– Они выходили из примерочной, где Тереса, облаченная в кашемировый свитер с большим отворотом, долго смотрелась в зеркало. – Никто не скажет, что ты одеваешься скучно. Но дело вот в чем… Для того чтобы носить некоторые вещи, необходимо уметь двигаться. И вообще жить в этой вещи. Не всем все годится. Вот это, например. О «Версаче» даже не думай. В вещах от «Версаче» ты будешь выглядеть, как шлюха.
– Но ты ведь иногда носишь «Версаче».
Пати рассмеялась. В пальцах у нее была зажата сигарета «Мальборо», несмотря на висевшую на стене табличку «Курить воспрещается» и осуждающие взгляды продавщицы. Одна рука в кармане трикотажного жакета, надетого поверх темно-серой юбки, в другой – сигарета. Я сейчас же загашу ее, милочка, сказала она, закуривая первую. Эта была уже третьей.
– У меня другая выучка, Мексиканка. Я знаю, когда нужно выглядеть шлюхой, а когда нет. Что же касается тебя, ты должна помнить, что на людей, с которыми нам приходится иметь дело, производят впечатление дамы высокого класса. Сеньоры.
– Ну я-то никакая не сеньора.
– Откуда ты знаешь?! Быть, казаться, стать или никогда не быть никем – во всем этом есть очень тонкие оттенки. Ну-ка, посмотри… Ты должна быть сеньорой.
«Ив Сен-Лоран», вещи от «Шанель» и «Армани» для серьезных моментов; а это безумие от «Гальяно» предоставь носить другим. Или оставь на потом.
Тереса оглядывалась по сторонам. Ее не смущало, что этим она выказывает свое невежество или что продавщица может услышать их разговор. Это Пати старалась говорить тихо.
– Я не всегда знаю, что подходит, а что нет… Я плохо умею подбирать.
– Тогда следуй одному правилу которое не подводит никогда: половина на половину. Если ниже талии ты хочешь выглядеть вызывающе или сексуально, то выше талии все должно быть в разумных пределах. И наоборот.
Они вышли с сумками в руках и пошли по улице Лариос. Пати заставляла Тересу останавливаться у каждой витрины.
– На каждый день и для спортивного стиля, – продолжала она свою лекцию, – идеально подходит одежда переходного типа; а если ты хочешь держаться какой-то одной фирмы, выбирай такую, в которой есть всего понемножку. – Она указала на легкий темный костюм с круглым воротником, показавшийся Тересе очень красивым. – Как, например, «Калвин Кляйн». Видишь?.. Тут тебе и джемпер, и кожаная куртка, и платье для ужина.
Они вошли и в этот магазин, очень элегантный, с продавщицами в форменных костюмчиках-мини и черных чулках. Прямо как в американских фильмах, подумала Тереса. Все высокие, красивые, сильно накрашенные, похожие на фотомоделей или стюардесс. Необыкновенно любезные. Меня никогда не взяли бы сюда на работу, усмехнулась она про себя. Черт побери. Что делают эти проклятые деньги.
– Идеальный вариант, – говорила тем временем Пати, – заходить в такие магазины, как этот – с хорошей одеждой от разных фирм. Заходить часто, приобрести доверие. Отношения с продавщицами очень важны; они знают тебя, знают, что тебе нравится и что тебе идет. Они говорят тебе: мы получили то-то и то-то. Ухаживают за тобой.
На верхнем этаже продавались аксессуары из итальянской и испанской кожи. Пояса. Сумки. Чудесные туфли великолепных моделей. Это, подумала Тереса, куда лучше, чем кульяканский «Серчае», куда приходили жены и любовницы наркомафиози, шумные, громко тараторящие; множество драгоценностей, крашеные гривы и пачки долларов – дважды в год, после каждого урожая в горах. Во времена Блондина Давиды она и сама покупала там вещи, при виде которых сейчас чувствовала себя неуверенно. Может, оттого, что не знала точно, остается ли она теперешняя тою же самой, которая была там и тогда: она заехала слишком далеко, и теперь уже какая-то совсем иная Тереса отражалась в зеркалах этих дорогих магазинов, принадлежащих другому времени и другому миру. Да, страшно далеко. Тем временем Пати продолжала свою лекцию.
Обувь – вещь крайне важная, говорила она. Даже важнее сумочки. Помни: даже если ты одета хорошо и дорого, в плохих туфлях все равно будешь выглядеть нищенкой. Мужчине могут простить даже тот кошмар на босу ногу, который ввел в моду Хулио Иглесиас. С женщинами все куда драматичнее. Я бы даже сказала – непоправимо.
