительно ли мужчина создан для того, чтобы мыслить? Пожалуй, можно сказать, что он себя в этом убедил, что он внушил себе эту обязанность и выполняет ее, как все остальные, освященные временем обычаи. Но он не мыслит. Он, словно пес, дремлет на цепи своих каждодневных занятий, своих удовольствий и огорчений… Что же сказать о женщинах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308