Юленька проводила уносимую буханку хлеба невыразимо жалобным взглядом.
Я поставил перед ней рюмку крепкого вина; отхлебнув глоток, она смерила меня злобным взглядом.
Насытившись, Юленька, стремительно вскочив со стула, снова приняла вид дикой кошки, попавшей в западню.
— Куда это мы собрались? — спросил я.
— Домой! Сию минуту отпустите меня! — выкрикнула она тоном, не допускающим возражений, но тут же сникла и взмолилась, судорожно сцепив пальцы рук: — Умоляю вас, отпустите меня, очень вас прошу!
О, если бы я тогда послушался ее! Но в тот момент ни я, ни она не подозревали, что она выпрашивает себе помилование. Я был одержим миссией спасителя.
— Юленька, позвольте сказать вам еще кое-что, а там уж, ежели захотите домой, я тотчас открою калитку и выпущу вас на набережную, и тогда самое лучшее, что вы можете сделать — это броситься в воду!
Она пробурчала, что поступит так, как ей заблагорассудится, и что никому до этого нет дела, а если я не отпущу ее, устроит скандал и весь дом поднимет на ноги.
Положение было весьма критическим, роль уличной девицы она сыграла превосходно.
— И вот так-то вы ведете себя с клиентами? — насмешливо спросил я.
Дикая кошка свернулась в клубок, готовясь вцепиться мне в горло, но удовольствовалась тем, что метнула на меня самый ненавидящий взгляд, на какой только была способна. И снова вошла в роль юной, глубоко обиженной барышни.
Словно не было нашей странной встречи и я не застиг ее в ожидании клиента, она с невинным видом и логикой заправской проститутки отчаянно защищалась, твердя, что она вовсе не та, за кого я ее принимаю, и клянясь, что до сих пор не имела дела ни с одним мужчиной.
— Ну, а со мной? Помолчав, она тихо промолвила:
— Вы первый... Я и пошла с вами только потому, что есть очень хотела... А если бы вас не встретила, то уже была бы там...
Она, не стесняясь, зарыдала.
— Где — там? — пытался выяснить я.
— Там, куда вы меня посылаете... Я и сама уже собиралась... вниз головой...— продолжала она, всхлипывая, но уже без слез, что было весьма подозрительным.
Быть может, Юленька говорила правду, впрочем, скорее всего лгала.
— Ну-ну, никуда бы вы не делись, знаю я таких девочек,— уничижительно возразил я.
— Так отпустите меня и увидите! — разозлившись не на шутку, она, уже стоя в дверях, так и сверлила меня ненавидящим взглядом.
Я хлопнул ладонью по металлической поверхности кресла, являющегося непременной принадлежностью гинекологического кабинета.
— Хотите рано или поздно угодить сюда? — закричал я.
Вопрос произвел на нее должное впечатление.
Открыв рот, она с испугом уставилась на незнакомую конструкцию, поблескивавшую еще не истертым металлом.
Заикаясь и даже тряся при этом головой, Юленька выговорила:
— Б-б-боже мой, п-п-пан д-доктор!
Ага, разглядела, сообразила наконец-то, где находится, и страх перед возможным несчастьем, вероятно, лишь предугадываемым, а потому еще более ужасным, парализовал ее.
Я взял ее за плечико, усадил за стол. Она покорилась безропотно и лишь жалобно повизгивая, точно подстреленный заяц.
Стоило мне приблизиться, как она выпускала вперед кулачки, словно вот-вот должно было случиться то, чего в глубине души она так боялась.
Я нарочно делал вид, что ничего не замечаю, и, расхаживая туда-сюда по кабинету, решил изменить тактику.
— Любая девушка,— начал я,— в детстве потерявшая отца и встретившая человека, могущего о нем многое рассказать, на вашем месте умоляла бы об этом, вы же пальцем не пошевелили!
На самом деле это было не совсем так — любое упоминание об отце действовало на нее, точно удар хлыста, вот и теперь, упав грудью на стол так, что рюмка с вином покачнулась, Юленька сжала дрожащую голову, словно хотела раздавить ее.
В жизни человека бывают минуты, когда он сам себе не рад и готов хоть сквозь землю провалиться.
— Вы знали своего отца?
Я не понял, что означал ее кивок головой, но мне стало ясно, что я попал в самую точку, безжалостно ткнул пинцетом в обнаженный нерв.
— Видите ли, барышня Юлия, урожденная Занятая,— продолжил я в том же духе,— должен вам сказать, что вы как две капли воды похожи на своего папеньку, и я везде и всюду сразу узнал бы вас... Существовали тысячи иных возможностей нашей встречи, не исключено даже, что я стал бы разыскивать семью покойного друга, которого любил как мало кого на этом свете... Да-да, я бы так и поступил, будь у меня побольше свободного времени. Но, полагаю, пришел бы, к несчастью, слишком поздно, ибо сожалеть уже было бы не о чем. Однако судьба распорядилась иначе. И случайность эта столь поразительна, что перестает быть случайностью...
