его поддерживала неведомо откуда взявшаяся уверенность, что Луис жив. Но, увы, мальчик словно растворился в воздухе.
Наконец он утратил всякую надежду. Он зарабатывал себе пропитание как придется: на золотых приисках, на скотоводческих фермах, в придорожных харчевнях.
Эми внимательно слушала, но вот Педрико, словно завершая повествование, сказал:
— А когда в Мексику вторглись французы, я вступил в освободительную армию Хуареса.
Поскольку он замолчал, Эми спросила:
— Но… капитан? Почему ты на его стороне? Педрико, это уже не тот Луис, которого мы знали с детства. Это холодный жестокий человек, который…
— Сеньора Эми, — перебил ее Педрико, сверля ее единственным зрячим глазом. — Я жизнь свою отдал бы за капитана! Вы и понятия не имеете, что такое эта война. Ему мы обязаны всем — даже тем, что просто остались в живых.
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
Педрико снова перевел взгляд на лошадей.
— Наш храбрый, но необученный отряд был отрезан от главных сил. Мы заблудились и начали разбредаться кто куда. Мы были испуганы и не знали, куда податься. — Он покачал головой, но тут же снова улыбнулся. — И вот когда нас окружили французы и казалось уже, что дело наше совсем плохо, что мы пропали, — откуда-то с холмов спустился могучий воин-индеец с белым шрамом на лице. Это был наш капитан!.. — Помолчав, словно заново воскрешая в памяти эти мгновения, Педрико продолжил: — Он приказал нам выстроиться в ряд позади него и держался так уверенно и властно, что мы не колебались. Мы пробились сквозь неприятельские ряды и вышли на соединение с главной армией. И только когда он привел нас в безопасное место, я понял, что вижу перед собой Луиса Кинтано!
— А он сказал тебе, где был все эти годы?
— Нет, сеньора, и я не спрашивал. Капитан очень скрытный человек.
— Да, это так.
Эми терпеливо и вежливо слушала, пока Педрико разливался соловьем, восхваляя человека, в чьем благородстве и бесстрашии был уверен. Было более чем очевидно, что лояльность Педрико по отношению к Кинтано непоколебима, и Эми это открытие не доставило радости.
Итак, она обречена жить в своем личном аду: окружающие ее люди просто слепы и не замечают ее мук. Педрико, и Магделена, и даже старый Фернандо смотрят на Луиса Кинтано с восхищением. Они довольны его присутствием в Орилье и только и мечтают, как бы ему угодить.
А ей самой гордость не позволит рассказать кому бы то ни было о том, что произошло — и продолжает происходить — между нею и бессердечным офицером Мексиканской освободительной армии. Никому она не сможет открыть, что в собственном доме она не более чем пленница ненасытного сластолюбца.
Эми подняла беспокойные синие глаза к скоплению небольших кирпичных зданий, показавшемуся на горизонте. Она глубоко вздохнула, потерла щеки, чтобы выглядеть не такой бледной, и приготовилась к встрече с торговцами и старыми друзьями, которые никогда, никогда не должны были узнать правду.
Глава 22
Техасский городок Сандаун, подобно ряду других городков на этой территории, ранее принадлежавшей Мексике, сохранял многие приметы испанского колониального стиля и застраивался вокруг «главной площади», которая, по сути, имела вид пыльного четырехугольника с немногими скамейками без спинок и несколькими тощими хлопковыми деревьями, посаженными четверть века назад и дающими скудную тень.
С южной стороны площади в безоблачное синее техасское небо возносились высокие белые остроконечные шпили собора Пресвятой Девы Марии. По соседству с католической миссией располагалась городская тюрьма, которая сейчас, когда день только начинался, была свободна от постояльцев, — впрочем, к ночи ситуация могла измениться.
На западной стороне площади целый квартал занимало плоское приземистое строение. Большие квадратные пилястры поддерживали наклонную крышу крыльца, и вывеска, прикрепленная к одной из высоких балок, гласила, что это заведение Мака.
Пещероподобный холл этого заведения являл собой одновременно галантерейный магазин, аптеку, бакалейную лавку, шорную мастерскую, мебельный склад и почтовую контору. Сам же Мак, ирландец с большими кулаками и объемистым животом, всегда носил широкий и длинный фартук с завязками на спине, а поверх него — низко сидящий ремень с парой заряженных «кольтов» сорок четвертого калибра. Улыбался он чаще, чем хмурился, и в его синих глазах то и дело вспыхивали веселые искорки. Он не боялся никого в мире, но его миниатюрная жена-мексиканка Лена и четверо малолетних сыновей — темноволосых черноглазых сорванцов — с легкостью брали верх над добродушным коренастым ирландцем.
