Заведующий вторым отделением городской психиатрической больницы.
Мне звонил психиатр. Это было нечто новенькое, выброс свежего воздуха в затхлую атмосферу моего бытия. От неожиданности пришлось остановить строительство и откинуться на спинку кресла со встроенным вибромассажером. И даже чуть приподнять бровь.
– Психиатрическая больница, – задумчиво говорил я и спрашивал: чем обязан?
Кто-то написал вам на меня донос? Вы засекли номер моего мобильника в одном из этих идиотских sms-чатов? Или, быть может, к вам приходила моя жена? Она рассказала о том, что я работаю все двенадцать часов в сутки? А о персональной дороге в ад, усеянной трупами?
– Дело касается вашей сестры, – объяснял доктор. – Она у нас. В очень тяжелом состоянии.
– Да ну?
– Дежурная бригада доставила ее сюда несколько часов назад, – рассказывал доктор. – У вашей сестры была рассечена голова. Мы наложили пятнадцать швов. Сейчас она пришла в себя, но находится в состоянии глубокого шока: не говорит, не ест, не ходит. Вообще ни на что не реагирует.
Я сидел, скрестив под столом ноги, слушал слова доктора и замечал, что все вокруг изменилось. Все стало происходить как будто не со мной. Я видел себя, развалившегося в кресле и что-то мычащего в трубку, со стороны. Такое случается с людьми в абсолютно разных ситуациях: когда они впервые топят котят в алюминиевом тазике, когда вынимают из ванны дочь-суицидницу с перерезанными венами, когда их застают мастурбирующими в общественном туалете.
У меня было ощущение, что я смотрю цирковое представление откуда-то из верхнего ряда, а доктор все говорил:
– Ваша сестра потеряла много крови, но самое страшное заключается в том, что она вообще ни на что не реагирует.
Ранее мне в таких ситуациях бывать не приходилось, хотя повидал я многое. До этого звонка жизнь не особо баловала меня подобными сюрпризами. В каждом художественном произведении обязательно присутствует такой момент, меняющий все кардинальным образом. Этакая точка преломления бытия. Наковальня, рухнувшая тебе на голову. Свойственные происходящему симптомы: тяжесть в анусе, покалывание между ребрами, привкус мочи во рту – присутствовали. Я был сражен.
А доктор продолжал и продолжал:
– В милицию позвонила соседка. Она слышала крики и звук ударов. Потом приехал наряд, они проникли в квартиру и обнаружили вашу сестру. Та лежала без сознания на полу в луже собственной крови, которая текла из ее головы. Говорят, там все было измазано кровью.
Я не верил своим ушам и почти кричал:
– Объясните мне, что случилось! На нее кто-то напал?! И почему она у вас в психушке? Я не понимаю!
– Видите ли, – отвечал доктор, и я надеюсь, Вероника Ивановна не подслушивала наш разговор. – Ваша сестра здесь, потому что установлено, что голову она разбила сама. Намеренно, об письменный стол.
– Я не понимаю, – повторял я, мотая головой. – Как это так? С чего бы ей самой разбивать голову об письменный стол? Да еще и намеренно.
В ответ доктор молчал. Ему было трудно говорить со мной. Ужасная работа – сообщать людям о том, что их родственники умерли или лишись рассудка. Это как удар худым стилетом под мышку: не смертельно, но очень болезненно.
– В начале соседка слышала ужасные крики, затем несколько ударов, – говорил доктор. – Ваша сестра сошла с ума. Она разнесла голову о письменный стол и потом залила все вокруг собственной кровью. Думаю, вам лучше заехать к нам сегодня. Мы поговорим более детально.
На автомате я отвечал:
– Хорошо, – и прекратил разговор. В такие моменты, думаю, вокруг должно пахнуть серой.
Пообещав доктору приехать, я не выполнил обещания. Весь день я сидел в кресле, тупо уставившись в потолок. Зачем мне было ехать? Посмотреть на свою обезумевшую сестру или что? Еще раз послушать историю о том, как она разбивала головой долбаный письменный стол (бой, сразу обреченный на провал), и как соседка слышала звуки этих ударов?
Стоило, конечно, лично познакомиться с доктором Песковым, проверить, нормальный ли он человек. Я слышал, что некоторые психиатры используют своих пациентов и пациенток в качестве сексуальных рабов. Никто ведь не поверит умалишенному, когда тот будет во всех красках описывать многочисленные извращения, которыми главврач с ним занимался.
Отменив все встречи, я сидел и рисовал в воображении Инну, лежащую на полу с дырой в голове. Представлял, как моя сестра просыпается, чистит зубы, варит себе кофе, смотрит «Завтрак с Discovery», а затем бьется головой об письменный стол. Каждый удар сопровождается треском дерева, гармонично переплетающимся с хрустом черепа. В разные стороны разлетаются брызги крови и щепки.
