– Вот смеху-то! Я же обещал вам, что вы схватите вашего Трубадура! Я соврал? Если ищешь, всегда найдешь!
– Кто это? – спросил искренне удивленный месье Лекок. – Снова жандармы? Что-то их сегодня слишком много!
Из леса появился пеший Шамуазо, ведя своего коня под уздцы; в другой руке бригадир сжимал конец веревки, накинутый на шею Луво по прозвищу Трубадур. Тот шел, понурив голову и засунув руки в карманы.
Власти, надо признаться, воспользовались всеобщим замешательством, чтобы разобраться в сложившейся ситуации.
Николя побледнел, а старина полковник в волнении посмотрел на Лекока.
За бригадиром Шамуазо ехал на лошади жандарм, за ним следовал месье Бадуа, а замыкал процессию Пистолет, тоже руки в брюки, но голова гордо вскинута, шляпа набекрень, нос по ветру, – словом, истинный победитель!
– Дамы и господа! – объявил он. – Мы тут месили грязь неподалеку, не желая беспокоить высоких начальников. Познакомьтесь: перед вами Луво по прозвищу Трубадур! Это он отправил на тот свет Терезу Сула, эту несчастную женщину! Кстати, он – закоренелый преступник, и на его совести немало грязных дел! Месье Шамуазо, по его собственному выражению, сцапал негодяя с моей помощью! Мерзавец прятался здесь в кустах с заряженным ружьем, чтобы застрелить месье барона д'Арси, если бы тому удалось победить противника на сегодняшней дуэли!
Парень взял ружье из рук жандарма и положил орудие преступления к ногам представителей власти, окруженных плотной толпой.
– Вот оно, – важно проговорил Пистолет. Бадуа подошел к Полю Лабру и сказал:
– С вас причитается! Вы должны щедро вознаградить этого юнца, месье барон.
– Здравствуйте, генерал! – крикнул Пистолет издалека, и граф по-военному отдал ему честь. – У вас были отличные сигары тогда на борту «Робера Сюркуфа», в самом начале моих странствий! Рад видеть вас в добром здравии! Повеселимся еще!
Заговорщики слушали, ничего не понимая.
Парижане окружили Николя. Тот сохранял внешнее спокойствие, только губы у него слегка дрожали.
Бригадир Шамуазо, гордо выпятив грудь, отпустил веревку и схватил Луво за руку. Над тем местом, где стальные пальцы жандарма сжали запястье бандита, можно было прочитать вытатуированные слова: «Долой Шамуазо !».
– Парень говорил правду, – строго произнес бригадир, – хотя и смахивает с виду на последнего проходимца. В третий раз я сажаю на цепь этого зверя. Он напоминает мне Медузу Горгону! Когда я схватил его сегодня, он издал волчий вой, в котором угадывалось страшное признание; ясно, что бандит специально прятался здесь с ружьем, чтобы выстрелить кому-то в спину!..
– Я не позволю оскорблять Его Королевское Высочество! – закричал шевалье де ля Прюнелэ. – Это какие-то мерзкие инсинуации!
Принц повелительным жестом приказал ему замолчать. Но представители власти услышали вопли заговорщика.
– Месье шевалье, – проговорил мировой судья, – правительство может прощать некоторые слабости, пока они невинны. Будьте осторожней, пожалуйста!
Мадам шевалье пришлось крепко обхватить руками будущего префекта департамента Орн, чтобы помешать этому достойному дворянину выхватить пистолеты. Все заговорщики вздрогнули. Оба брата Портье де ля Грий уже были готовы призвать всех к оружию и немедленно свергнуть Луи-Филиппа.
Старый полковник и Лекок обсуждали куда более серьезные вещи. Полковник нацепил на нос огромные очки и посмотрел на Пистолета.
– Приятель-Тулонец, ты ведешь рискованную игру! – заявил старик. – Я видел вчера этого парня. Помни, что за нашим славным Николя стоят миллионы ведьмы-фермерши!
Лекок пожал плечами и ответил:
– За Николя ничего нет. Эта Горэ оказалась хилой бабой… Пора переходить в наступление. Кстати, – добавил он, – я все беру в свои руки. Организация на грани краха, и я спасу ее!
Старик спрятал очки обратно в футляр. Затем подошел к Николя, который шепнул ему:
– Я знал, что Лекок предатель. Я убью его!
Полковник вместо того, чтобы ответить, вопросительно посмотрел в глаза каждому из Черных Мантий. Все члены славной организации оставались невозмутимыми.
В это время комиссар спросил Пистолета:
– Кто вы, друг мой?
– Молодой человек из Парижа, – ответил Клампен, – образование получил, путешествуя за границей, нигде пока не служу, но всегда стою на страже закона! И хотя у меня нет паспорта, я прошу только о том, чтобы меня отпустили, а также арестовали Трубадура и его хозяина, этого Николя. Это дело должно, наконец, выйти за рамки местных неурядиц!
