– «Дела мои нужны Господу, и я верю: когда создам обитель, козни препоганого языческого волхва будут разрушены благодатью Божией. Прощайте же, и да поможет вам Бог». Да поможет вам Бог... – грустно повторил ярл. – Просмотрели мы Никифора... Просмотрели.
Глава 12
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
Сентябрь 863 г. Киевщина
Когда буря
Разбила наш дом
И черное небо нас ослепило,
Мы теснее прижались друг к другу
И так испытали то,
Что дальше
Случилось,
Элизабет Борхерс. «Непогода»
Мечислав-людин выехал к Любомире засветло – покуда до Притыки доедешь, уже и рассветет вовсю. Лошадь, однако, не гнал, не спеша трусил себе по дорожке, то ныряющей в кусты, то взбегающей на холмы, поросшие березой и дубом. По правую руку синела река, а по левую, сколько хватало глаз, тянулись поля, уже почти сжатые, лишь кое-где оставалось еще жито, да и там с утречка раннего трудились земледельцы. Желтое жнивье словно спорило своим цветом с солнцем, недаром и прозвали этот месяц «руян» – «желтый», а еще называли «хмурень». Правда, небо пока не хмурилось, не истекало дождями, оставаясь по-летнему чистым, но ясно уже было – не за горами настоящая осень, с грязью, проливными дождями и ветром.
Доехав до излучины, Мечислав резко повернул коня в кусты – знал прямую дорогу. На росной траве за кустами едва виднелись две колеи – следы повозки Любомиры, частенько наведывавшейся сюда то за сеном – на лугу стояли стога, то за речным песком – чистить домашнюю утварь, то за камышом – перекрыть крышу. Много было работы в Любомирином хозяйстве.
Где-то впереди послышался вдруг гневный собачий лай. Мечислав на всякий случай отцепил от седла рогатину. Зашуршали кусты и, раздвигая ветви могучей грудью, на тропу выскочил огромных размеров пес необычной желто-палевой масти. Пес яростно рычал, скаля острые зубы.
– Тпрруу, – придержал коня Мечислав и широко улыбнулся собаке: – Орай, Ораюшко, что ж ты лаешь, аль своих не признал?
Пес перестал лаять, однако и особого дружелюбия не выказывал – крутился вокруг всадника, лишь изредка подергивая хвостом, да всё оглядывался на кусты – видно, ждал хозяйку. И дождался: бесшумно обойдя Мечислава сзади, на тропинке возникла Любомира – высокая, крепкая, словно башня детинца, с грубым неприглядным лицом, скорее даже – ликом. Цыкнула на собаку – Орай поджал хвост, заскулил обиженно, искоса посматривая на хозяйку, дескать, хотел ведь как лучше, и вот...
– Ну, здрав будь, Мечиславе.
Хозяин щековицкой корчмы, вздрогнув, обернулся.
– Испугала ты меня, Любомира, – честно признался он. – Никак не привыкну к шуткам твоим.
– А пора бы! –усмехнулась женщина и вдруг бросила на Мечислава такой умильный взгляд, какой вряд ли кто ожидал от крепостной башни. – Ране тебя ждала. Чего не ехал?
– Некогда было. – Мечислав улыбнулся. – Теперь вот нашлось времечко.
– Ну, езжай, коли нашлось, – шагнув вперед, махнула рукой Любомира и, подумав, добавила: – А парень твой в амбаре заперт. Пытался, змей, убежать – пришлось Орая на двор выпустить.
– Справная ты баба, Любомира, – одобрительно кивнул Мечислав.
– Я-то справная, – со вздохом сказала женщина. – Только вот мужик... нечастый гость у меня.
Мечислав не выдержал, соскочил с коня. Пес тут же зарычал...
– Привяжи-ко Орая, люба! – страстно прошептал он, с томлением глядя на Любомиру.
– А и не надо привязывать, – тоже шепотом отозвалась она и, повысив голос, приказала: – Домой, Орай! Домой.
Мохнатый хвост Орая еще не успел скрыться в зарослях, как любовники с жаром бросились друг другу в объятья. И хоть Мечислав-людин не уступал крепостью медведю, несладко ему пришлось в крепких руках Любомиры. Уж она потрепала его изрядно, да Мечислав тому и рад был – нечасто случалось ему любить такую женщину, что по всем статьям могла дать фору любому мужику.
– Ох, люба! – закрыв глаза, кричал он. – Сладко-то как! Сладко...
Две Любомирины девки, Онфиска и Лобзя, под стать хозяйке – сильные, огромные, неприветливые, – чинили частокол. Онфиска обтесывала топором бревно, – любо-дорого было смотреть, как играл топор в ее руке, не у всякого мужика этак играет. Лобзя стояла рядом, строго присматривая за тем, как две приблудные девки – чернявая и белявая – копают яму. Попробовали б не старательно – хороших тумаков получили бы! Чернявую звали Любимой, а белявую – Ладиславой. Еще была у них третья подружка – веснушчатая рыжая Речка, совсем еще мелкая девка, а уж смешная – Онфиска с Лобзей как ее видели, так от смеха едва слюнями не давились. Просили хозяйку:
– Ой, убери ты ее от греха, тетка Любомира, не то лопнем.
