Но вы никогда не путешествовали, и вам не хватает знания жизни… Когда я гостил у эскимосов, хозяин иглу, где я остановился, предложил мне стаканчик китовой водки, две трубки, набитые отменным табаком, медвежье ухо и ночной чепец из рыбьей кости, чтобы я переспал с его, эскимоса, женой; это было для него делом чести. У каждого народа свои обычаи, уж вы мне поверьте. Черные Мантии придали своей операции местный колорит. В Париже, на улице Сен-Дени, они выдумали бы вместо Людовика XVII британского лорда, вот и все. Когда речь идет о миллиардах доброй бородатой женщины, все средства хороши!
Они подошли к двери, над которой под трехцветным полотнищем были начертаны известные всем слова: «Жандармерия департамента». Пистолет искренне считал, что заявления об убийстве простой женщины, какой была Тереза Сула, вполне достаточно, чтобы поднять на ноги крупные полицейские силы. Но вскоре выяснилось, что власти уже проинформированы и сделали все необходимое.
Голова месье Бадуа оказалась не такой большой и умной, чтобы вместить и понять все то, о чем ему рассказал Пистолет. Пока молодой человек налаживал контакт с бригадиром, бывший инспектор полиции выложил жандармам все. О месье Николя, о «людях из Парижа», о «заговоре» и подозрительной возне вокруг денежного мешка мадам Матюрин Горэ.
Никогда еще со времен основания города осторожные местные власти не подвергались подобному испытанию. Начался совет, с первой же минуты которого месье Бадуа стали одолевать серьезные сомнения. Внешний вид его боевого соратника Пистолета тоже не способствовал благоприятному исходу заседания.
После долгих и немного сумбурных дебатов власти постановили, что мировой судья, комиссар полиции и единственный свободный жандарм, прикомандированный к следственной группе бригадиром, отправятся в Мортефонтэн, чтобы арестовать месье барона д'Арси, на виновность которого по данному делу указывали серьезные улики. Вместе с судьей и комиссаром поедут также этот подозрительный месье Бадуа и его вороватый помощник. Таково было единогласное решение властей городка Ля Фере-Масе.
Представители закона покатили в карете. Месье Бадуа и Пистолет под присмотром двух жандармов поскакали верхом. Винсент Горэ остался в гостинице «Лебедь на распутье». Процессия отправилась в путь около четырех часов утра.
Месье Бадуа охватили дурные предчувствия. Для мелких провинциальных чиновников нет худшей рекомендации, чем бывший полицейский. Какой бы презренной ни была бы эта профессия, с ней не расстаются добровольно. Из полиции лишь изгоняют… Для всех сведущих людей «бывший полицейский» означает «уволенный полицейский». Добавьте к этому вечную вражду и взаимную неприязнь между служащими провинциальной и парижской полиции. Тогда вы поймете уныние несчастного Бадуа, в одиночку сражавшегося в стане врагов.
Ему захотелось поговорить с Пистолетом, но тот отвернулся, буркнув:
– Патрон, не всем дано изобрести порох. Вам не хватает козырей, вот в чем дело! С такими картами не сыграешь, пасуйте!
И Клампен пришпорил свою лошадь, чтобы поравняться с конем бригадира.
– Я уже не раз слышал фамилию Шамуазо, но до сих пор не имел возможности лично познакомиться с военным, с честью носящим эту фамилию, – обратился Пистолет к офицеру.
Во дворе жандармерии Пистолет услышал, что бригадира звали Шамуазо.
Сейчас этот человек сурово ответил Клампену:
– Мне по чину не положено попусту трепать языком. Отъезжайте влево!
Пистолет тихо ответил:
– Поговорить – не значит попусту трепать языком. Ине пора ли вам получить действительно высокий чин, достойный вас? Если есть на свете справедливость, то вам пришло время отличиться.
Бригадир выпрямился в седле.
– Приказываю вам отъехать от меня, – проговорил он строго, – вы мне – не ровня ни по возрасту, ни по одежде, ни по положению в обществе. Клампен прошептал про себя:
– Было бы забавно уступить жандарму. Но я, к счастью, кавалерист.
Вслух же он смиренно сказал:
– Вы – большой человек, а я – мелкая сошка, это верно, бригадир. Но я, как и вы, служил в армии. Во время кругосветного путешествия, которое я предпринял, чтобы занять достойное место в жизни, а также повысить свое образование и знание родного языка, я служил солдатом дисциплинарной роты в Алжире.
