А 1905 год был уникальным как для науки, так и для самого Альберта Эйнштейна, отмечает BBC. В нескольких статьях, опубликованных ученым в том году, он доказал существование атомов и установил их размеры, а также положил начало квантовой теории и теории относительности. Развитием последней физик занимался в течение всей жизни. В начале 1905 года гениальность Эйнштейна была мало кому очевидна, подчеркивает издание. Однако уже через несколько лет его имя стало известно всем ученым планеты. Эйнштейн был признан мировым научным светилом лишь спустя 15 лет, когда знаменитому физику была вручена Нобелевская премия. В наши дни Эйнштейн остается одним из наиболее уважаемых и популярных ученых в истории, несмотря на то, что его идеи крайне сложны для понимания, считает BBC News.
Пока идет очередной коротенький рекламный джингл, я вспоминаю черно-белую фотографию Эйнштейна, которая висела над расписанием физического факультета, где я учился. Очень странное впечатление она на меня производила: я никак не мог представить себе человека с таким лицом в движении. Казалось, это просто чья-то фантазия, воплощенная на холсте при помощи карандаша и крайне реалистичной техники рисования.
Каждый день я проходил мимо фотографии, а спина покрывалось в это время гусиной кожей. Эйнштейн смотрел аккурат тебе в глаза, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Мне казалось – да и сейчас кажется, – что подобная внешность не может быть человеческой. Многие однокурсники соглашались со мной на все сто процентов.
Дикторша продолжает:
– И последняя новость, связанная с именем великого физика, – это 60-летие Манхэттенского проекта – так назвали разработку ядерной бомбы военные. Все началось с письма, составленного в 1939 году тремя физиками-иммигрантами: Лео Сциллардом, Евгением Вигнером и Альбертом Эйнштейном. Оно было адресовано американскому президенту. В нем говорилось о супероружии, которое могли создать в Германии, и о том, что Америке было необходимо ее опередить. Семь лет спустя проект, в который были вовлечены 130 тысяч человек, успешно завершился, после гибели куда большего количества людей в Хиросиме и Нагасаки. Однако первый атомный взрыв все же произошел как раз 60 лет назад 16 июля на полигоне «Тринити» в штате Нью-Мексико. На этом мы заканчиваем очередной выпуск новостей. Слушайте о последних событиях ровно через полтора часа!
Вова переключает станцию, и из колонок раздается пение Жоржа Брассенса. Я неплохо знаком с творчеством этого шансонье, так как в свое время Инна заслушивалась французской музыкой 60-70-х годов. Что именно привлекало ее в этих простеньких мотивах и нескладных словах, я не знаю, но признаю, что ритм-гитара и чуть грубоватый голос Брассенса, контрабас Пьера Никола, соло-гитара Жоэля Фавро вместе звучат очень неплохо. Вове, кажется, эта песня также пришлась по душе, поэтому он медленно качает головой в такт музыке.
Мы ждем Варвару, хозяйку барака, напротив которого в снегу спряталась наша машина. Идет уже третий час, но входная дверь обветшалого здания так и остается закрытой. Вова даже несколько раз предлагал взломать ее, не мудрствуя лукаво. Вот за что я люблю таких людей: за почти детскую прямоту, смешанную с повадками настоящего убийцы.
А снег не прекращается и даже усиливается. Белая стена настолько поплотнела за это время, что я с трудом могу разглядеть, что находится перед капотом машины, в которой сижу.
– Надо бы поближе подъехать, – говорит Вова и объясняет: так мы не заметим, как эта ваша Варвара явится.
Я соглашаюсь, но напоминаю, что нас не должно быть видно, а не то спугнем. Не знаю, какие дела были у моей сестры с Варварой, но лучше, чтобы нас заметили в последний момент, когда уже будет некуда скрыться.
Машина с трудом выбирается из сугроба, и мы паркуемся совсем рядом с входной дверью. Тропинку, по которой должны ходить люди, занесло настолько, что кажется, будто ее и нет вовсе. Не представляю, как тут вообще возможно перемещаться зимой, когда поток снега, падающий с небес, практически не прекращается. Возможно, ведунья Варвара умеет левитировать, но, в таком случае, как она принимает клиентов?
Неожиданно я понимаю, что очень сильно хочу справить малую нужду. Смотрю по сторонам, но надеяться найти в такой глуши общественный туалет – глупо. Пытаться отвлечься от мыслей о раздувшемся мочевом пузыре – невозможно. Помочиться прямо в машине – не вариант.