– Не лопнете, лошади! – неизменно отвечала та, однако Речку убирала – то в амбар, то в погреб. Выпускала лишь иногда – когда повеселиться хотела. К тому и еще одна причина была: девки-то, все трое, подругами были и вместях пережили что-то страшное, едва спаслись, так что горой друг за дружку были, и – то знала Любомира, не глупа была – белявая с чернявкой без рыжей своей Речки никуда б не убегли.
Хотя и так, убеги попробуй! Места вокруг для них незнаемые, дикие, зверья полно всякого: волки, медведи, да и людишки лихие, случалось, захаживали. Да и сторожа, Онфиска с Лобзей, приглядывали, а уж у тех глаза на месте, ну и самый главный – Орай. Вот уж псина умная да верная, всем псам пес!
– Да глубже, глубже рой, чадо! – Подойдя ближе, Лобзя щелкнула еле-еле шевелившую лопатой Любиму по лбу. Так себе щелкнула, в четверть силы, не то окочурится еще. Да и того девчонке хватило – села наземь, заплакала – в три ручья слезы.
– Ну, не реви, коровища. – Лобзя ласково погладила ее по волосам. – Дай-ко сюды лопату! Смотри, как надо.
Отодвинув в сторону белявую Ладиславу, Лобзя быстро углубила яму и, довольная, обернулась к Онфиске:
– Ставь.
Кивнув, та без видимых усилий взгромоздила огромное бревно себе на плечо, принесла к яме и ловко опустила:
– Закапывай!
Лобзя с Ладиславой замахали лопатами.
– А ты ничего, работать умеешь, – похвалила Ладиславу Лобзя. – А ты, – она обернулась к Любиме, – не реви, научишься.
Со стороны леса донесся приближающийся собачий лай.
– Никак, Орай бежит. – Онфиска и Лобзя отвлеклись от работы и посмотрели в сторону леса. Вернее сказать, в сторону лая – лес тут был вокруг, куда ни кинь взгляд.
– Да, это Орай, – узнала собаку Лобзя. – Кому еще быть-то? Значит, и тетка с гостем сейчас прибредут. Давай-ка убирать этих... Эй, девы! Бросай лопаты да пошли в амбар. Пить-то хотите?
– Хорошо бы, – облизала пересохшие губы Ладислава. – Да и покушать бы чего.
– Покушать, это уж не взыщите, что после гостя останется, – усмехнулась Лобзя. – Инда лепеху с молоком принесу.
– А Речке?
– Та уж с утра покормлена. – Лобзя с Онфиской переглянулись и прыснули, как и всегда при упоминании рыжей смешной девки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Глава 12
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
Сентябрь 863 г. Киевщина
Когда буря
Разбила наш дом
И черное небо нас ослепило,
Мы теснее прижались друг к другу
И так испытали то,
Что дальше
Случилось,
Элизабет Борхерс. «Непогода»
Мечислав-людин выехал к Любомире засветло – покуда до Притыки доедешь, уже и рассветет вовсю. Лошадь, однако, не гнал, не спеша трусил себе по дорожке, то ныряющей в кусты, то взбегающей на холмы, поросшие березой и дубом. По правую руку синела река, а по левую, сколько хватало глаз, тянулись поля, уже почти сжатые, лишь кое-где оставалось еще жито, да и там с утречка раннего трудились земледельцы. Желтое жнивье словно спорило своим цветом с солнцем, недаром и прозвали этот месяц «руян» – «желтый», а еще называли «хмурень». Правда, небо пока не хмурилось, не истекало дождями, оставаясь по-летнему чистым, но ясно уже было – не за горами настоящая осень, с грязью, проливными дождями и ветром.
Доехав до излучины, Мечислав резко повернул коня в кусты – знал прямую дорогу. На росной траве за кустами едва виднелись две колеи – следы повозки Любомиры, частенько наведывавшейся сюда то за сеном – на лугу стояли стога, то за речным песком – чистить домашнюю утварь, то за камышом – перекрыть крышу. Много было работы в Любомирином хозяйстве.
Где-то впереди послышался вдруг гневный собачий лай. Мечислав на всякий случай отцепил от седла рогатину. Зашуршали кусты и, раздвигая ветви могучей грудью, на тропу выскочил огромных размеров пес необычной желто-палевой масти. Пес яростно рычал, скаля острые зубы.
– Тпрруу, – придержал коня Мечислав и широко улыбнулся собаке: – Орай, Ораюшко, что ж ты лаешь, аль своих не признал?
Пес перестал лаять, однако и особого дружелюбия не выказывал – крутился вокруг всадника, лишь изредка подергивая хвостом, да всё оглядывался на кусты – видно, ждал хозяйку. И дождался: бесшумно обойдя Мечислава сзади, на тропинке возникла Любомира – высокая, крепкая, словно башня детинца, с грубым неприглядным лицом, скорее даже – ликом. Цыкнула на собаку – Орай поджал хвост, заскулил обиженно, искоса посматривая на хозяйку, дескать, хотел ведь как лучше, и вот...
