– Нормы есть нормы.
– А мне плевать на ваши нормы. Это свободный рынок, и у меня есть свои нормы.
Эдди Альварес безнадежно покачал головой. Спорить бесполезно, говорило это движение, раз уж тут замешана юбка. Вы только зря теряете время.
– Гибралтарцы так не капризничают, – настаивал Каньябота. – Парронди, Викторио… Эти возят нотариусов и все, что нужно.
Сантьяго отхлебнул пива, пристально глядя на Каньяботу. Этот тип в деле уже десять лет, сказал он как-то Тересе. И ни разу не сидел. Поэтому я ему не доверяю.
– Гибралтарцам вы не доверяете так, как мне.
– Это ты так считаешь.
– Ну так и связывайтесь с ними, а меня оставьте в покое.
Жандарм все еще смотрел на Тересу, и на его губах играла неприятная улыбка. Он был плохо выбрит, на подбородке и под носом торчало несколько белых волосков. Костюм сидел на нем тем особым образом, каким обычно сидит на людях, привыкших к форме: штатская одежда на них всегда кажется какой-то чужой. Я знаю тебя, подумала Тереса. Я тебя видела сто раз – в Синалоа, в Мелилье, везде. Ты всегда один и тот же. Давайте ваши документы, и так далее. И скажите, как мы будем решать эту проблему. Деловой цинизм. Оправданием тебе служит то, что со своим жалованьем и своими расходами ты не дотягиваешь до конца месяца. Захваченные партии наркотиков, из которых ты заявляешь только половину, штрафы, которые ты берешь, но о которых никогда не упоминаешь в отчетах, бесплатные рюмочки, проститутки, услуги. И эти официальные расследования, которые никогда не выясняют ничего, все покрывают всех, живи и давай жить другим, потому что и у самого важного, и у самого незначительного из людей всегда что-то спрятано от чужих глаз в шкафу или под половицей. Что тут, что там – везде одно и то же, только в том, что делается там, испанцы не виноваты – они ушли из Мексики два века назад, и вся их вина кончилась. А здесь, конечно, вы больше блюдете декор. Как-никак Европа. Жалованья испанского сержанта, полицейского или таможенника не хватит, чтобы расплатиться за «мерседес» последнего выпуска – такой этот красавчик совершенно открыто поставил у входа в кафе «Сентраль». И наверняка на этой же самой машине ездит на службу, в свою проклятую казарму, и никто не удивляется, и все, включая начальников, делают вид, что ничего не замечают.
Да. Живи и давай жить другим.
Спор продолжался вполголоса, а официант тем временем сновал туда-сюда, принося новые порции пива и джина с тоником. Несмотря на твердость Сантьяго в отношении нотариусов, Каньябота не сдавался.
– А если тебя накроют и тебе придется сбросить груз, – настаивал он. – Интересно, как ты потом будешь оправдываться без свидетелей. Столько-то килограммов за борт, а ты возвращаешься, весь такой гордый. Да к тому же на этот раз клиенты – итальянцы, а этим вообще никакой закон не писан, это я тебе говорю, а я часто имею с ними дело. Mafiosi caproni. В конце концов, нотариус – это гарантия и для них, и для тебя. Для всех. Так что один раз уж оставь эту сеньору на суше и не упрямься. Не порть нервы мне и себе.
– Если меня накрывают и мне приходится сбрасывать тюки, – ответил Сантьяго, – я это делаю только потому, что нет другого выхода… Об этом все знают. И это мое слово. Те, кто меня нанимает, понимают это.
– Так значит, я тебя не убедил?
– Нет.
Каньябота взглянул на Эдди Альвареса и провел рукой по своему бритому черепу, как бы давая понять, что сдается. Потом закурил еще одну сигарету со странным позолоченным фильтром. По-моему, он гомик, подумала Тереса. Ей-богу. Рубашка у надежного человека была вся в мокрых пятнах, и струйка пота бежала у него вдоль носа, до самой верхней губы. Тереса по-прежнему молчала, устремив взгляд на свою левую руку, лежащую на столе. Длинные ногти, покрытые красным лаком, семь тонких браслетов-колец из мексиканского серебра, рядом на скатерти узенькая серебряная зажигалка – подарок Сантьяго к ее дню рождения. Она всей душой желала, чтобы этот разговор поскорее кончился. Выйти оттуда, поцеловать своего мужчину, впиться губами в его рот, а красными ногтями – ему в спину. Забыть на какое-то время обо всем этом. Обо всех этих.
– В один прекрасный день тебе придется огорчиться, – проговорил жандарм.
Это были его первые за весь разговор слова, и произнес он их, обращаясь прямо к Сантьяго. Жандарм смотрел на него намеренно пристально, точно желая как следует запомнить его черты. Смотрел взглядом, обещавшим другие разговоры – наедине, в стенах тюрьмы, где никто не удивится, услышав несколько криков.
– Только постарайся не стать тем, кто меня огорчит.
Они еще некоторое время смотрели друг на друга – молча, изучающе, и теперь в лице Сантьяго можно было прочесть многое. Например, что есть застенки, где можно забить человека до смерти, но, кроме них, есть темные переулки и парковки, где какой-нибудь жандарм вполне может получить удар ножом в пах – как раз туда, где бьется бедренная вена. А от такой раны все пять литров крови вытекают наружу в считанные секунды. И с тем, кого толкнул, поднимаясь по лестнице, ты можешь снова встретиться, когда будешь спускаться. Особенно если он галисиец, и сколько ни смотри, никогда не поймешь, поднимается он или спускается.
– Ладно, договорились. – Каньябота примирительно похлопал ладонью о ладонь. – Это твои чертовы нормы, как ты говоришь. Давай не будем ссориться… Мы ведь все делаем одно общее дело, разве нет?
– Все, – подтвердил Эдди Альварес, протирая очки бумажным носовым платком.
Каньябота чуть наклонился к Сантьяго. Возьмет он нотариусов или нет, дело есть дело. Бизнес.
– Четыреста килограммов масла в двадцати упаковках по двадцать, – уточнил он, чертя указательным пальцем на столе воображаемые цифры и рисунки. – Выгрузка во вторник ночью, в темное время… Место ты знаешь: Пунта-Кастор, на маленьком пляже, что недалеко от ротонды, как раз там, где заканчивается Эстепонская окружная и начинается шоссе на Малагу. Тебя ждут ровно в час.
Сантьяго чуть подумал. Он смотрел на стол, будто Каньябота действительно начертил там предстоящий маршрут.
– По-моему, далековато, если я должен добираться за грузом до Аль-Марсы или до Пунта-Сирес, а потом разгружаться так рано… От Марокко до Эстепоны по прямой сорок миль. Мне придется грузиться еще при свете, а обратный путь долог.
– Никаких проблем. – Каньябота смотрел на остальных, приглашая их подтвердить его слова. – Мы посадим на Скалу обезьяну с биноклем и рацией, чтобы следить за катерами и птицей. Там, наверху, есть прикормленный английский лейтенант, который к тому же забавляется с одной нашей телкой в путиклубе на Ла-Линеа… А насчет груза проблем нет. На этот раз тебе его передадут с сейнера, в пяти милях к востоку от Сеутского маяка, как раз там, где его свет пропадает из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139