Бригадир некоторое время молчал, потом процедил презрительно:
– Многие военные служат в полиции, а бывшие солдаты дисциплинарных рот – ее сливки! Я решительно требую, чтобы вы не приближались ко мне!
Пистолет никогда не отличался излишней терпеливостью. Дерзкий ум парня уже работал над тем, как бы обойтись в этом деле без помощи жандармерии и местных властей, тем более, что те отнеслись к парижанам с явной враждебностью. И тут Клампен заметил:
– Знавали мы и более важных людей, чем вы, бригадир. Они – в отличных отношениях с властями, сулят нам почести, повышения и награды. А у вас я хотел только спросить, почему у некоего Луво по прозвищу Трубадур, на левой руке красуется татуировка: «Долой Шамуазо!» ?
Первые слова бригадир встретил с подчеркнутым безразличием. Но как только Клампен упомянул о Трубадуре, Шамуазо вздрогнул, словно в задницу ему вонзилась иголка. Не зря говорят, что у самых суровых и черствых натур есть свои слабые места.
Пистолет все понял. Нервное движение бравого рубаки не ускользнуло от его глаз. И парень рискнул добавить, слегка отвернувшись:
– Но если разговор со мной вам не по душе, что ж…
– Молодой человек, – сказал бригадир, и голос его смягчился, – будьте любезны остаться. Я хочу вас кое о чем спросить. Я знавал этого Луво раньше. Вы что, друзья?
Жандармская твердость общеизвестна. Но военная хитрость есть военная хитрость. И вот бригадир попался в ловушку.
Пистолет ответил, не моргнув и глазом:
– Примерно такие же, как волк и ягненок из «Басен Лафонтена», пьесы, которая с бешеным успехом шла на сцене театра Бобино, кажется, в тридцать четвертом году.
– Где вы видели означенного типа, молодой человек? – осведомился Шамуазо.
– Здесь, в этих краях, – с готовностью объяснил Пистолет. – Я имел возможность любоваться его руками, покрытыми татуировками от плеч до кончиков пальцев, и все отлично рассмотрел, пока он храпел в дилижансе.
– Давно это было? – поинтересовался жандарм.
– Вчера… – ответил Клампен. – За шесть-восемь часов до того, как вдова Тереза Сула пала жертвой убийцы на дороге у Бель-Вю-дю-Фу.
Конечно, выглядел Пистолет жутко, но его изысканные выражения пришлись бригадиру по душе. Жандармы любят красивую речь.
– Молодой человек, – сказал Шамуазо, заставляя своего коня перейти на шаг, – если солдат дисциплинарной роты не может справиться с лошадью, то это по причине молодости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Они подошли к двери, над которой под трехцветным полотнищем были начертаны известные всем слова: «Жандармерия департамента». Пистолет искренне считал, что заявления об убийстве простой женщины, какой была Тереза Сула, вполне достаточно, чтобы поднять на ноги крупные полицейские силы. Но вскоре выяснилось, что власти уже проинформированы и сделали все необходимое.
Голова месье Бадуа оказалась не такой большой и умной, чтобы вместить и понять все то, о чем ему рассказал Пистолет. Пока молодой человек налаживал контакт с бригадиром, бывший инспектор полиции выложил жандармам все. О месье Николя, о «людях из Парижа», о «заговоре» и подозрительной возне вокруг денежного мешка мадам Матюрин Горэ.
Никогда еще со времен основания города осторожные местные власти не подвергались подобному испытанию. Начался совет, с первой же минуты которого месье Бадуа стали одолевать серьезные сомнения. Внешний вид его боевого соратника Пистолета тоже не способствовал благоприятному исходу заседания.
После долгих и немного сумбурных дебатов власти постановили, что мировой судья, комиссар полиции и единственный свободный жандарм, прикомандированный к следственной группе бригадиром, отправятся в Мортефонтэн, чтобы арестовать месье барона д'Арси, на виновность которого по данному делу указывали серьезные улики. Вместе с судьей и комиссаром поедут также этот подозрительный месье Бадуа и его вороватый помощник. Таково было единогласное решение властей городка Ля Фере-Масе.
Представители закона покатили в карете. Месье Бадуа и Пистолет под присмотром двух жандармов поскакали верхом. Винсент Горэ остался в гостинице «Лебедь на распутье». Процессия отправилась в путь около четырех часов утра.