Потом они прошлись по отделам духов и косметики, нюхая все образцы и пробуя их на коже Тересы, а затем отправились в ресторан «Тинтеро» на пляже Эль-Пало, где подавали морские деликатесы. Вы, латиноамериканки, продолжала наставлять ее Пати, обожаете крепкие духи. Поэтому старайся выбирать что-нибудь полегче. Точно так же и с макияжем. Когда женщина молода, он ее старит, а когда уже стара, старит еще больше… У тебя такие большие и красивые черные глаза, а когда ты причесываешься на прямой пробор и туго стягиваешь волосы – по-вашему, по-мексикански, – просто лучше не придумаешь.
Она говорила все это, глядя ей в глаза, ни на мгновение не отводя взгляда, пока официанты сновали туда-сюда среди стоящих на солнце столиков, разнося блюда одно соблазнительнее другого. В ее тоне не было ни превосходства, ни снисходительности. Она просто вводила Тересу в курс дела, как в тот день, когда ее привезли в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария. Так-то и так-то. Однако сейчас Тереса замечала то, чего не было тогда: намек на ироничную усмешку в уголке рта, в складочках, собиравшихся вокруг ее век, когда глаза щурились в улыбке. Ты знаешь, какой вопрос я задаю себе сейчас, думала Тереса. Ты же знаешь. Почему ты выбрала меня, если здесь, на свободе, я не даю тебе того, что тебе на самом деле хотелось бы получить. Я только слушаю и присутствую. Тебе удалось провести меня с этими деньгами, Лейтенант О'Фаррелл. Ты ведь стремилась не к этому. Со мной все просто: я предана тебе, потому что многим тебе обязана и потому что так надо. Потому что таковы правила этой странной игры, которую ведем мы обе. Все просто. Но ты не из таких. Ты, если понадобится, можешь и обмануть, и предать, и забыть. Вопрос только в том, почему ты не обманываешь, не предаешь и не забываешь меня. Или почему до сих пор не обманула, не предала и не забыла.
– Одежда, – между тем продолжала Пати тем же тоном, – должна всегда соответствовать моменту и ситуации. Всегда шокирует, когда ты обедаешь, и вдруг появляется какая-нибудь особа, завернутая в шаль, или за ужином замечаешь на ком-нибудь мини-юбку. Это просто говорит об отсутствии критериев или воспитания: они не знают, что подходит для данного случая, и облачаются в то, что им кажется элегантнее или дороже. И это всегда выдает «парвеню», норовящую сойти за свою.
Она умница, подумала Тереса. Гораздо умнее меня, и мне остается только гадать, почему в таком случае у нее все сложилось так, как сложилось. Ведь у нее было все. Даже мечта. Но эта мечта помогала ей жить, когда она сидела за решеткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
– Но ты ведь иногда носишь «Версаче».
Пати рассмеялась. В пальцах у нее была зажата сигарета «Мальборо», несмотря на висевшую на стене табличку «Курить воспрещается» и осуждающие взгляды продавщицы. Одна рука в кармане трикотажного жакета, надетого поверх темно-серой юбки, в другой – сигарета. Я сейчас же загашу ее, милочка, сказала она, закуривая первую. Эта была уже третьей.
– У меня другая выучка, Мексиканка. Я знаю, когда нужно выглядеть шлюхой, а когда нет. Что же касается тебя, ты должна помнить, что на людей, с которыми нам приходится иметь дело, производят впечатление дамы высокого класса. Сеньоры.
– Ну я-то никакая не сеньора.
– Откуда ты знаешь?! Быть, казаться, стать или никогда не быть никем – во всем этом есть очень тонкие оттенки. Ну-ка, посмотри… Ты должна быть сеньорой.
«Ив Сен-Лоран», вещи от «Шанель» и «Армани» для серьезных моментов; а это безумие от «Гальяно» предоставь носить другим. Или оставь на потом.
Тереса оглядывалась по сторонам. Ее не смущало, что этим она выказывает свое невежество или что продавщица может услышать их разговор. Это Пати старалась говорить тихо.
– Я не всегда знаю, что подходит, а что нет… Я плохо умею подбирать.
– Тогда следуй одному правилу которое не подводит никогда: половина на половину. Если ниже талии ты хочешь выглядеть вызывающе или сексуально, то выше талии все должно быть в разумных пределах. И наоборот.
Они вышли с сумками в руках и пошли по улице Лариос. Пати заставляла Тересу останавливаться у каждой витрины.
– На каждый день и для спортивного стиля, – продолжала она свою лекцию, – идеально подходит одежда переходного типа; а если ты хочешь держаться какой-то одной фирмы, выбирай такую, в которой есть всего понемножку. – Она указала на легкий темный костюм с круглым воротником, показавшийся Тересе очень красивым. – Как, например, «Калвин Кляйн». Видишь?.. Тут тебе и джемпер, и кожаная куртка, и платье для ужина.