Я помолчал, встав подле нее, трепещущей в глубоком раскаянии, и лишь минуту спустя заговорил снова:
— Знаете ли вы, Юленька, что впервые я увидел вас сегодня у Музея, когда мамаша благословляла вас, однако по прошествии стольких лет никак не мог взять в толк, кого вы мне напоминаете. Видимо, для того ваш отец послал мне вас еще раз, почти в полночь, и показал ваше освещенное луной личико, чтобы улыбнуться мне вашими глазами. Он направил вас к моему порогу с безмолвной просьбой спасти вас, которую, того не желая, вы выразили сами. Я исполню ее во что бы то ни стало, Юленька!
Идея только что пришла мне в голову, и этот миг показался мне столь счастливым, что даже захотелось остановить его...
Впрочем, стремясь повлиять на Юленьку силой внушения, я сам отчасти поддался ему, однако вовремя понял это и оградил себя от самовнушения, дабы не уверовать в сказанное, хотя впоследствии еще не раз руководствовался придуманным. Я не склонен к оккультизму и не верю в телепатию, но все же не могу не признать, что если и случаются послания с того света, то я получил одно из них — иначе невозможно осмыслить это чрезвычайное стечение обстоятельств...
Итак, ко мне в дом попала совсем юная девушка, едва не ступившая на путь, где ей была уготована самая страшная судьба, какая только может ожидать женщину. Я был свидетелем ее первого шага на этом пути и воспрепятствовал ее неизбежному концу. Возможно — хоть и мало вероятно,— что она была еще девственницей.
В научной литературе подобные случаи описаны как крайне редкие.
Мы все еще подходим к этой социальной проблеме чисто теоретически, более полагаясь на коллективные выводы, а в составлении анамнеза, то есть психопатической предыстории болезни,— на показания падших, по сути своей зачастую изолгавшихся женщин.
Я ощутил нечто вроде чистой радости первооткрывателя, подобной той, какую испытывает анатом, случайно уловивший момент разрыва Граафова пузырька — фолликула — и создавший препарат семенных желез,— недаром Гиртль 1 описывает этот опыт почти поэтическим слогом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Я поставил перед ней рюмку крепкого вина; отхлебнув глоток, она смерила меня злобным взглядом.
Насытившись, Юленька, стремительно вскочив со стула, снова приняла вид дикой кошки, попавшей в западню.
— Куда это мы собрались? — спросил я.
— Домой! Сию минуту отпустите меня! — выкрикнула она тоном, не допускающим возражений, но тут же сникла и взмолилась, судорожно сцепив пальцы рук: — Умоляю вас, отпустите меня, очень вас прошу!
О, если бы я тогда послушался ее! Но в тот момент ни я, ни она не подозревали, что она выпрашивает себе помилование. Я был одержим миссией спасителя.
— Юленька, позвольте сказать вам еще кое-что, а там уж, ежели захотите домой, я тотчас открою калитку и выпущу вас на набережную, и тогда самое лучшее, что вы можете сделать — это броситься в воду!
Она пробурчала, что поступит так, как ей заблагорассудится, и что никому до этого нет дела, а если я не отпущу ее, устроит скандал и весь дом поднимет на ноги.
Положение было весьма критическим, роль уличной девицы она сыграла превосходно.
— И вот так-то вы ведете себя с клиентами? — насмешливо спросил я.
Дикая кошка свернулась в клубок, готовясь вцепиться мне в горло, но удовольствовалась тем, что метнула на меня самый ненавидящий взгляд, на какой только была способна. И снова вошла в роль юной, глубоко обиженной барышни.
Словно не было нашей странной встречи и я не застиг ее в ожидании клиента, она с невинным видом и логикой заправской проститутки отчаянно защищалась, твердя, что она вовсе не та, за кого я ее принимаю, и клянясь, что до сих пор не имела дела ни с одним мужчиной.
— Ну, а со мной? Помолчав, она тихо промолвила:
— Вы первый... Я и пошла с вами только потому, что есть очень хотела... А если бы вас не встретила, то уже была бы там...
Она, не стесняясь, зарыдала.
— Где — там? — пытался выяснить я.
— Там, куда вы меня посылаете... Я и сама уже собиралась... вниз головой...— продолжала она, всхлипывая, но уже без слез, что было весьма подозрительным.
Быть может, Юленька говорила правду, впрочем, скорее всего лгала.
— Ну-ну, никуда бы вы не делись, знаю я таких девочек,— уничижительно возразил я.