Поэтому я открываю дверь и слышу голос Вовы:
– Вы куда?
– Отлить, – коротко бросаю я и выхожу прямо в метель.
– Я с вами, – слышу за спиной.
Я оборачиваюсь и, пытаясь перекричать завывания ветра, говорю:
– Сбрендил, что ли?! – натягиваю воротник пальто на уши, а затем продолжаю: я быстро. Вон за угол отойду. Жди в машине.
Бегом, высоко поднимая ноги, чтобы снег не попадал в ботинки, я добираюсь до места назначения. Тот закуток, который я облюбовал для экстренного опустошения мочевого пузыря, находится прямо за углом барака, но от улицы он скрыт несколькими тополями. Да, листьев сейчас нет, но, во-первых, толстых стволов достаточно, чтобы я чувствовал себя в безопасности от чужих глаз, а, во-вторых, снега все прибывает, так что шанс оказаться застуканным практически равен нулю.
Дрожащими руками я расстегиваю ширинку и начинаю мочиться. Желтое пятно образуется вначале на стене барака, затем на снежном покрове рядом, и, в конце концов, несколько капель падают прямо мне на правый ботинок. Только это не хватало, думаю я. Приходится вытирать обувь о снег, а меня всего, тем временем, прокалывает очередной порыв ветра.
Втыкая ботинок в сугроб, я боковым зрением замечаю движение у дальнего конца барака. Приглядываюсь и вижу, что там стоит этот долбаный карлик, прислонившись рукой к стене. А ведь такое уже случалось!
В ту же секунду я напрочь забываю о моче на элегантном ботинке, о еще распахнутой ширинке, о противных снежинках на моих волосах, и начинаю пятиться, одновременно прикидывая, сколько метров до машины с Вовой.
Карлик машет рукой, словно пытается подозвать меня поближе. Этому не бывать, думаю я и резко разворачиваюсь, примерно зная, куда надо бежать. Но снегопад нереально мощный, поэтому не видно ни черта, кроме белого цвета. Он повсюду.
В истерике я начинаю вертеть головой по сторонам, тычу руками в разных направлениях, но ловлю только снег. Теперь не видно ни карлика, ни машины, ни барака. Удивляюсь, что могу различить свои руки в этом белоснежном безумии. Ноги постоянно проваливаются в ледяную пучину. Я чувствую себя в болоте: чем больше телодвижений, тем глубже тонешь. И некому подать спасительную ветку.
Вдруг я слышу звук хлопающей двери, несколько криков и еще какой-то шум, напоминающий человеческую возню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Пока идет очередной коротенький рекламный джингл, я вспоминаю черно-белую фотографию Эйнштейна, которая висела над расписанием физического факультета, где я учился. Очень странное впечатление она на меня производила: я никак не мог представить себе человека с таким лицом в движении. Казалось, это просто чья-то фантазия, воплощенная на холсте при помощи карандаша и крайне реалистичной техники рисования.
Каждый день я проходил мимо фотографии, а спина покрывалось в это время гусиной кожей. Эйнштейн смотрел аккурат тебе в глаза, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Мне казалось – да и сейчас кажется, – что подобная внешность не может быть человеческой. Многие однокурсники соглашались со мной на все сто процентов.
Дикторша продолжает:
– И последняя новость, связанная с именем великого физика, – это 60-летие Манхэттенского проекта – так назвали разработку ядерной бомбы военные. Все началось с письма, составленного в 1939 году тремя физиками-иммигрантами: Лео Сциллардом, Евгением Вигнером и Альбертом Эйнштейном. Оно было адресовано американскому президенту. В нем говорилось о супероружии, которое могли создать в Германии, и о том, что Америке было необходимо ее опередить. Семь лет спустя проект, в который были вовлечены 130 тысяч человек, успешно завершился, после гибели куда большего количества людей в Хиросиме и Нагасаки. Однако первый атомный взрыв все же произошел как раз 60 лет назад 16 июля на полигоне «Тринити» в штате Нью-Мексико. На этом мы заканчиваем очередной выпуск новостей. Слушайте о последних событиях ровно через полтора часа!
