Тут абсолютно невозможно разговаривать – удается только кричать. Тут ты рискуешь оказаться пьяным в стельку намного раньше, чем успеешь обсудить все вопросы. Тут, в конце концов, можно вообще случайно забыть о делах при виде сотен загорелых грудей и подтянутых задниц.
Тем не менее я договорился с Никифорычем встретиться именно здесь под слепящим светом стробоскопов и зажигательными ритмами электронной сальсы. Я позвонил ему сразу же после того, как увидел карлика. Я больше не мог ждать, встал из-за стола и отправился в туалет, на ходу набирая номер. Никифорыч, надо отдать ему должное, не задавал лишних вопросов, только спросил, не нужна ли мне постоянная охрана. Из чувства собственного достоинства я отказался: негоже такому крутому парню, как я, везде ходить с двумя быками за спиной.
Никифорыч отхлебывает что-то алкогольное из своего стакана и говорит:
– Затрахал меня уже этот Геринг, – он морщится. – Обожрался опять всякой дряни и скачет, как придурок.
Геринг Лев Соломонович – это еще один общий хороший знакомый. Никто точно не знает, сколько ему лет, откуда он появился и каким образом втерся в нашу компанию. Короче говоря, как-то раз он просто материализовался в воздухе где-то поблизости, да так и остался навсегда.
Как рассказывала Маша Кокаинщица – а уж она-то все про всех знает – что Лев Соломонович был евреем до мозга костей и начал сколачивать капитал еще в деревне, в которой родился. Он был человеком невозможно хитрым, поэтому, как только наметились изменения в стране, все вокруг превратились для него в объекты, способные принести наживу.
Первыми на горизонте оказались обычные деревенские мужики. Где-то, уж не знаю где, Лев Соломонович прочитал о сложных процентах. Думаю, он вряд ли понимал все детали этого определения, но суть схватил четко.
Большая советская энциклопедия утверждает, что сложные проценты – это проценты, насчитываемые не только на первоначальную величину, но еще и на проценты, уже наращенные на нее за предыдущий срок. При сложной процентной ставке процентный платеж в каждом расчетном периоде добавляется к капиталу предыдущего периода, а процентный платеж в последующем периоде начисляется на эту наращенную величину первоначального капитала. Обычно сложные проценты используются для долгосрочных ссуд со сроком более года.
Лев Соломонович же давал деревенским жителям деньги в долг, а сложные проценты начислял ежедневно. Поначалу схема работала превосходно, но позже жертвы махинаций заподозрили неладное и сломали ему два ребра. Когда он вышел из больницы, деревенские потребовали свои деньги обратно и сломали ему челюсть. Такого стерпеть Лев Соломонович не мог. Он пообещал, что все отдаст, а ночью поджег пять домов и уехал в город. Там его, разумеется, было уже не найти.
В городе дела пошли в гору: Лев Соломонович познакомился с нужными людьми, провел пару сомнительных сделок и придумал новую гениальную, со слов Маши Кокаинщицы, схему. Он решил страховать кредиты. Идея заключалась в следующем: банк выдавал кредит и затем страховал его в специальной страховой компании. Все выглядело гладко, ведь в случае невозврата банк оставался при своих деньгах, а забота о выбивании денег ложилась на плечи страховой компаний, в роли которых выступали крупные преступные группировки.
Но и здесь Льву Соломоновичу не повезло: неплательщиков становилось все больше, бандиты уставали гоняться за ними и в конце концов предъявили автору идеи претензии. Причем их намерения были настолько серьезные, что Лев Соломонович вначале месяц прятался в психиатрической больнице, где у него работал хороший знакомый, а затем пять лет жил то в Израиле, то в Америке.
Не так давно наш друг вернулся из своего вынужденного бегства и предстал перед нами в совершенно ином свете. Во-первых, он стал заядлым любителем экстази (читай: чаю откушав, плясать на танцполе). Во-вторых, Лев Соломонович начал как-то нездорово реагировать на особенно упитанных женщин (я бы сказал, жирных телок). Как только он видит задницу размером с две среднестатистические головы, у него, как у бедного араба, все опадает вниз, а изо рта невольно вырывается: «Какая фемина!»
Я сижу и смотрю на Льва Соломоновича, бодро отплясывающего с горящими глазами под современную версию «Ra-ra-rasputin» в компании двух молоденьких девушек. Их бюст ходит туда-сюда в такт взмахам рук их покровителя. Лев Соломонович выглядит этаким дирижером танцевальной эротики в клубе «Сети». Думаю, в настоящий момент он абсолютно счастлив.