— Так отпустите меня и увидите! — разозлившись не на шутку, она, уже стоя в дверях, так и сверлила меня ненавидящим взглядом.
Я хлопнул ладонью по металлической поверхности кресла, являющегося непременной принадлежностью гинекологического кабинета.
— Хотите рано или поздно угодить сюда? — закричал я.
Вопрос произвел на нее должное впечатление.
Открыв рот, она с испугом уставилась на незнакомую конструкцию, поблескивавшую еще не истертым металлом.
Заикаясь и даже тряся при этом головой, Юленька выговорила:
— Б-б-боже мой, п-п-пан д-доктор!
Ага, разглядела, сообразила наконец-то, где находится, и страх перед возможным несчастьем, вероятно, лишь предугадываемым, а потому еще более ужасным, парализовал ее.
Я взял ее за плечико, усадил за стол. Она покорилась безропотно и лишь жалобно повизгивая, точно подстреленный заяц.
Стоило мне приблизиться, как она выпускала вперед кулачки, словно вот-вот должно было случиться то, чего в глубине души она так боялась.
Я нарочно делал вид, что ничего не замечаю, и, расхаживая туда-сюда по кабинету, решил изменить тактику.
— Любая девушка,— начал я,— в детстве потерявшая отца и встретившая человека, могущего о нем многое рассказать, на вашем месте умоляла бы об этом, вы же пальцем не пошевелили!
На самом деле это было не совсем так — любое упоминание об отце действовало на нее, точно удар хлыста, вот и теперь, упав грудью на стол так, что рюмка с вином покачнулась, Юленька сжала дрожащую голову, словно хотела раздавить ее.
В жизни человека бывают минуты, когда он сам себе не рад и готов хоть сквозь землю провалиться.
— Вы знали своего отца?
Я не понял, что означал ее кивок головой, но мне стало ясно, что я попал в самую точку, безжалостно ткнул пинцетом в обнаженный нерв.
— Видите ли, барышня Юлия, урожденная Занятая,— продолжил я в том же духе,— должен вам сказать, что вы как две капли воды похожи на своего папеньку, и я везде и всюду сразу узнал бы вас... Существовали тысячи иных возможностей нашей встречи, не исключено даже, что я стал бы разыскивать семью покойного друга, которого любил как мало кого на этом свете... Да-да, я бы так и поступил, будь у меня побольше свободного времени. Но, полагаю, пришел бы, к несчастью, слишком поздно, ибо сожалеть уже было бы не о чем. Однако судьба распорядилась иначе. И случайность эта столь поразительна, что перестает быть случайностью...
Я помолчал, встав подле нее, трепещущей в глубоком раскаянии, и лишь минуту спустя заговорил снова:
— Знаете ли вы, Юленька, что впервые я увидел вас сегодня у Музея, когда мамаша благословляла вас, однако по прошествии стольких лет никак не мог взять в толк, кого вы мне напоминаете. Видимо, для того ваш отец послал мне вас еще раз, почти в полночь, и показал ваше освещенное луной личико, чтобы улыбнуться мне вашими глазами. Он направил вас к моему порогу с безмолвной просьбой спасти вас, которую, того не желая, вы выразили сами. Я исполню ее во что бы то ни стало, Юленька!
Идея только что пришла мне в голову, и этот миг показался мне столь счастливым, что даже захотелось остановить его...
Впрочем, стремясь повлиять на Юленьку силой внушения, я сам отчасти поддался ему, однако вовремя понял это и оградил себя от самовнушения, дабы не уверовать в сказанное, хотя впоследствии еще не раз руководствовался придуманным. Я не склонен к оккультизму и не верю в телепатию, но все же не могу не признать, что если и случаются послания с того света, то я получил одно из них — иначе невозможно осмыслить это чрезвычайное стечение обстоятельств...
Итак, ко мне в дом попала совсем юная девушка, едва не ступившая на путь, где ей была уготована самая страшная судьба, какая только может ожидать женщину. Я был свидетелем ее первого шага на этом пути и воспрепятствовал ее неизбежному концу. Возможно — хоть и мало вероятно,— что она была еще девственницей.
В научной литературе подобные случаи описаны как крайне редкие.
Мы все еще подходим к этой социальной проблеме чисто теоретически, более полагаясь на коллективные выводы, а в составлении анамнеза, то есть психопатической предыстории болезни,— на показания падших, по сути своей зачастую изолгавшихся женщин.
Я ощутил нечто вроде чистой радости первооткрывателя, подобной той, какую испытывает анатом, случайно уловивший момент разрыва Граафова пузырька — фолликула — и создавший препарат семенных желез,— недаром Гиртль 1 описывает этот опыт почти поэтическим слогом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58