Когда стали оттаскивать ящики в сторону и заглядывать под них, мысль
эта все еще была здесь - и затем постепенно стала удаляться по мере того,
как затихали крики, и стал отодвигаться хаос мыслей преследователей. Его
искали повсюду. Еще долгое время Джомми мог слышать мысли охотников за
ним, но в конце концов все вокруг стало успокаиваться, и он понял, что
наступает вечер.
Однако, почему-то возбуждение, порожденное дневным происшествием,
никак не угасало. Из домов ползли приглушенные мысли - люди в своих
квартирах думали о том, что произошло, обсуждали это событие.
Наконец, он осмелился не ждать больше. Где-то там, снаружи, был ум,
который все время знал, где Джомми находится, но почему-то промолчал об
этом. Этот ум был злонамеренным, что наполняло мальчика дурным
предчувствием и побуждало поскорее убраться из этого опасного тайника.
Орудуя замлевшими пальцами, он разобрал отверстие, затем, все еще
одеревеневший от долгой неподвижности, он осторожно протиснулся наружу.
Каждое движение вызывало приступ боли в боку, и волна слабости
затуманивала сознание, однако, он осмелился не возвращаться. Постепенно он
подтянулся наверх ящиков, а затем уже снаружи их стал спускаться вниз. Его
ноги почти коснулись земли, когда он услышал быстрые шаги - и впервые
почувствовал личность того, кто так долго ждал его.
Тонкая рука схватила его за лодыжку и раздался торжествующий голос
старухи:
- Вот и хорошо! Спускайся-ка к Гренни. Гренни позаботится о тебе, да,
да. Она все время была уверена, что тебе осталось только залезть в эту
дырку, и что эти дураки не догадаются об этом. О, да, Гренни очень ловкая.
Она ушла, а затем вернулась, и, так как слэны могут читать мысли, она
держала свой мозг очень спокойным, думая только о кухонных делах. И это
сбило тебя с толку, не так ли? Гренни хорошо знает, что может сбить тебя с
толку. А сейчас пойдем. Гренни присмотрит за таким хорошеньким мальчиком,
ведь она так ненавидит полицию.
От страха у Джомми перехватило дыхание, но он все-таки узнал ум
жадной старухи, которая хотела схватить его, когда он убегал от автомобиля
Джона Петти. Тот мимолетный взгляд запечатлел образ злой старухи в его
сознании. И теперь от нее исходило такое дыхание ужаса, такими
омерзительными были ее намерения, что он взвизгнул и набросился на нее.
Тяжелая палка в свободной руке старухи опустилась на его голову
прежде, чем до него дошло, что у нее есть такое оружие. Удар был
умопомрачительным. Мышцы его стали непроизвольно дергаться, и тело рухнуло
на землю.
Он почувствовал, как руки его связывают, а затем, наполовину подняв
его, она оттащила его на несколько шагов в сторону. В конце концов старуха
ухитрилась запихнуть мальчика в шаткую тележку и накрыла тряпьем,
пропахшим конским потом, машинным маслом и урнами для мусора.
Тележка покатилась по ухабистой мостовой заднего проулка, и сквозь
громыханье колес Джомми уловил ворчание старухи:
- Какой же была бы Гренни дурой, если бы позволила поймать тебя, мой
мальчик. Награда в десять тысяч - ха! Мне бы ни за что не дали столько.
Думаю, что я не получила бы и цента! Уж Гренни-то знает этот мир. Когда-то
она была известной актрисой, теперь же просто мусорщица. Они бы никогда не
дали не то что сотню сотен, но и одной-единственной сотни собирательнице
тряпья и утиля. Ни за что! Гренни еще покажет им, что можно сделать с
молодым слэном. Гренни наживет огромное состояние с помощью этого
дьяволенка...
2
Опять здесь этот отвратительный мальчишка.
Кетлин Лейнтон застыла в защитной позе, но затем расслабилась. От
него нельзя было убежать оттуда, где она стояла, на этой почти
двухсотметровой зубчатой стене дворца. Но не составило бы особого труда,
после всех этих долгих лет в качестве единственного слэна среди столь
большого количества враждебных существ стоять лицом к лицу с чем угодно,
даже с Дэви Динсмором, которому одиннадцать лет.
Она не обернется. Она не покажет ему, что ей стало известно, что он
идет по широкому застекленному переходу. Она непреклонно старалась не
думать о нем, поддерживая едва уловимый контакт, необходимый для того,
чтобы он не мог подойти к ней неожиданно. Она должна продолжать смотреть
прямо на город, как-будто не зная, что он подходит.
Город начинался совсем неподалеку от нее, обширное пространство
зданий и сооружений, бесчисленных форм и цветов, постепенно обволакиваясь
легкой дымкой сгущающихся сумерек. Еще дальше чернела зеленая равнина и
обычно голубая, несущаяся потоком вода реки, извивавшейся снаружи города.
Она сейчас казалась более темной, лишенной блеска в этом почти лишенном
солнца мире. Даже горы в отдалении у покрытого туманом горизонта имели
темный оттенок. В них была какая-то печальная задумчивость, которая была
так подстать грусти в ее собственной душе.
- А-а-а! Нужно смотреть получше. Это твой последний.
Нестройный голос резанул по ее нервам, как совершенно бессмысленный
звук. Некоторое время настолько сильным было предположение о полностью
нечленораздельных звуках, что значение слов не проникло в ее сознание. А
затем помимо своей воли она резко повернулась в его сторону.
- Мой последний? Что ты имеешь в виду?
Она тут же пожалела о своем поступке. Дэви Динсмор стоял менее, чем в
двух метрах от нее. На нем были длинные шелковистые брюки и желтая рубаха
с открытым воротом. На его мальчишеском лице было выражение "ух, какой я
хулиган!", и губы его кривились в усмешке, убедительно ей напоминая, то,
что она заметила его, было его же победой. Но все же - что могло заставить
его произнести такие слова? С трудом верилось, что он мог сам додуматься
до таких слов. Ее охватил короткий импульс поглубже порыться в его
сознании. Она вздрогнула и решила не делать этого. Войти в его мозг в его
нынешнем состоянии означало на добрый месяц почувствовать отвращение к
наблюдению за происходящим вокруг.
Уже много времени, несколько месяцев, как она решила прекратить
контакты своего разума с потоком человеческих мыслей, с надеждами людей и
их ненавистью, превращавшей в ад атмосферу во дворце. Лучше всего сейчас -
презирать этого мальчишку, так же, как она делала это в прошлом. Она
повернулась к нему спиной, и даже ничтожнейшее из ничтожнейших
прикосновений к его разуму донесло до нее обертона неистовства,
побуждавшего его к действию. И затем снова раздался его голос:
- Й-э-э, в последний раз!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56