Влетев в спальню, Мэри, не зажигая света, задвинула засов и лишь после этого, опершись спиной о дверь, устало вздохнула. Она донельзя устала и страшно хотела есть, но разве у нее был выбор?
Подойдя к кровати, Мэри Эллен зажгла масляную лампу, вытащила из прически черепаховый гребень и начала стягивать с себя одежду. Сбросив с ног туфли, она села на кровать и сняла хлопчатобумажные чулки с ноющих от усталости ног, затем развязала тесемку нижней юбки. Стянув юбку вниз по бедрам, Мэри с усталым вздохом выскользнула из белого лифа. Но едва успела расстегнуть крючок на поясе панталон, как раздался стук в дверь.
Мэри Эллен вздрогнула и закрыла руками обнаженную грудь. Она боялась подать голос, боялась ответить. Если она промолчит, он наверняка уйдет.
Однако стук раздался снова.
Теперь уже Мэри Эллен не могла смолчать.
– Убирайтесь, слышите? Немедленно уйдите от моей двери!
– Миз Мэри, – донесся до нее дрожащий голос старого Тайтуса, – Мэтти велела мне принести ваш ужин и не велела уходить, пока вы его не возьмете.
Мэри Эллен вздохнула с облегчением.
– Подожди минуточку, Тайтус. – Она схватила с кровати халат, накинула его, подвязала поясом, убрала волосы за уши и приоткрыла дверь.
Старик, стоя под дверью, держал в изуродованных артритом руках поднос, накрытый салфеткой. Глаза его были широко открыты.
– Что-то не так? – осторожно спросил он.
Его вопрос показался Мэри Эллен до странности абсурдным. Что она могла ответить? Что все идет как нельзя лучше? Янки оккупировали Лонгвуд, командир оккупантов – бессердечный друг из ее погубленной юности. Даже собственные слуги обращаются с этим капитаном как с почетным гостем, и после этого старый добрый Тайтус спрашивает, что у нее не так!
Внезапно Мэри Эллен начала хохотать. Она просто не могла сдержаться. Нервы ее и так были на пределе, и теперь она просто не могла сдержаться. Начав хохотать, она никак не могла заставить себя остановиться, и хохотала, пока не ослабла окончательно, чем сильно напугала старого слугу.
Мало-помалу успокаиваясь, кашляя и глотая воздух, Мэри Эллен подняла голову и медленно открыла глаза. Она моргнула раз, другой...
И тут у нее едва не случился сердечный приступ.
Тайтуса рядом с ней не было, зато на его месте стоял высокий смуглый капитан Найт с подносом в руке.
Мэри Эллен невольно похолодела; только теперь она внезапно поняла, что во время бурной истерики полы ее халата разошлись, обнажив грудь.
Торопливо запахнув халат в надежде, что он не успел разглядеть слишком многого, она вопросительно посмотрела на непрошеного гостя.
Словно прочитав ее мысли, Клей насмешливо произнес:
– Поверьте, я видел не более того, что открывают взгляду самые смелые бальные платья. А теперь примите ваш ужин, мадам. – Он протянул ей поднос. – Или вы хотите, чтобы я сам занес его к вам в спальню?
Мэри протестующе уперлась кулачком ему в грудь – как раз в то место, где в вырезе рубашки проглядывало обнаженное тело, и тут же, словно обжегшись, отдернула руку.
– Лучше уж я умру от голода!
– Тогда возьмите поднос сами.
– Нет.
– Вы ведете себя как ребенок.
– Я веду себя так, как считаю нужным. Это мой дом, капитан, и не забывайте об этом! – Сделав шаг обратно в комнату, Мэри торопливо закрыла дверь и налегла на нее спиной, словно собиралась всю ночь держать оборону.
– Хорошо, тогда я оставлю поднос здесь, – услышала она голос из-за двери. – Возможно, вы еще проголодаетесь до утра.
Руки Мэри Эллен стали липкими от холодного пота, горячая щека прижалась к двери. Она молилась лишь о том, чтобы он поскорее ушел и оставил ее в покое. Сердце ее колотилось как бешеное, дыхание стало сбивчивым.
Он откровенно пугал тем непонятным и опасным, что тянуло ее к нему.
Когда наконец она отошла от двери, плечи ее поникли и она устало опустилась в кресло-качалку.
Она по-прежнему чувствовала страшную усталость и сильнейший голод, а к тому же была еще и расстроена. Сейчас ей больше всего хотелось плакать.
Клей первую ночь проводил под крышей ее дома, а она уже потеряла всякое самообладание. При этом самым ужасным было то, что ее все больше тянуло к нему.
Этот мрачный загадочный незнакомец, так нагло оккупировавший ее дом, уж никак не был нежным и добрым мальчиком из ее прошлого. Капитан Найт представлял собой красивого мужчину, подчеркнуто обходительного, уверенного в себе и... грозного.
В его низком голосе все еще слышался мягкий южный акцент, но говорил он с выверенным спокойствием, а красивые серые глаза его, когда-то светившиеся теплотой и мальчишеским энтузиазмом, теперь излучали льдистый холод: то были глаза человека, все подмечающего и не знающего ни страха, ни пощады.
Мэри Эллен зябко поежилась и, запахнув халат, внезапно почувствовала, как напряглись ее соски. Инстинкт подсказывал ей, что под холодной, надменной оболочкой в новом переменившемся Клее скрывается страстный, с горячей кровью мужчина.
Каждой клеточкой своего тела Мэри Эллен чувствовала, что в эту самую минуту капитан Найт находится совсем рядом. Но что же он делает? Спит или бодрствует? Одет или раздет? Может, он уже в постели или...
От близости Найта по спине у нее поползли мурашки. Стыдясь и пугаясь нежелательных эмоций, Мэри Эллен поднялась с кресла и подошла к двери, чтобы проверить, заперта она или нет.
Вернувшись назад и снова опустившись в кресло, Мэри закрыла глаза, пытаясь отгородиться от тревожащих душу воспоминаний. Разве он не оказался негодяем – бесчувственным, безжалостным, жестоким?
Она должна была его ненавидеть. Она и ненавидела – сегодня ничуть не меньше, чем всегда, а может, даже больше. Никогда не придет тот день, когда она сможет простить его за то, что он с ней сделал.
В это же самое время в комнате напротив объект ненависти Мэри Эллен, растянувшись поверх покрывала на широкой кровати, курил, пуская дым в потолок. Ночь выдалась влажной и жаркой, и капитану не хватало воздуха, а все его длинное мускулистое тело было покрыто влажной испариной.
Однако не погода, а жар совсем иного свойства раздражал его сильнее всего. Он не мог забыть о том, что Мэри Эллен рядом, через холл, и это сознание не давало ему покоя.
Стоило ему увидеть ее, как возродившаяся страсть навалилась на него с неожиданной силой. Теперь Мэри больше не была девочкой – она стала взрослой и выглядела женственной и желанной. Она двигалась с естественной грацией, и, несмотря на жару, от нее веяло прохладой.
В распахнутом халате она не выглядела развязной – только нежной и желанной. Какое это было завораживающее зрелище – копна светлых волос, локоны, падающие на раскрасневшееся миловидное лицо! Он заметил также, что бедра у нее стали по-женски округлыми. И еще, когда полы халата разошлись, Клей успел заметить розовый сосок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63