Так прошло три дня, я уже успел побывать в квартире Инны, и вот сейчас я покидаю офис, чтобы все-таки навестить сестру.
Вероника Ивановна спрашивает:
– Вас сегодня опять ни для кого нет?
– Да, – отвечаю я и ухожу.
Ехать от делового центра «Олимп» – места, где располагается мой офис – до психиатрической больницы недолго, и спустя полчаса я уже жму руку доктору Пескову. Это низкий полноватый господин в белоснежном халате и домашних тапочках на ступнях. Он говорит:
– Приветствую! Признаюсь, что ждал вас раньше, – и смотрит на меня исподлобья маленькими, очень внимательными глазками.
От такого взгляда становится не по себе. Психиатры изучают любого человека, словно все вокруг – их пациенты. Они даже присматриваются к собственной физиономии в зеркале, сразу ставя диагноз.
– Как я уже сказал, ваша сестра определенно сошла с ума, – говорит доктор, пока мы идем по длинным коридорам больницы. Я прошу его показать Инну. – Все эти дни она лежит на кровати без движений и без звуков. Только глядит в потолок. Ранее я с таким не сталкивался.
Мы идем мимо палаты с человеком-часами. Из-за двери я слышу его голос: «Тик-так», – а доктор объясняет:
– Невозможно установить причину болезни. Об этом я хотел спросить вас. Происходило ли в последнее время что-нибудь необычное?
Сколько ни пытаюсь, я не могу вспомнить хотя бы одну странность Инны, появившуюся недавно. Все ее тараканы завелись еще в детстве.
– Ее мучили кошмары?
Доктор ведет меня мимо палаты с двумя женщинами, которые изображают жизнь бабочек: бегают от стены к стене и машут крыльями – и спрашивает:
– Ваша сестра слышала голоса? Может быть, она рассказывала вам о незнакомых людях, которые жили в ее квартире?
В ответ я мотаю головой. Инна не говорила мне ничего подобного. Никогда. Правда, один раз она разоткровенничалась и поведала мне о своем гомосексуальном опыте, но это не симптом умственного расстройства. У каждого есть, как минимум, одна такая история: когда было слишком много выпито.
– Она употребляла наркотические вещества? Может быть, ЛСД?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Мне звонил психиатр. Это было нечто новенькое, выброс свежего воздуха в затхлую атмосферу моего бытия. От неожиданности пришлось остановить строительство и откинуться на спинку кресла со встроенным вибромассажером. И даже чуть приподнять бровь.
– Психиатрическая больница, – задумчиво говорил я и спрашивал: чем обязан?
Кто-то написал вам на меня донос? Вы засекли номер моего мобильника в одном из этих идиотских sms-чатов? Или, быть может, к вам приходила моя жена? Она рассказала о том, что я работаю все двенадцать часов в сутки? А о персональной дороге в ад, усеянной трупами?
– Дело касается вашей сестры, – объяснял доктор. – Она у нас. В очень тяжелом состоянии.
– Да ну?
– Дежурная бригада доставила ее сюда несколько часов назад, – рассказывал доктор. – У вашей сестры была рассечена голова. Мы наложили пятнадцать швов. Сейчас она пришла в себя, но находится в состоянии глубокого шока: не говорит, не ест, не ходит. Вообще ни на что не реагирует.
Я сидел, скрестив под столом ноги, слушал слова доктора и замечал, что все вокруг изменилось. Все стало происходить как будто не со мной. Я видел себя, развалившегося в кресле и что-то мычащего в трубку, со стороны. Такое случается с людьми в абсолютно разных ситуациях: когда они впервые топят котят в алюминиевом тазике, когда вынимают из ванны дочь-суицидницу с перерезанными венами, когда их застают мастурбирующими в общественном туалете.
У меня было ощущение, что я смотрю цирковое представление откуда-то из верхнего ряда, а доктор все говорил:
– Ваша сестра потеряла много крови, но самое страшное заключается в том, что она вообще ни на что не реагирует.
Ранее мне в таких ситуациях бывать не приходилось, хотя повидал я многое. До этого звонка жизнь не особо баловала меня подобными сюрпризами. В каждом художественном произведении обязательно присутствует такой момент, меняющий все кардинальным образом. Этакая точка преломления бытия. Наковальня, рухнувшая тебе на голову. Свойственные происходящему симптомы: тяжесть в анусе, покалывание между ребрами, привкус мочи во рту – присутствовали. Я был сражен.