– Позаботьтесь об этом юноше, – распорядился комиссар, одновременно подзывая к себе Шамуазо вместе с пленником.
Пистолет сам встал между жандармами. Комиссар полиции обратился к Луво, потребовав, чтобы тот подтвердил свое признание; но по-прежнему понурый Трубадур хранил упорное молчание.
И в этот миг глухой голос произнес:
– Наступила ночь!
Эти слова услышали все, но никто не понял, откуда они исходили. Присутствующие удивленно переглянулись, так как только что рассвело.
Лицо Николя залила мертвенная бледность.
Все «люди из Парижа» инстинктивно отодвинулись от сына несчастного Людовика. На месте остался лишь месье Лекок, сохранявший, несмотря на охватившую всех тревогу, благодушное спокойствие.
XXIV
ОТРУБИТЕ ВЕТКУ!
Мы помним, что для Черных Мантий посреди ночи порой всходило солнце. День начинался, когда мрачная организация призывала своих членов к действию.
Для тех же, кого организация «отправляла на покой», наступала ночь.
Когда раздавался этот страшный клич – как прозвучал он, например, сегодня, – это обычно означало, что ради спасения всей организации одного или нескольких ее членов приносили в жертву.
Так во время войны высшие стратегические интересы заставляют доблестного генерала ради сохранения всей армии бросить на произвол судьбы отдельные батальоны, попавшие в окружение. Часто подобный приказ может отдать даже отчаянный храбрец, беспримерный героизм которого снискал всеобщую славу.
На тайном языке братства из Обители Спасения в Сартене на Корсике – Черных Мантий – слова «наступила ночь!» означали, что обреченным членам банды уже вынесен смертный приговор. Это делалось во имя высших интересов, из осторожности, когда над всей шайкой нависала серьезная угроза. Приговор этот, приводившийся в исполнение ради безопасности всего чудовищного Братства, звучал иногда и по-другому. Мы уже рассказывали, что порой в таких случаях повелевали: «Отрубить ветку!».
Итак, «наступила ночь». Благодаря нашим объяснениям, читатель, надеемся, лучше поймет, как по-разному отреагировали на эти странные слова все те, кто их услышал. Представителей власти эта фраза лишь немного удивила, и они тут же забыли о ней; заговорщики пытались понять смысл прозвучавшего приказа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Кто это? – спросил искренне удивленный месье Лекок. – Снова жандармы? Что-то их сегодня слишком много!
Из леса появился пеший Шамуазо, ведя своего коня под уздцы; в другой руке бригадир сжимал конец веревки, накинутый на шею Луво по прозвищу Трубадур. Тот шел, понурив голову и засунув руки в карманы.
Власти, надо признаться, воспользовались всеобщим замешательством, чтобы разобраться в сложившейся ситуации.
Николя побледнел, а старина полковник в волнении посмотрел на Лекока.
За бригадиром Шамуазо ехал на лошади жандарм, за ним следовал месье Бадуа, а замыкал процессию Пистолет, тоже руки в брюки, но голова гордо вскинута, шляпа набекрень, нос по ветру, – словом, истинный победитель!
– Дамы и господа! – объявил он. – Мы тут месили грязь неподалеку, не желая беспокоить высоких начальников. Познакомьтесь: перед вами Луво по прозвищу Трубадур! Это он отправил на тот свет Терезу Сула, эту несчастную женщину! Кстати, он – закоренелый преступник, и на его совести немало грязных дел! Месье Шамуазо, по его собственному выражению, сцапал негодяя с моей помощью! Мерзавец прятался здесь в кустах с заряженным ружьем, чтобы застрелить месье барона д'Арси, если бы тому удалось победить противника на сегодняшней дуэли!
Парень взял ружье из рук жандарма и положил орудие преступления к ногам представителей власти, окруженных плотной толпой.
– Вот оно, – важно проговорил Пистолет. Бадуа подошел к Полю Лабру и сказал:
– С вас причитается! Вы должны щедро вознаградить этого юнца, месье барон.
– Здравствуйте, генерал! – крикнул Пистолет издалека, и граф по-военному отдал ему честь. – У вас были отличные сигары тогда на борту «Робера Сюркуфа», в самом начале моих странствий! Рад видеть вас в добром здравии! Повеселимся еще!
Заговорщики слушали, ничего не понимая.
Парижане окружили Николя. Тот сохранял внешнее спокойствие, только губы у него слегка дрожали.
Бригадир Шамуазо, гордо выпятив грудь, отпустил веревку и схватил Луво за руку. Над тем местом, где стальные пальцы жандарма сжали запястье бандита, можно было прочитать вытатуированные слова: «Долой Шамуазо !».
