Там, в высоте, на бирюзовом куполе, недоступно сверкал узкий отточенный серп ущербной Луны…
ВИДЕНИЕ ВТОРОЕ
Едва мы с Яной переступили порог дома, я попросил у неё подарок сумасшедшего садовника, который мне не терпелось рассмотреть получше.
С предельной тщательностью исследовал я кинжал. С первого же взгляда не вызывало сомнений, что это — искусный гибрид, клинок и рукоятка совершенно очевидно происходили от двух бесконечно далёких друг от друга пород. Что касается клинка, то таинственный сплав никоим образом не походил ни на один из земных металлов, в нём присутствовало что-то явно инородное; он жирно лоснился, и его матовое мерцание отдаленно напоминало кремень — да, да, серо-голубой андалузский кремень. Изначально, судя по его форме, — наконечник копья, который на заре времён по какой-то причине преломился у самого основания, в том месте, где его черенок уходил в легендарное древко. Видимо, поэтому он и был впоследствии мастерски привит на отделанную драгоценными камнями рукоятку. Ну, с её происхождением всё было ясно и определенно: слегка легированная оловом медь обладала всеми признаками раннемавританской металлургии — либо юго-западной, франкской, эпохи Каролингов. Сложный, загадочный орнамент напоминал какое-то фантастическое существо, скорее всего дракона. Инкрустация: карнеол, бирюза, бериллы и — три оправы… Две пустые, камни выпали. В третьей, венчающей голову дракона, — великолепный персидский сапфир… Невольно вспомнил я о лучезарном карбункуле…
Да, этот кинжал поразительно соответствовал своему «словесному портрету», хранящемуся в коллекции Шотокалунгиных. Ничего удивительного, что княгиня пришла в такое возбуждение, когда его увидела.
Пока я рассматривал наконечник, Яна стояла у меня за спиной и поглядывала мне через плечо.
— Что нашёл ты, любимый, в этой канцелярской безделушке?
— Безделушке? — Сначала я просто не понял, потом от всей души рассмеялся над этой чисто женской трогательной наивностью: подумать только — опасное, благородное оружие, почтенный возраст которого исчисляется едва ли не тысячелетием, вот так, запросто, обозвать канцелярской безделушкой!
— Ты смеёшься надо мной, любимый? Но почему?
— Извини, дорогая, дело в том, что ты немножко ошиблась: это не канцелярская безделушка, а древний мавританский кинжал.
Яна покачала головой.
— Ты мне не веришь, дорогая?
— Прости, любимый, но это обычный канцелярский нож, которым режут бумагу, вскрывают конверты, бандероли… И мне почему-то ужасно хочется назвать его «мизерикордия».
— Но что за странная идея?
— Да, да, ты совершенно прав — именно идея! Меня внезапно как озарило…
— Что же тебя озарило?
— Мысль о том, что это мизерикордия… В общем, нож для разрезания оберточной бумаги!..
Я посмотрел на Яну внимательней: как завороженная, не сводила она глаз с кинжала. От мгновенной догадки я вздрогнул:
— Тебе знаком этот кинжал… этот… нож для вскрытия писем?..
— Откуда мне его знать, если я только сегодня… но постой… постой… а ведь ты прав: когда я смотрю на него… и чем дольше на него смотрю… чем дольше смотрю… тем отчётливей… мне кажется… я его знаю…
Больше, несмотря на все мои старания, она не проронила ни слова.
Возбуждение, охватившее меня, было слишком сильным, чтобы я рискнул экспериментировать с ней. Меня одолевал такой шквал мыслей, что я даже не представлял, за какую из них ухватиться; в конце концов, сославшись на срочную работу, попросил Яну заняться чем-нибудь по дому и, поцеловав, отпустил…
Едва она вышла, я как ужаленный бросился к письменному столу и принялся перерывать бумаги Джона Ди и мои собственные записи, пытаясь отыскать то место, где мой предок упоминал о наследственном кинжале. Я перевернул всё вверх дном, но ничего похожего не обнаружил. Наконец у меня в руках оказалась тетрадь в веленевом переплете; я открыл наугад — и вот оно:
В ту ночь чёрного искушения я потерял самую ценную для меня часть наследства: мой талисман, кинжал — наконечник копья Хоэла Дата. Потерял я его там, на газонах парка, во время заклинаний; мне кажется, он был ещё у меня в руке — так велел Бартлет Грин, — когда призрак подошёл и я подал ему… руку?.. Только руку?.. Во всяком случае, потом в ней уже ничего не было! Итак, я на веки вечные оплатил услуги Исаис Чёрной… И все же, сдается мне, цена за обман была слишком высокой.
Я тяжело задумался: что означает это горькое замечание о «слишком высокой цене»? В тексте больше никаких намеков на то, что скрывается за этой проникнутой горечью фразой! И вдруг меня осенило! Я схватил магический кристалл.
Но как и в первый раз, когда я пытался заглянуть в чёрные мерцающие грани, кристалл в моей руке оставался мёртвым углем.
Ах, ну что же это я! Липотин и… и его пудра! Вскочил, быстро нашёл красный шар, но, увы, он был пуст — пуст и бесполезен.
И тут мой взгляд упал на ониксовую чашу: а что, если… Лишь бы Яна с её приверженностью к чистоте не навела порядок! Нет, слава Богу, не успела! Остатки магического препарата запеклись на дне тёмно-коричневой корочкой. С этой секунды я действовал словно по приказу: моя рука сама потянулась к спиртовке… Охваченный нетерпением, я поспешно плеснул в чашу немного огненной влаги, чиркнул спичкой — вспыхнуло синеватое пламя… Быть может, мои надежды не так уж сумасбродны и эти спекшиеся остатки начнут тлеть вторично…
Спирт сгорел быстро. Раскаленная пудра зловеще переливалась кровавыми бликами. И вот тоненькая ниточка — она-то и приведет меня в потустороннее! — повисла в воздухе…
Я поспешно склонился над чашей и глубоко вздохнул… Дым, ещё более резкий, чем в прошлый раз, ворвался в мои легкие. Ужасно! Невыносимо! Как-то оно удастся мне сейчас, самостоятельно, шагнуть за порог смерти и без посторонней помощи пройти по призрачному мостку, наведенному токсичными дымами, над бездной мучительной асфиксии?! Может, позвать Яну? Чтобы она так же немилосердно, железной хваткой, как тогдашний «Липотин» в красной тиаре, удерживала, несмотря на отчаянные конвульсии, мою голову над чашей?.. Я стиснул зубы, меня чуть не вырвало от удушливого спазма… Собрав все свои силы… «Я покоряю!» — девиз предков внезапно вспыхнул в моем сознании! Девиз рода Ди!
И вот она — первая прибойная волна агонии! Кровь захлестывала мой мозг, и мысли тонули, медленно шли на дно, пуская пузырьки… Секунда, другая — и в моём сознании не осталось ничего, кроме тоненькой, бегущей из тёмной глубины цепочки пузырьков: это же всё равно, что захлебнуться в тарелке с водой!.. Суицид в стиральном корыте… самый распространенный способ среди истеричных прачек, однажды… когда-то… я это читал или слышал… В стиральном корыте… после стирки в этих инфернальных водах я сильно полиняю… да, да… «после линьки в мае»… Смотри, чтобы тебя потом, «после линьки в мае», не переодели в истеричную прачку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152