Его суд был скорым и беспощадным, и за это его очень скоро стали называть Львом. С тех пор это прозвище, с незначительными изменениями, так и закрепилось за ним. Напротив, Филиппа нарекли Ягненком.
В начале октября Дени с друзьями отправился в город купить провизии. Их собственные запасы почти подошли к концу. Они прошли мимо виселиц Ричарда: на перекладинах раскачивалось несколько тел, разлагавшихся на солнце, и Понс обратил внимание, что на одном из них был надет плащ с красным французским крестом на плече.
– Когда за дело берется Ричард, тогда остается только одна армия и один полководец, – заметил он. – Лишь Богу ведомо, зачем здесь находится король Филипп.
– Быть беде, попомните мои слова, – сказал Хью. – Я имею в виду не только неприятности со стороны лангобардов и гриффонов. Вы слышали о столкновении Ричарда с королем Танкредом?
Танкред, недавно сделавшийся королем Сицилии, был кузеном покойного короля Гильема, который был женат на сестре Ричарда Джоанне. Гильем завещал королю Англии великолепный золотой стол (некоторые утверждали, что он был лишь покрыт золотыми пластинами) длиной в двенадцать футов вкупе с тремя золотыми треножниками, шелковый трапезный навес – такой большой, что под ним с легкостью могли укрыться две сотни рыцарей, – две дюжины золотых кубков и блюд, а также сотню галер со всей оснасткой и экипировкой. Ричард, разумеется, потребовал, чтобы это наследство было выплачено в военную казну, и попросил, чтобы ему прислали его сестру Джоанну с ее приданым и золотым креслом, полагавшимся ей по положению.
– Танкред довольно долго мямлил и запинался, – сказал Хью. – Хотя я его не осуждаю. Все вместе составляет солидный куш. Однако Ричард имеет полное право претендовать на наследство, несмотря на то, что оно было оставлено его отцу, старому королю Генриху. И что же? Когда королева приехала несколько дней назад, то не имела при себе ничего, кроме принадлежностей своей спальни. Ричард пришел в неописуемую ярость – ну, можете представить. У него оказался под рукой меч, тот самый, помните, который якобы принадлежал самому королю Артуру и который он собирался подарить Танкреду. Насколько я знаю, он схватил меч, взмахнул им так, что все присутствовавшие бросились вон из комнаты, а затем вышвырнул его в окно. Клинок насмерть поразил садовника или кого-то еще. Позже Ричард пожалел о своем поступке, забрал меч, заставил выправить крестовидную гарду эфеса и зашлифовать несколько зазубрин и царапин. Вчера в гавань вошел еще один корабль с парой сундуков на борту, а в них – миллион этих никудышних маленьких золотых монеток, как бишь они называются… терринов. Не думаю, что Ричард удовольствуется таким хламом.
Понс подбросил на ладони серебряный денье.
– Он чересчур привередлив. Меня бы устроил миллион каких угодно денег.
– И вы считаете, следует ждать неприятностей? – спросил Артур. – Какой позор. Разве нет? Я хочу сказать, что в конце концов короли – христиане и рыцари, препоясанные мечом. Они не должны ссориться. Я этого не понимаю. Мы собрались здесь, чтобы сражаться с сарацинами, но до сих пор, где бы ни проходила армия, погибали только наши воины: когда рухнул мост, во время стычек с горожанами во Франции и в Италии и в бесконечных драках с сицилийцами. А ведь от Святой Земли нас все еще отделяют многие мили.
– Не всякий исполнен столь глубокой веры, как ты, мой английский друг, – уныло сказал Пейре Видаль. – Только вчера у меня состоялась коротенькая беседа с прелестным ребенком, одной из этих чернокудрых и черноглазых местных девочек. Я указал ей на то, что поскольку являюсь воином Христовым, то она просто обязана во имя благочестия прогуляться со мной в горы, дабы показать мне окрестные церкви и часовни, которые очень красивы…
– И она тебя отвергла, – сочувственно сказал Дени. – Чертовски стыдно.
– И она всего лишь ребенок, – добавил Понс.
Артур улыбнулся печально и покачал головой.
– Я думаю, вам не следует вести себя подобным образом, Пейре, – сказал он. – Мне кажется, это приведет лишь к новым раздорам.
Пейре приложил ладонь ко лбу.
– Сынок, ты не понимаешь поэтов, – глухо промолвил он. – Мы должны любить, любовь для нас – мясо и вино. Что же касается меня, мне также необходимо понимание. Но меня преследуют ужасные несчастья! Я мог бы назвать сотню женщин, и все высокородны, богаты и сказочно прекрасны. Они бросались в мои объятия, но ни одна из них никогда не утолила боль израненного сердца, что бьется в моей груди и преисполнено тоски по нежности.