Скопление шумных таверн, которые здесь назывались кантонами, салунов с матерчатыми навесами над дверьми и открытых круглые сутки игорных притонов заставляло благородных сандаунских дам держаться подальше от северной стороны площади. Находились, однако, и такие женщины, которые не избегали этого оживленного пятачка: они здесь зарабатывали средства к существованию.
В комнатах над особенно развеселыми салунами размещались бордели, где, если верить слухам, джентльмен мог «позволить себе самое безнравственное и разнузданное поведение, пока у него есть чем платить». Женщины, которые обеспечивали клиентам удовольствие, были соблазнительны, более чем легко одеты и готовы помочь мальчикам весело провести время.
На восточной стороне площади можно было посетить дантиста, похоронное бюро, телеграфную контору, парикмахерскую, магазин дамских шляп и единственную на весь Сандаун гостиницу под названием «Ла-Посада», то есть «Постоялый двор».
Вдоль узких пыльных улиц, ведущих к центру города, выстроились кое-какие более современные кирпичные здания, пара просторных домов, где сдавались меблированные комнаты, и немногочисленные величественные асиенды.
Одна такая асиенда — большой внушительный дом, окруженный высокой стецрй из розовых кирпичных блоков и затейливых чугунных решеток, — стояла особняком и на некотором расстоянии от дороги, ведущей в город с юга.
Проезжая мимо этой асиенды, Эми скользнула взглядом по красной черепичной крыше и нахмурилась — она не могла уехать из города, не повидавшись с Дианой.
Диана Клейтон, поразительно хорошенькая брюнетка двадцати двух лет от роду, получила образование в восточных штатах. В Сандаун она вернулась только зимой 1864 года, после того как скончался ее отец, богатый владелец нескольких золотых приисков в Мексике.
Диана была жизнерадостна, остроумна и приятна в общении; в упрек ей можно было поставить разве что некоторую избалованность и себялюбие.
Эми и Диана прониклись взаимной симпатией с первой же встречи, которая состоялась когда-то в заведении Мака.
А дело было так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Наконец он утратил всякую надежду. Он зарабатывал себе пропитание как придется: на золотых приисках, на скотоводческих фермах, в придорожных харчевнях.
Эми внимательно слушала, но вот Педрико, словно завершая повествование, сказал:
— А когда в Мексику вторглись французы, я вступил в освободительную армию Хуареса.
Поскольку он замолчал, Эми спросила:
— Но… капитан? Почему ты на его стороне? Педрико, это уже не тот Луис, которого мы знали с детства. Это холодный жестокий человек, который…
— Сеньора Эми, — перебил ее Педрико, сверля ее единственным зрячим глазом. — Я жизнь свою отдал бы за капитана! Вы и понятия не имеете, что такое эта война. Ему мы обязаны всем — даже тем, что просто остались в живых.
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
Педрико снова перевел взгляд на лошадей.
— Наш храбрый, но необученный отряд был отрезан от главных сил. Мы заблудились и начали разбредаться кто куда. Мы были испуганы и не знали, куда податься. — Он покачал головой, но тут же снова улыбнулся. — И вот когда нас окружили французы и казалось уже, что дело наше совсем плохо, что мы пропали, — откуда-то с холмов спустился могучий воин-индеец с белым шрамом на лице. Это был наш капитан!.. — Помолчав, словно заново воскрешая в памяти эти мгновения, Педрико продолжил: — Он приказал нам выстроиться в ряд позади него и держался так уверенно и властно, что мы не колебались. Мы пробились сквозь неприятельские ряды и вышли на соединение с главной армией. И только когда он привел нас в безопасное место, я понял, что вижу перед собой Луиса Кинтано!
— А он сказал тебе, где был все эти годы?
— Нет, сеньора, и я не спрашивал. Капитан очень скрытный человек.
— Да, это так.
Эми терпеливо и вежливо слушала, пока Педрико разливался соловьем, восхваляя человека, в чьем благородстве и бесстрашии был уверен. Было более чем очевидно, что лояльность Педрико по отношению к Кинтано непоколебима, и Эми это открытие не доставило радости.