Вова переключает станцию, и из колонок раздается пение Жоржа Брассенса. Я неплохо знаком с творчеством этого шансонье, так как в свое время Инна заслушивалась французской музыкой 60-70-х годов. Что именно привлекало ее в этих простеньких мотивах и нескладных словах, я не знаю, но признаю, что ритм-гитара и чуть грубоватый голос Брассенса, контрабас Пьера Никола, соло-гитара Жоэля Фавро вместе звучат очень неплохо. Вове, кажется, эта песня также пришлась по душе, поэтому он медленно качает головой в такт музыке.
Мы ждем Варвару, хозяйку барака, напротив которого в снегу спряталась наша машина. Идет уже третий час, но входная дверь обветшалого здания так и остается закрытой. Вова даже несколько раз предлагал взломать ее, не мудрствуя лукаво. Вот за что я люблю таких людей: за почти детскую прямоту, смешанную с повадками настоящего убийцы.
А снег не прекращается и даже усиливается. Белая стена настолько поплотнела за это время, что я с трудом могу разглядеть, что находится перед капотом машины, в которой сижу.
– Надо бы поближе подъехать, – говорит Вова и объясняет: так мы не заметим, как эта ваша Варвара явится.
Я соглашаюсь, но напоминаю, что нас не должно быть видно, а не то спугнем. Не знаю, какие дела были у моей сестры с Варварой, но лучше, чтобы нас заметили в последний момент, когда уже будет некуда скрыться.
Машина с трудом выбирается из сугроба, и мы паркуемся совсем рядом с входной дверью. Тропинку, по которой должны ходить люди, занесло настолько, что кажется, будто ее и нет вовсе. Не представляю, как тут вообще возможно перемещаться зимой, когда поток снега, падающий с небес, практически не прекращается. Возможно, ведунья Варвара умеет левитировать, но, в таком случае, как она принимает клиентов?
Неожиданно я понимаю, что очень сильно хочу справить малую нужду. Смотрю по сторонам, но надеяться найти в такой глуши общественный туалет – глупо. Пытаться отвлечься от мыслей о раздувшемся мочевом пузыре – невозможно. Помочиться прямо в машине – не вариант.
Поэтому я открываю дверь и слышу голос Вовы:
– Вы куда?
– Отлить, – коротко бросаю я и выхожу прямо в метель.
– Я с вами, – слышу за спиной.
Я оборачиваюсь и, пытаясь перекричать завывания ветра, говорю:
– Сбрендил, что ли?! – натягиваю воротник пальто на уши, а затем продолжаю: я быстро. Вон за угол отойду. Жди в машине.
Бегом, высоко поднимая ноги, чтобы снег не попадал в ботинки, я добираюсь до места назначения. Тот закуток, который я облюбовал для экстренного опустошения мочевого пузыря, находится прямо за углом барака, но от улицы он скрыт несколькими тополями. Да, листьев сейчас нет, но, во-первых, толстых стволов достаточно, чтобы я чувствовал себя в безопасности от чужих глаз, а, во-вторых, снега все прибывает, так что шанс оказаться застуканным практически равен нулю.
Дрожащими руками я расстегиваю ширинку и начинаю мочиться. Желтое пятно образуется вначале на стене барака, затем на снежном покрове рядом, и, в конце концов, несколько капель падают прямо мне на правый ботинок. Только это не хватало, думаю я. Приходится вытирать обувь о снег, а меня всего, тем временем, прокалывает очередной порыв ветра.
Втыкая ботинок в сугроб, я боковым зрением замечаю движение у дальнего конца барака. Приглядываюсь и вижу, что там стоит этот долбаный карлик, прислонившись рукой к стене. А ведь такое уже случалось!
В ту же секунду я напрочь забываю о моче на элегантном ботинке, о еще распахнутой ширинке, о противных снежинках на моих волосах, и начинаю пятиться, одновременно прикидывая, сколько метров до машины с Вовой.
Карлик машет рукой, словно пытается подозвать меня поближе. Этому не бывать, думаю я и резко разворачиваюсь, примерно зная, куда надо бежать. Но снегопад нереально мощный, поэтому не видно ни черта, кроме белого цвета. Он повсюду.
В истерике я начинаю вертеть головой по сторонам, тычу руками в разных направлениях, но ловлю только снег. Теперь не видно ни карлика, ни машины, ни барака. Удивляюсь, что могу различить свои руки в этом белоснежном безумии. Ноги постоянно проваливаются в ледяную пучину. Я чувствую себя в болоте: чем больше телодвижений, тем глубже тонешь. И некому подать спасительную ветку.
Вдруг я слышу звук хлопающей двери, несколько криков и еще какой-то шум, напоминающий человеческую возню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61