– Я слышал рассказ Ричарда о том, как его мать выставила тебя из Пуатье за оскорбление Марии Шампанской, – сурово заметил Дени, он не терпел, когда над Артуром насмехались.
– О, Ричард, Ричард, – пожал плечами Пейре. – Бог мой, что за человек. Выжимает деньги, словно воду, и впитывает их, точно губка. Покровитель высокого искусства! Вы видели когда-нибудь, как он суетится из-за украшения стола перед обедом или поправляет драпировки на стенах? Совершенно верно: будто хозяйка, хлопочущая в своем замке накануне пиршества! Но попытайтесь, оказав ему услугу, получить с него хотя бы пенни. Легче из репы выжать алую кровь, отчеканить монету из слов. Он должен мне двадцать фунтов обещаний. К счастью, я не завишу от него и могу удовлетворить свои надобности: Барраль был гораздо щедрее, и я покинул Марсель не с пустыми руками.
– Тебе повезло, что ты покинул Марсель, вообще не лишившись рук, – сухо сказал Дени.
Пейре закатил глаза.
– Стоило того! – воскликнул он. – Бог мой, стоило того. Всего один поцелуй ее дивных уст! И в любом случае я начал уставать от этой истории.
Понс взял его за руку и пошел с ним рядом.
– Поскольку вы взяли с собой такое богатство, – мягко сказал он, – возможно, вас не затруднит ссудить мне несколько денье? Де Танкарвиль должен мне немного, но я не хочу торопить его… Вы меня понимаете, не правда ли? Он человек тонкий и чувствительный…
Они вошли в город через южные ворота и зашагали по тесным улочкам, которые порой сужались настолько, что приходилось идти гуськом. Высокие дома, выстроенные из кирпича по старинному образцу и неряшливо выбеленные известкой, вздымались вверх на три-четыре этажа, погружая улицы в глубокую тень. Путники, внезапно вынырнув из этого царства вечного сумрака на площадь, оказались вдруг ослеплены ярким солнечным светом. Всю дорогу их провожали взглядами, в которых тлел огонек затаенной угрозы. То здесь то там кто-нибудь сплевывал им вслед или высказывал сквозь зубы чистосердечное пожелание, чтобы их души горели в аду.
Наконец они вышли на базарную площадь, гул и рев которой был слышен издалека. Рынок был забит крестьянами и рыбаками, разложившими свои товары прямо на камнях или на небольших лотках из неотесанных досок, положенных на кирпичи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
В начале октября Дени с друзьями отправился в город купить провизии. Их собственные запасы почти подошли к концу. Они прошли мимо виселиц Ричарда: на перекладинах раскачивалось несколько тел, разлагавшихся на солнце, и Понс обратил внимание, что на одном из них был надет плащ с красным французским крестом на плече.
– Когда за дело берется Ричард, тогда остается только одна армия и один полководец, – заметил он. – Лишь Богу ведомо, зачем здесь находится король Филипп.
– Быть беде, попомните мои слова, – сказал Хью. – Я имею в виду не только неприятности со стороны лангобардов и гриффонов. Вы слышали о столкновении Ричарда с королем Танкредом?
Танкред, недавно сделавшийся королем Сицилии, был кузеном покойного короля Гильема, который был женат на сестре Ричарда Джоанне. Гильем завещал королю Англии великолепный золотой стол (некоторые утверждали, что он был лишь покрыт золотыми пластинами) длиной в двенадцать футов вкупе с тремя золотыми треножниками, шелковый трапезный навес – такой большой, что под ним с легкостью могли укрыться две сотни рыцарей, – две дюжины золотых кубков и блюд, а также сотню галер со всей оснасткой и экипировкой. Ричард, разумеется, потребовал, чтобы это наследство было выплачено в военную казну, и попросил, чтобы ему прислали его сестру Джоанну с ее приданым и золотым креслом, полагавшимся ей по положению.
– Танкред довольно долго мямлил и запинался, – сказал Хью. – Хотя я его не осуждаю. Все вместе составляет солидный куш. Однако Ричард имеет полное право претендовать на наследство, несмотря на то, что оно было оставлено его отцу, старому королю Генриху. И что же? Когда королева приехала несколько дней назад, то не имела при себе ничего, кроме принадлежностей своей спальни. Ричард пришел в неописуемую ярость – ну, можете представить. У него оказался под рукой меч, тот самый, помните, который якобы принадлежал самому королю Артуру и который он собирался подарить Танкреду. Насколько я знаю, он схватил меч, взмахнул им так, что все присутствовавшие бросились вон из комнаты, а затем вышвырнул его в окно. Клинок насмерть поразил садовника или кого-то еще. Позже Ричард пожалел о своем поступке, забрал меч, заставил выправить крестовидную гарду эфеса и зашлифовать несколько зазубрин и царапин. Вчера в гавань вошел еще один корабль с парой сундуков на борту, а в них – миллион этих никудышних маленьких золотых монеток, как бишь они называются… терринов. Не думаю, что Ричард удовольствуется таким хламом.