Никифорыч фыркает и говорит:
– Его скоро третий инфаркт свалит, – он фыркает еще раз и добавляет: нам же лучше.
– Что ты имеешь против невинных забав старика? – спрашиваю я. – Хочется танцевать, так пусть танцует.
– Невинных? – Никифорыч удивленно поднимает брови, а затем говорит: это вы думаете, что Геринг невинный, а у меня другая информация имеется. Как думаешь, что он потом сделает с этим двумя глупыми девчонками, а?
– Трахнет? – отвечаю я и продолжаю: заставит участвовать в групповухе? Снимет все это дело на камеру?
В подобных вещах, как мне кажется, нет ничего необычного. Каждый хоть раз в день да думает о всяческих извращениях, которыми бы не отказался заняться. И, слава Богу, что Лев Соломонович имеет возможность претворить свои тайные желания в жизнь легальным путем, а не выслеживает по ночам старушек с кастетом в руке.
– Если бы, – только и говорит Никифорыч.
По его виду я понимаю, что Лев Соломонович ему омерзителен. Наверняка эта ищейка каждый день только и занимается тем, что вынюхивает все непристойные детали нашей жизни. Это тоже своего рода извращение. Интересно, он в курсе, чем я занимался в прошлом году на даче с тремя молоденькими модельками?
– Этому старику давно пора подправить мозги на принудительном лечении, – продолжает Никифорыч. – Его прибамбасы будут покруче Серегиной постановки «Гамлета».
Тут мы начинаем смеяться, как дети. Я даже на мгновение забываю о карлике, Инне и зарождающейся мании преследования. Я думаю, стоит ли рассказать Никифорычу о новой идее Сергея, его будущем романе, но вместо этого говорю:
– Слушай, Никифорыч, у меня есть деликатное дело, требующее полной конфиденциальности. Все очень серьезно, так что никому ни слова.
Мой собеседник делает недовольное лицо и отвечает:
– Саня, мы же не первый год вместе. Выкладывай.
Как бы так рассказать про карлика, чтобы не вызвать новый приступ смеха, решаю я и начинаю свой рассказ:
– У меня есть три проблемы, – говорю, отхлебывая теплый коньяк из стакана. – Во-первых, какой-то придурок шлет мне идиотские сообщения. Вот его адрес, – даю Никифорычу маленькую бумажку с надписью «dwarf-@mail.ru». – Во-вторых, у моей сестры где-то была банковская ячейка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Тем не менее я договорился с Никифорычем встретиться именно здесь под слепящим светом стробоскопов и зажигательными ритмами электронной сальсы. Я позвонил ему сразу же после того, как увидел карлика. Я больше не мог ждать, встал из-за стола и отправился в туалет, на ходу набирая номер. Никифорыч, надо отдать ему должное, не задавал лишних вопросов, только спросил, не нужна ли мне постоянная охрана. Из чувства собственного достоинства я отказался: негоже такому крутому парню, как я, везде ходить с двумя быками за спиной.
Никифорыч отхлебывает что-то алкогольное из своего стакана и говорит:
– Затрахал меня уже этот Геринг, – он морщится. – Обожрался опять всякой дряни и скачет, как придурок.
Геринг Лев Соломонович – это еще один общий хороший знакомый. Никто точно не знает, сколько ему лет, откуда он появился и каким образом втерся в нашу компанию. Короче говоря, как-то раз он просто материализовался в воздухе где-то поблизости, да так и остался навсегда.
Как рассказывала Маша Кокаинщица – а уж она-то все про всех знает – что Лев Соломонович был евреем до мозга костей и начал сколачивать капитал еще в деревне, в которой родился. Он был человеком невозможно хитрым, поэтому, как только наметились изменения в стране, все вокруг превратились для него в объекты, способные принести наживу.
Первыми на горизонте оказались обычные деревенские мужики. Где-то, уж не знаю где, Лев Соломонович прочитал о сложных процентах. Думаю, он вряд ли понимал все детали этого определения, но суть схватил четко.
Большая советская энциклопедия утверждает, что сложные проценты – это проценты, насчитываемые не только на первоначальную величину, но еще и на проценты, уже наращенные на нее за предыдущий срок. При сложной процентной ставке процентный платеж в каждом расчетном периоде добавляется к капиталу предыдущего периода, а процентный платеж в последующем периоде начисляется на эту наращенную величину первоначального капитала. Обычно сложные проценты используются для долгосрочных ссуд со сроком более года.