– Парень говорил правду, – строго произнес бригадир, – хотя и смахивает с виду на последнего проходимца. В третий раз я сажаю на цепь этого зверя. Он напоминает мне Медузу Горгону! Когда я схватил его сегодня, он издал волчий вой, в котором угадывалось страшное признание; ясно, что бандит специально прятался здесь с ружьем, чтобы выстрелить кому-то в спину!..
– Я не позволю оскорблять Его Королевское Высочество! – закричал шевалье де ля Прюнелэ. – Это какие-то мерзкие инсинуации!
Принц повелительным жестом приказал ему замолчать. Но представители власти услышали вопли заговорщика.
– Месье шевалье, – проговорил мировой судья, – правительство может прощать некоторые слабости, пока они невинны. Будьте осторожней, пожалуйста!
Мадам шевалье пришлось крепко обхватить руками будущего префекта департамента Орн, чтобы помешать этому достойному дворянину выхватить пистолеты. Все заговорщики вздрогнули. Оба брата Портье де ля Грий уже были готовы призвать всех к оружию и немедленно свергнуть Луи-Филиппа.
Старый полковник и Лекок обсуждали куда более серьезные вещи. Полковник нацепил на нос огромные очки и посмотрел на Пистолета.
– Приятель-Тулонец, ты ведешь рискованную игру! – заявил старик. – Я видел вчера этого парня. Помни, что за нашим славным Николя стоят миллионы ведьмы-фермерши!
Лекок пожал плечами и ответил:
– За Николя ничего нет. Эта Горэ оказалась хилой бабой… Пора переходить в наступление. Кстати, – добавил он, – я все беру в свои руки. Организация на грани краха, и я спасу ее!
Старик спрятал очки обратно в футляр. Затем подошел к Николя, который шепнул ему:
– Я знал, что Лекок предатель. Я убью его!
Полковник вместо того, чтобы ответить, вопросительно посмотрел в глаза каждому из Черных Мантий. Все члены славной организации оставались невозмутимыми.
В это время комиссар спросил Пистолета:
– Кто вы, друг мой?
– Молодой человек из Парижа, – ответил Клампен, – образование получил, путешествуя за границей, нигде пока не служу, но всегда стою на страже закона! И хотя у меня нет паспорта, я прошу только о том, чтобы меня отпустили, а также арестовали Трубадура и его хозяина, этого Николя. Это дело должно, наконец, выйти за рамки местных неурядиц!
– Позаботьтесь об этом юноше, – распорядился комиссар, одновременно подзывая к себе Шамуазо вместе с пленником.
Пистолет сам встал между жандармами. Комиссар полиции обратился к Луво, потребовав, чтобы тот подтвердил свое признание; но по-прежнему понурый Трубадур хранил упорное молчание.
И в этот миг глухой голос произнес:
– Наступила ночь!
Эти слова услышали все, но никто не понял, откуда они исходили. Присутствующие удивленно переглянулись, так как только что рассвело.
Лицо Николя залила мертвенная бледность.
Все «люди из Парижа» инстинктивно отодвинулись от сына несчастного Людовика. На месте остался лишь месье Лекок, сохранявший, несмотря на охватившую всех тревогу, благодушное спокойствие.
XXIV
ОТРУБИТЕ ВЕТКУ!
Мы помним, что для Черных Мантий посреди ночи порой всходило солнце. День начинался, когда мрачная организация призывала своих членов к действию.
Для тех же, кого организация «отправляла на покой», наступала ночь.
Когда раздавался этот страшный клич – как прозвучал он, например, сегодня, – это обычно означало, что ради спасения всей организации одного или нескольких ее членов приносили в жертву.
Так во время войны высшие стратегические интересы заставляют доблестного генерала ради сохранения всей армии бросить на произвол судьбы отдельные батальоны, попавшие в окружение. Часто подобный приказ может отдать даже отчаянный храбрец, беспримерный героизм которого снискал всеобщую славу.
На тайном языке братства из Обители Спасения в Сартене на Корсике – Черных Мантий – слова «наступила ночь!» означали, что обреченным членам банды уже вынесен смертный приговор. Это делалось во имя высших интересов, из осторожности, когда над всей шайкой нависала серьезная угроза. Приговор этот, приводившийся в исполнение ради безопасности всего чудовищного Братства, звучал иногда и по-другому. Мы уже рассказывали, что порой в таких случаях повелевали: «Отрубить ветку!».
Итак, «наступила ночь». Благодаря нашим объяснениям, читатель, надеемся, лучше поймет, как по-разному отреагировали на эти странные слова все те, кто их услышал. Представителей власти эта фраза лишь немного удивила, и они тут же забыли о ней; заговорщики пытались понять смысл прозвучавшего приказа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111