А доктор продолжал и продолжал:
– В милицию позвонила соседка. Она слышала крики и звук ударов. Потом приехал наряд, они проникли в квартиру и обнаружили вашу сестру. Та лежала без сознания на полу в луже собственной крови, которая текла из ее головы. Говорят, там все было измазано кровью.
Я не верил своим ушам и почти кричал:
– Объясните мне, что случилось! На нее кто-то напал?! И почему она у вас в психушке? Я не понимаю!
– Видите ли, – отвечал доктор, и я надеюсь, Вероника Ивановна не подслушивала наш разговор. – Ваша сестра здесь, потому что установлено, что голову она разбила сама. Намеренно, об письменный стол.
– Я не понимаю, – повторял я, мотая головой. – Как это так? С чего бы ей самой разбивать голову об письменный стол? Да еще и намеренно.
В ответ доктор молчал. Ему было трудно говорить со мной. Ужасная работа – сообщать людям о том, что их родственники умерли или лишись рассудка. Это как удар худым стилетом под мышку: не смертельно, но очень болезненно.
– В начале соседка слышала ужасные крики, затем несколько ударов, – говорил доктор. – Ваша сестра сошла с ума. Она разнесла голову о письменный стол и потом залила все вокруг собственной кровью. Думаю, вам лучше заехать к нам сегодня. Мы поговорим более детально.
На автомате я отвечал:
– Хорошо, – и прекратил разговор. В такие моменты, думаю, вокруг должно пахнуть серой.
Пообещав доктору приехать, я не выполнил обещания. Весь день я сидел в кресле, тупо уставившись в потолок. Зачем мне было ехать? Посмотреть на свою обезумевшую сестру или что? Еще раз послушать историю о том, как она разбивала головой долбаный письменный стол (бой, сразу обреченный на провал), и как соседка слышала звуки этих ударов?
Стоило, конечно, лично познакомиться с доктором Песковым, проверить, нормальный ли он человек. Я слышал, что некоторые психиатры используют своих пациентов и пациенток в качестве сексуальных рабов. Никто ведь не поверит умалишенному, когда тот будет во всех красках описывать многочисленные извращения, которыми главврач с ним занимался.
Отменив все встречи, я сидел и рисовал в воображении Инну, лежащую на полу с дырой в голове. Представлял, как моя сестра просыпается, чистит зубы, варит себе кофе, смотрит «Завтрак с Discovery», а затем бьется головой об письменный стол. Каждый удар сопровождается треском дерева, гармонично переплетающимся с хрустом черепа. В разные стороны разлетаются брызги крови и щепки.
Так прошло три дня, я уже успел побывать в квартире Инны, и вот сейчас я покидаю офис, чтобы все-таки навестить сестру.
Вероника Ивановна спрашивает:
– Вас сегодня опять ни для кого нет?
– Да, – отвечаю я и ухожу.
Ехать от делового центра «Олимп» – места, где располагается мой офис – до психиатрической больницы недолго, и спустя полчаса я уже жму руку доктору Пескову. Это низкий полноватый господин в белоснежном халате и домашних тапочках на ступнях. Он говорит:
– Приветствую! Признаюсь, что ждал вас раньше, – и смотрит на меня исподлобья маленькими, очень внимательными глазками.
От такого взгляда становится не по себе. Психиатры изучают любого человека, словно все вокруг – их пациенты. Они даже присматриваются к собственной физиономии в зеркале, сразу ставя диагноз.
– Как я уже сказал, ваша сестра определенно сошла с ума, – говорит доктор, пока мы идем по длинным коридорам больницы. Я прошу его показать Инну. – Все эти дни она лежит на кровати без движений и без звуков. Только глядит в потолок. Ранее я с таким не сталкивался.
Мы идем мимо палаты с человеком-часами. Из-за двери я слышу его голос: «Тик-так», – а доктор объясняет:
– Невозможно установить причину болезни. Об этом я хотел спросить вас. Происходило ли в последнее время что-нибудь необычное?
Сколько ни пытаюсь, я не могу вспомнить хотя бы одну странность Инны, появившуюся недавно. Все ее тараканы завелись еще в детстве.
– Ее мучили кошмары?
Доктор ведет меня мимо палаты с двумя женщинами, которые изображают жизнь бабочек: бегают от стены к стене и машут крыльями – и спрашивает:
– Ваша сестра слышала голоса? Может быть, она рассказывала вам о незнакомых людях, которые жили в ее квартире?
В ответ я мотаю головой. Инна не говорила мне ничего подобного. Никогда. Правда, один раз она разоткровенничалась и поведала мне о своем гомосексуальном опыте, но это не симптом умственного расстройства. У каждого есть, как минимум, одна такая история: когда было слишком много выпито.
– Она употребляла наркотические вещества? Может быть, ЛСД?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61