Месье Бадуа охватили дурные предчувствия. Для мелких провинциальных чиновников нет худшей рекомендации, чем бывший полицейский. Какой бы презренной ни была бы эта профессия, с ней не расстаются добровольно. Из полиции лишь изгоняют… Для всех сведущих людей «бывший полицейский» означает «уволенный полицейский». Добавьте к этому вечную вражду и взаимную неприязнь между служащими провинциальной и парижской полиции. Тогда вы поймете уныние несчастного Бадуа, в одиночку сражавшегося в стане врагов.
Ему захотелось поговорить с Пистолетом, но тот отвернулся, буркнув:
– Патрон, не всем дано изобрести порох. Вам не хватает козырей, вот в чем дело! С такими картами не сыграешь, пасуйте!
И Клампен пришпорил свою лошадь, чтобы поравняться с конем бригадира.
– Я уже не раз слышал фамилию Шамуазо, но до сих пор не имел возможности лично познакомиться с военным, с честью носящим эту фамилию, – обратился Пистолет к офицеру.
Во дворе жандармерии Пистолет услышал, что бригадира звали Шамуазо.
Сейчас этот человек сурово ответил Клампену:
– Мне по чину не положено попусту трепать языком. Отъезжайте влево!
Пистолет тихо ответил:
– Поговорить – не значит попусту трепать языком. Ине пора ли вам получить действительно высокий чин, достойный вас? Если есть на свете справедливость, то вам пришло время отличиться.
Бригадир выпрямился в седле.
– Приказываю вам отъехать от меня, – проговорил он строго, – вы мне – не ровня ни по возрасту, ни по одежде, ни по положению в обществе. Клампен прошептал про себя:
– Было бы забавно уступить жандарму. Но я, к счастью, кавалерист.
Вслух же он смиренно сказал:
– Вы – большой человек, а я – мелкая сошка, это верно, бригадир. Но я, как и вы, служил в армии. Во время кругосветного путешествия, которое я предпринял, чтобы занять достойное место в жизни, а также повысить свое образование и знание родного языка, я служил солдатом дисциплинарной роты в Алжире.
Бригадир некоторое время молчал, потом процедил презрительно:
– Многие военные служат в полиции, а бывшие солдаты дисциплинарных рот – ее сливки! Я решительно требую, чтобы вы не приближались ко мне!
Пистолет никогда не отличался излишней терпеливостью. Дерзкий ум парня уже работал над тем, как бы обойтись в этом деле без помощи жандармерии и местных властей, тем более, что те отнеслись к парижанам с явной враждебностью. И тут Клампен заметил:
– Знавали мы и более важных людей, чем вы, бригадир. Они – в отличных отношениях с властями, сулят нам почести, повышения и награды. А у вас я хотел только спросить, почему у некоего Луво по прозвищу Трубадур, на левой руке красуется татуировка: «Долой Шамуазо!» ?
Первые слова бригадир встретил с подчеркнутым безразличием. Но как только Клампен упомянул о Трубадуре, Шамуазо вздрогнул, словно в задницу ему вонзилась иголка. Не зря говорят, что у самых суровых и черствых натур есть свои слабые места.
Пистолет все понял. Нервное движение бравого рубаки не ускользнуло от его глаз. И парень рискнул добавить, слегка отвернувшись:
– Но если разговор со мной вам не по душе, что ж…
– Молодой человек, – сказал бригадир, и голос его смягчился, – будьте любезны остаться. Я хочу вас кое о чем спросить. Я знавал этого Луво раньше. Вы что, друзья?
Жандармская твердость общеизвестна. Но военная хитрость есть военная хитрость. И вот бригадир попался в ловушку.
Пистолет ответил, не моргнув и глазом:
– Примерно такие же, как волк и ягненок из «Басен Лафонтена», пьесы, которая с бешеным успехом шла на сцене театра Бобино, кажется, в тридцать четвертом году.
– Где вы видели означенного типа, молодой человек? – осведомился Шамуазо.
– Здесь, в этих краях, – с готовностью объяснил Пистолет. – Я имел возможность любоваться его руками, покрытыми татуировками от плеч до кончиков пальцев, и все отлично рассмотрел, пока он храпел в дилижансе.
– Давно это было? – поинтересовался жандарм.
– Вчера… – ответил Клампен. – За шесть-восемь часов до того, как вдова Тереза Сула пала жертвой убийцы на дороге у Бель-Вю-дю-Фу.
Конечно, выглядел Пистолет жутко, но его изысканные выражения пришлись бригадиру по душе. Жандармы любят красивую речь.
– Молодой человек, – сказал Шамуазо, заставляя своего коня перейти на шаг, – если солдат дисциплинарной роты не может справиться с лошадью, то это по причине молодости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111