Итак, она обречена жить в своем личном аду: окружающие ее люди просто слепы и не замечают ее мук. Педрико, и Магделена, и даже старый Фернандо смотрят на Луиса Кинтано с восхищением. Они довольны его присутствием в Орилье и только и мечтают, как бы ему угодить.
А ей самой гордость не позволит рассказать кому бы то ни было о том, что произошло — и продолжает происходить — между нею и бессердечным офицером Мексиканской освободительной армии. Никому она не сможет открыть, что в собственном доме она не более чем пленница ненасытного сластолюбца.
Эми подняла беспокойные синие глаза к скоплению небольших кирпичных зданий, показавшемуся на горизонте. Она глубоко вздохнула, потерла щеки, чтобы выглядеть не такой бледной, и приготовилась к встрече с торговцами и старыми друзьями, которые никогда, никогда не должны были узнать правду.
Глава 22
Техасский городок Сандаун, подобно ряду других городков на этой территории, ранее принадлежавшей Мексике, сохранял многие приметы испанского колониального стиля и застраивался вокруг «главной площади», которая, по сути, имела вид пыльного четырехугольника с немногими скамейками без спинок и несколькими тощими хлопковыми деревьями, посаженными четверть века назад и дающими скудную тень.
С южной стороны площади в безоблачное синее техасское небо возносились высокие белые остроконечные шпили собора Пресвятой Девы Марии. По соседству с католической миссией располагалась городская тюрьма, которая сейчас, когда день только начинался, была свободна от постояльцев, — впрочем, к ночи ситуация могла измениться.
На западной стороне площади целый квартал занимало плоское приземистое строение. Большие квадратные пилястры поддерживали наклонную крышу крыльца, и вывеска, прикрепленная к одной из высоких балок, гласила, что это заведение Мака.
Пещероподобный холл этого заведения являл собой одновременно галантерейный магазин, аптеку, бакалейную лавку, шорную мастерскую, мебельный склад и почтовую контору. Сам же Мак, ирландец с большими кулаками и объемистым животом, всегда носил широкий и длинный фартук с завязками на спине, а поверх него — низко сидящий ремень с парой заряженных «кольтов» сорок четвертого калибра. Улыбался он чаще, чем хмурился, и в его синих глазах то и дело вспыхивали веселые искорки. Он не боялся никого в мире, но его миниатюрная жена-мексиканка Лена и четверо малолетних сыновей — темноволосых черноглазых сорванцов — с легкостью брали верх над добродушным коренастым ирландцем.
Скопление шумных таверн, которые здесь назывались кантонами, салунов с матерчатыми навесами над дверьми и открытых круглые сутки игорных притонов заставляло благородных сандаунских дам держаться подальше от северной стороны площади. Находились, однако, и такие женщины, которые не избегали этого оживленного пятачка: они здесь зарабатывали средства к существованию.
В комнатах над особенно развеселыми салунами размещались бордели, где, если верить слухам, джентльмен мог «позволить себе самое безнравственное и разнузданное поведение, пока у него есть чем платить». Женщины, которые обеспечивали клиентам удовольствие, были соблазнительны, более чем легко одеты и готовы помочь мальчикам весело провести время.
На восточной стороне площади можно было посетить дантиста, похоронное бюро, телеграфную контору, парикмахерскую, магазин дамских шляп и единственную на весь Сандаун гостиницу под названием «Ла-Посада», то есть «Постоялый двор».
Вдоль узких пыльных улиц, ведущих к центру города, выстроились кое-какие более современные кирпичные здания, пара просторных домов, где сдавались меблированные комнаты, и немногочисленные величественные асиенды.
Одна такая асиенда — большой внушительный дом, окруженный высокой стецрй из розовых кирпичных блоков и затейливых чугунных решеток, — стояла особняком и на некотором расстоянии от дороги, ведущей в город с юга.
Проезжая мимо этой асиенды, Эми скользнула взглядом по красной черепичной крыше и нахмурилась — она не могла уехать из города, не повидавшись с Дианой.
Диана Клейтон, поразительно хорошенькая брюнетка двадцати двух лет от роду, получила образование в восточных штатах. В Сандаун она вернулась только зимой 1864 года, после того как скончался ее отец, богатый владелец нескольких золотых приисков в Мексике.
Диана была жизнерадостна, остроумна и приятна в общении; в упрек ей можно было поставить разве что некоторую избалованность и себялюбие.
Эми и Диана прониклись взаимной симпатией с первой же встречи, которая состоялась когда-то в заведении Мака.
А дело было так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103