– Ну, здрав будь, Мечиславе.
Хозяин щековицкой корчмы, вздрогнув, обернулся.
– Испугала ты меня, Любомира, – честно признался он. – Никак не привыкну к шуткам твоим.
– А пора бы! –усмехнулась женщина и вдруг бросила на Мечислава такой умильный взгляд, какой вряд ли кто ожидал от крепостной башни. – Ране тебя ждала. Чего не ехал?
– Некогда было. – Мечислав улыбнулся. – Теперь вот нашлось времечко.
– Ну, езжай, коли нашлось, – шагнув вперед, махнула рукой Любомира и, подумав, добавила: – А парень твой в амбаре заперт. Пытался, змей, убежать – пришлось Орая на двор выпустить.
– Справная ты баба, Любомира, – одобрительно кивнул Мечислав.
– Я-то справная, – со вздохом сказала женщина. – Только вот мужик... нечастый гость у меня.
Мечислав не выдержал, соскочил с коня. Пес тут же зарычал...
– Привяжи-ко Орая, люба! – страстно прошептал он, с томлением глядя на Любомиру.
– А и не надо привязывать, – тоже шепотом отозвалась она и, повысив голос, приказала: – Домой, Орай! Домой.
Мохнатый хвост Орая еще не успел скрыться в зарослях, как любовники с жаром бросились друг другу в объятья. И хоть Мечислав-людин не уступал крепостью медведю, несладко ему пришлось в крепких руках Любомиры. Уж она потрепала его изрядно, да Мечислав тому и рад был – нечасто случалось ему любить такую женщину, что по всем статьям могла дать фору любому мужику.
– Ох, люба! – закрыв глаза, кричал он. – Сладко-то как! Сладко...
Две Любомирины девки, Онфиска и Лобзя, под стать хозяйке – сильные, огромные, неприветливые, – чинили частокол. Онфиска обтесывала топором бревно, – любо-дорого было смотреть, как играл топор в ее руке, не у всякого мужика этак играет. Лобзя стояла рядом, строго присматривая за тем, как две приблудные девки – чернявая и белявая – копают яму. Попробовали б не старательно – хороших тумаков получили бы! Чернявую звали Любимой, а белявую – Ладиславой. Еще была у них третья подружка – веснушчатая рыжая Речка, совсем еще мелкая девка, а уж смешная – Онфиска с Лобзей как ее видели, так от смеха едва слюнями не давились. Просили хозяйку:
– Ой, убери ты ее от греха, тетка Любомира, не то лопнем.
– Не лопнете, лошади! – неизменно отвечала та, однако Речку убирала – то в амбар, то в погреб. Выпускала лишь иногда – когда повеселиться хотела. К тому и еще одна причина была: девки-то, все трое, подругами были и вместях пережили что-то страшное, едва спаслись, так что горой друг за дружку были, и – то знала Любомира, не глупа была – белявая с чернявкой без рыжей своей Речки никуда б не убегли.
Хотя и так, убеги попробуй! Места вокруг для них незнаемые, дикие, зверья полно всякого: волки, медведи, да и людишки лихие, случалось, захаживали. Да и сторожа, Онфиска с Лобзей, приглядывали, а уж у тех глаза на месте, ну и самый главный – Орай. Вот уж псина умная да верная, всем псам пес!
– Да глубже, глубже рой, чадо! – Подойдя ближе, Лобзя щелкнула еле-еле шевелившую лопатой Любиму по лбу. Так себе щелкнула, в четверть силы, не то окочурится еще. Да и того девчонке хватило – села наземь, заплакала – в три ручья слезы.
– Ну, не реви, коровища. – Лобзя ласково погладила ее по волосам. – Дай-ко сюды лопату! Смотри, как надо.
Отодвинув в сторону белявую Ладиславу, Лобзя быстро углубила яму и, довольная, обернулась к Онфиске:
– Ставь.
Кивнув, та без видимых усилий взгромоздила огромное бревно себе на плечо, принесла к яме и ловко опустила:
– Закапывай!
Лобзя с Ладиславой замахали лопатами.
– А ты ничего, работать умеешь, – похвалила Ладиславу Лобзя. – А ты, – она обернулась к Любиме, – не реви, научишься.
Со стороны леса донесся приближающийся собачий лай.
– Никак, Орай бежит. – Онфиска и Лобзя отвлеклись от работы и посмотрели в сторону леса. Вернее сказать, в сторону лая – лес тут был вокруг, куда ни кинь взгляд.
– Да, это Орай, – узнала собаку Лобзя. – Кому еще быть-то? Значит, и тетка с гостем сейчас прибредут. Давай-ка убирать этих... Эй, девы! Бросай лопаты да пошли в амбар. Пить-то хотите?
– Хорошо бы, – облизала пересохшие губы Ладислава. – Да и покушать бы чего.
– Покушать, это уж не взыщите, что после гостя останется, – усмехнулась Лобзя. – Инда лепеху с молоком принесу.
– А Речке?
– Та уж с утра покормлена. – Лобзя с Онфиской переглянулись и прыснули, как и всегда при упоминании рыжей смешной девки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78