Понс подбросил на ладони серебряный денье.
– Он чересчур привередлив. Меня бы устроил миллион каких угодно денег.
– И вы считаете, следует ждать неприятностей? – спросил Артур. – Какой позор. Разве нет? Я хочу сказать, что в конце концов короли – христиане и рыцари, препоясанные мечом. Они не должны ссориться. Я этого не понимаю. Мы собрались здесь, чтобы сражаться с сарацинами, но до сих пор, где бы ни проходила армия, погибали только наши воины: когда рухнул мост, во время стычек с горожанами во Франции и в Италии и в бесконечных драках с сицилийцами. А ведь от Святой Земли нас все еще отделяют многие мили.
– Не всякий исполнен столь глубокой веры, как ты, мой английский друг, – уныло сказал Пейре Видаль. – Только вчера у меня состоялась коротенькая беседа с прелестным ребенком, одной из этих чернокудрых и черноглазых местных девочек. Я указал ей на то, что поскольку являюсь воином Христовым, то она просто обязана во имя благочестия прогуляться со мной в горы, дабы показать мне окрестные церкви и часовни, которые очень красивы…
– И она тебя отвергла, – сочувственно сказал Дени. – Чертовски стыдно.
– И она всего лишь ребенок, – добавил Понс.
Артур улыбнулся печально и покачал головой.
– Я думаю, вам не следует вести себя подобным образом, Пейре, – сказал он. – Мне кажется, это приведет лишь к новым раздорам.
Пейре приложил ладонь ко лбу.
– Сынок, ты не понимаешь поэтов, – глухо промолвил он. – Мы должны любить, любовь для нас – мясо и вино. Что же касается меня, мне также необходимо понимание. Но меня преследуют ужасные несчастья! Я мог бы назвать сотню женщин, и все высокородны, богаты и сказочно прекрасны. Они бросались в мои объятия, но ни одна из них никогда не утолила боль израненного сердца, что бьется в моей груди и преисполнено тоски по нежности.
– Я слышал рассказ Ричарда о том, как его мать выставила тебя из Пуатье за оскорбление Марии Шампанской, – сурово заметил Дени, он не терпел, когда над Артуром насмехались.
– О, Ричард, Ричард, – пожал плечами Пейре. – Бог мой, что за человек. Выжимает деньги, словно воду, и впитывает их, точно губка. Покровитель высокого искусства! Вы видели когда-нибудь, как он суетится из-за украшения стола перед обедом или поправляет драпировки на стенах? Совершенно верно: будто хозяйка, хлопочущая в своем замке накануне пиршества! Но попытайтесь, оказав ему услугу, получить с него хотя бы пенни. Легче из репы выжать алую кровь, отчеканить монету из слов. Он должен мне двадцать фунтов обещаний. К счастью, я не завишу от него и могу удовлетворить свои надобности: Барраль был гораздо щедрее, и я покинул Марсель не с пустыми руками.
– Тебе повезло, что ты покинул Марсель, вообще не лишившись рук, – сухо сказал Дени.
Пейре закатил глаза.
– Стоило того! – воскликнул он. – Бог мой, стоило того. Всего один поцелуй ее дивных уст! И в любом случае я начал уставать от этой истории.
Понс взял его за руку и пошел с ним рядом.
– Поскольку вы взяли с собой такое богатство, – мягко сказал он, – возможно, вас не затруднит ссудить мне несколько денье? Де Танкарвиль должен мне немного, но я не хочу торопить его… Вы меня понимаете, не правда ли? Он человек тонкий и чувствительный…
Они вошли в город через южные ворота и зашагали по тесным улочкам, которые порой сужались настолько, что приходилось идти гуськом. Высокие дома, выстроенные из кирпича по старинному образцу и неряшливо выбеленные известкой, вздымались вверх на три-четыре этажа, погружая улицы в глубокую тень. Путники, внезапно вынырнув из этого царства вечного сумрака на площадь, оказались вдруг ослеплены ярким солнечным светом. Всю дорогу их провожали взглядами, в которых тлел огонек затаенной угрозы. То здесь то там кто-нибудь сплевывал им вслед или высказывал сквозь зубы чистосердечное пожелание, чтобы их души горели в аду.
Наконец они вышли на базарную площадь, гул и рев которой был слышен издалека. Рынок был забит крестьянами и рыбаками, разложившими свои товары прямо на камнях или на небольших лотках из неотесанных досок, положенных на кирпичи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133