Лев Соломонович же давал деревенским жителям деньги в долг, а сложные проценты начислял ежедневно. Поначалу схема работала превосходно, но позже жертвы махинаций заподозрили неладное и сломали ему два ребра. Когда он вышел из больницы, деревенские потребовали свои деньги обратно и сломали ему челюсть. Такого стерпеть Лев Соломонович не мог. Он пообещал, что все отдаст, а ночью поджег пять домов и уехал в город. Там его, разумеется, было уже не найти.
В городе дела пошли в гору: Лев Соломонович познакомился с нужными людьми, провел пару сомнительных сделок и придумал новую гениальную, со слов Маши Кокаинщицы, схему. Он решил страховать кредиты. Идея заключалась в следующем: банк выдавал кредит и затем страховал его в специальной страховой компании. Все выглядело гладко, ведь в случае невозврата банк оставался при своих деньгах, а забота о выбивании денег ложилась на плечи страховой компаний, в роли которых выступали крупные преступные группировки.
Но и здесь Льву Соломоновичу не повезло: неплательщиков становилось все больше, бандиты уставали гоняться за ними и в конце концов предъявили автору идеи претензии. Причем их намерения были настолько серьезные, что Лев Соломонович вначале месяц прятался в психиатрической больнице, где у него работал хороший знакомый, а затем пять лет жил то в Израиле, то в Америке.
Не так давно наш друг вернулся из своего вынужденного бегства и предстал перед нами в совершенно ином свете. Во-первых, он стал заядлым любителем экстази (читай: чаю откушав, плясать на танцполе). Во-вторых, Лев Соломонович начал как-то нездорово реагировать на особенно упитанных женщин (я бы сказал, жирных телок). Как только он видит задницу размером с две среднестатистические головы, у него, как у бедного араба, все опадает вниз, а изо рта невольно вырывается: «Какая фемина!»
Я сижу и смотрю на Льва Соломоновича, бодро отплясывающего с горящими глазами под современную версию «Ra-ra-rasputin» в компании двух молоденьких девушек. Их бюст ходит туда-сюда в такт взмахам рук их покровителя. Лев Соломонович выглядит этаким дирижером танцевальной эротики в клубе «Сети». Думаю, в настоящий момент он абсолютно счастлив.
Никифорыч фыркает и говорит:
– Его скоро третий инфаркт свалит, – он фыркает еще раз и добавляет: нам же лучше.
– Что ты имеешь против невинных забав старика? – спрашиваю я. – Хочется танцевать, так пусть танцует.
– Невинных? – Никифорыч удивленно поднимает брови, а затем говорит: это вы думаете, что Геринг невинный, а у меня другая информация имеется. Как думаешь, что он потом сделает с этим двумя глупыми девчонками, а?
– Трахнет? – отвечаю я и продолжаю: заставит участвовать в групповухе? Снимет все это дело на камеру?
В подобных вещах, как мне кажется, нет ничего необычного. Каждый хоть раз в день да думает о всяческих извращениях, которыми бы не отказался заняться. И, слава Богу, что Лев Соломонович имеет возможность претворить свои тайные желания в жизнь легальным путем, а не выслеживает по ночам старушек с кастетом в руке.
– Если бы, – только и говорит Никифорыч.
По его виду я понимаю, что Лев Соломонович ему омерзителен. Наверняка эта ищейка каждый день только и занимается тем, что вынюхивает все непристойные детали нашей жизни. Это тоже своего рода извращение. Интересно, он в курсе, чем я занимался в прошлом году на даче с тремя молоденькими модельками?
– Этому старику давно пора подправить мозги на принудительном лечении, – продолжает Никифорыч. – Его прибамбасы будут покруче Серегиной постановки «Гамлета».
Тут мы начинаем смеяться, как дети. Я даже на мгновение забываю о карлике, Инне и зарождающейся мании преследования. Я думаю, стоит ли рассказать Никифорычу о новой идее Сергея, его будущем романе, но вместо этого говорю:
– Слушай, Никифорыч, у меня есть деликатное дело, требующее полной конфиденциальности. Все очень серьезно, так что никому ни слова.
Мой собеседник делает недовольное лицо и отвечает:
– Саня, мы же не первый год вместе. Выкладывай.
Как бы так рассказать про карлика, чтобы не вызвать новый приступ смеха, решаю я и начинаю свой рассказ:
– У меня есть три проблемы, – говорю, отхлебывая теплый коньяк из стакана. – Во-первых, какой-то придурок шлет мне идиотские сообщения. Вот его адрес, – даю Никифорычу маленькую бумажку с надписью «dwarf-@mail.ru». – Во-вторых, у моей сестры где-то была банковская ячейка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61