Они вошли и в этот магазин, очень элегантный, с продавщицами в форменных костюмчиках-мини и черных чулках. Прямо как в американских фильмах, подумала Тереса. Все высокие, красивые, сильно накрашенные, похожие на фотомоделей или стюардесс. Необыкновенно любезные. Меня никогда не взяли бы сюда на работу, усмехнулась она про себя. Черт побери. Что делают эти проклятые деньги.
– Идеальный вариант, – говорила тем временем Пати, – заходить в такие магазины, как этот – с хорошей одеждой от разных фирм. Заходить часто, приобрести доверие. Отношения с продавщицами очень важны; они знают тебя, знают, что тебе нравится и что тебе идет. Они говорят тебе: мы получили то-то и то-то. Ухаживают за тобой.
На верхнем этаже продавались аксессуары из итальянской и испанской кожи. Пояса. Сумки. Чудесные туфли великолепных моделей. Это, подумала Тереса, куда лучше, чем кульяканский «Серчае», куда приходили жены и любовницы наркомафиози, шумные, громко тараторящие; множество драгоценностей, крашеные гривы и пачки долларов – дважды в год, после каждого урожая в горах. Во времена Блондина Давиды она и сама покупала там вещи, при виде которых сейчас чувствовала себя неуверенно. Может, оттого, что не знала точно, остается ли она теперешняя тою же самой, которая была там и тогда: она заехала слишком далеко, и теперь уже какая-то совсем иная Тереса отражалась в зеркалах этих дорогих магазинов, принадлежащих другому времени и другому миру. Да, страшно далеко. Тем временем Пати продолжала свою лекцию.
Обувь – вещь крайне важная, говорила она. Даже важнее сумочки. Помни: даже если ты одета хорошо и дорого, в плохих туфлях все равно будешь выглядеть нищенкой. Мужчине могут простить даже тот кошмар на босу ногу, который ввел в моду Хулио Иглесиас. С женщинами все куда драматичнее. Я бы даже сказала – непоправимо.
Потом они прошлись по отделам духов и косметики, нюхая все образцы и пробуя их на коже Тересы, а затем отправились в ресторан «Тинтеро» на пляже Эль-Пало, где подавали морские деликатесы. Вы, латиноамериканки, продолжала наставлять ее Пати, обожаете крепкие духи. Поэтому старайся выбирать что-нибудь полегче. Точно так же и с макияжем. Когда женщина молода, он ее старит, а когда уже стара, старит еще больше… У тебя такие большие и красивые черные глаза, а когда ты причесываешься на прямой пробор и туго стягиваешь волосы – по-вашему, по-мексикански, – просто лучше не придумаешь.
Она говорила все это, глядя ей в глаза, ни на мгновение не отводя взгляда, пока официанты сновали туда-сюда среди стоящих на солнце столиков, разнося блюда одно соблазнительнее другого. В ее тоне не было ни превосходства, ни снисходительности. Она просто вводила Тересу в курс дела, как в тот день, когда ее привезли в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария. Так-то и так-то. Однако сейчас Тереса замечала то, чего не было тогда: намек на ироничную усмешку в уголке рта, в складочках, собиравшихся вокруг ее век, когда глаза щурились в улыбке. Ты знаешь, какой вопрос я задаю себе сейчас, думала Тереса. Ты же знаешь. Почему ты выбрала меня, если здесь, на свободе, я не даю тебе того, что тебе на самом деле хотелось бы получить. Я только слушаю и присутствую. Тебе удалось провести меня с этими деньгами, Лейтенант О'Фаррелл. Ты ведь стремилась не к этому. Со мной все просто: я предана тебе, потому что многим тебе обязана и потому что так надо. Потому что таковы правила этой странной игры, которую ведем мы обе. Все просто. Но ты не из таких. Ты, если понадобится, можешь и обмануть, и предать, и забыть. Вопрос только в том, почему ты не обманываешь, не предаешь и не забываешь меня. Или почему до сих пор не обманула, не предала и не забыла.
– Одежда, – между тем продолжала Пати тем же тоном, – должна всегда соответствовать моменту и ситуации. Всегда шокирует, когда ты обедаешь, и вдруг появляется какая-нибудь особа, завернутая в шаль, или за ужином замечаешь на ком-нибудь мини-юбку. Это просто говорит об отсутствии критериев или воспитания: они не знают, что подходит для данного случая, и облачаются в то, что им кажется элегантнее или дороже. И это всегда выдает «парвеню», норовящую сойти за свою.
Она умница, подумала Тереса. Гораздо умнее меня, и мне остается только гадать, почему в таком случае у нее все сложилось так, как сложилось. Ведь у нее было все. Даже мечта. Но эта мечта помогала ей жить, когда она сидела за решеткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139