– Как дела?
– Он не хочет меня принимать: по его словам, я дочь не ему, а кому-то другому, – ответила несчастная девочка.
– Вот видишь! А ты мне не верила.
– Как я могла тебе поверить? Ведь ты на ее стороне.
– Сервилия, нельзя быть такой безжалостной к собственной матери. Дурно поступили с ней, а не с твоим отцом.
– Как ты можешь это говорить? Ведь у нее был любовник!
– Если бы твой отец был к ней добрее, она бы не завела любовника. Избиению жены не может быть оправдания.
– Лучше бы он не бил, а вообще убил ее. Я бы так и сделала.
– Уходи! – отчаялся Друз. – Ужасная девчонка!
Снова закрывая глаза, он подумал, что, отвергнутая отцом, Сервилия рано или поздно сблизится с матерью. Такое развитие событий было бы вполне естественным.
Ощутив голод, Друз перекусил хлебом, оливками и сваренными вкрутую яйцами в компании жены, которую более подробно посвятил в курс событий. Зная, что жене свойственно отличающее всех Сервилиев Цепионов сословное высокомерие, он не знал, каким будет отношение жены к тому, что ее родственница вступила в связь с человеком, ведущим род от раба. Однако Сервилия Цепион, даже будучи разочарована тем, кем именно является возлюбленный Ливий Друзы, слишком любила Друза, чтобы перечить ему. Она уже давно уяснила, что, вступая в брак, следует решить, кому быть преданной больше, и решила встать на сторону Друза. Долгие годы проживания под одной крышей с Цепионом не прибавили ей нежности к брату, поскольку ее приниженному состоянию, отличавшему их отношения в детстве, теперь пришел конец, к тому же она достаточно долго прожила с Друзом, чтобы перенять его бесстрашие.
Как ни прискорбно было все происшедшее, они вкушали пищу в приподнятом настроении; насытившись, Друз почувствовал, что теперь готов отражать любые неприятности, которые преподнесет этот столь неудачно начавшийся денек. Продолжение оказалось не лучше: новые волнения принес Марк Порций Катон Салониан.
Приглашая Катона прогуляться с ним вдоль колоннады, Друз приготовился к худшему.
– Что тебе известно? – спокойно спросил он.
– У меня только что побывали Квинт Сервилий Цепион и Луций Марций Филипп, – ответил Катон, подражая бесстрастному тону Друза.
– Оба? Наверное, Филиппу надлежало выступать в роли свидетеля?
– Да.
– Итак?
– Цепион просто-напросто поставил меня в известность о том, что разводится с женой, уличив ее в измене со мной.
– И все?
Катон нахмурился.
– Чего уж больше! Ведь он объявил об этом в присутствии моей жены, которая тут же ушла к отцу.
– Час от часу не легче! – вскричал Друз, воздевая руки. – Присядь, Марк Порций, и выслушай все с начала до конца. Развод – это только начало.
Услышанное вызвало у Катона гнев, в сравнении с которым меркло недавнее негодование Друза. Порции Катоны только притворялись флегматиками, в действительности же все до одного, включая женщин, славились буйным нравом. Прошло немало времени, прежде чем Друзу удалось убедить его, употребив все красноречие, что если он убьет Цепиона или по крайней мере покалечит, это только усугубит беды Ливий Друзы. Удостоверившись, что негодование Катона улеглось, Друз отвел его к Ливий Друзе. Стоило ему увидеть, как они смотрят друг на друга, как все сомнения насчет глубины связывающих их чувств, какие только могли у него быть, мигом растаяли. Любовь, сметающая все преграды! Бедные, бедные…
– Кратипп, – обратился он к управляющему, оставив влюбленных наедине, – я снова умираю от голода! Я намерен немедленно приступать к ужину. Будь добр, оповести об этом Сервилию Цепион!
Однако его жена предпочла поесть в детской, где Сервилия, рухнув на кровать, заявила, что отказывается от еды и питья: пусть ее отец узнает, что она умерла, – тогда он пожалеет о содеянном.
Друзу пришлось брести в столовую в одиночестве. Как ему хотелось, чтобы поскорее кончился этот проклятый день! Он очень надеялся, что ему никогда в жизни больше не доведется испытать ничего подобного. Вздыхая в предвкушении трапезы, он прилег на ложе.
– Что я слышу? – донесся голос из дверей.
– Дядя Публий!
– Так в чем тут у вас дело? – спросил Публий Рутилий Руф, сбрасывая сандалии и отсылая жестом слугу, вознамерившегося обмыть ему ноги. Устроившись на ложе рядом с Друзом, он подпер ладонью свою любопытную физиономию, на которой присутствовала также симпатия и тревога, что не позволяло на него сердиться. – Рим просто кипит от слухов самого противоречивого свойства: тут и развод, и супружеская измена, и рабы-любовники, и истязание жены, и несносные дети… Откуда все это взялось, и так быстро?
Ответить ему Друз уже не смог, ибо появление дяди переполнило чашу его терпения. Опрокинувшись на спину, он захохотал, как безумный.
Глава 4
Публий Рутилий Руф не преувеличивал: Рим кипел от слухов. Все было ясно, как дважды два; к тому же рыжие волосы младшего из троих отпрысков и тот факт, что страшно богатая, но безнадежно грубая жена Марка Порция Катона Салониана тоже обрадовала супруга бумагами о разводе! Ранее неразлучные, Квинт Сервилий Цепион и Марк Ливий Друз больше не разговаривали, хотя Цепион утверждал, что последнее не имеет отношения к истязанию жены, а объясняется тем, что Друз украл у него кольцо.
Те, кому хватало ума и чувства справедливости, не могли не заметить, что лучшие люди встают на сторону Друза и его сестры, а субъекты с подмоченной репутацией, в частности, Луций Марций Филипп и Публий Корнелий Сципион Назика выгораживают Цепиона, не гнушаясь компанией всадников-лизоблюдов, подвизавшихся на тех же ролях в торговых делишках, что Гней Гуспий Бутеон, отец обманутой жены Катона, получивший прозвище «стервятник». Была и третья категория римлян – те, кто не обелял ни одну сторону и видел во всей истории лишь повод посмеяться. К таковым относился принцепс сената Марк Эмилий Скавр, снова начавший всплывать на поверхность после нескольких лет затишья, вызванных позором, которым покрыла его жена, увлекшаяся Суллой. Скавр полагал, что может позволить себе позабавиться, ибо страсть молодой Далматики не встретила взаимности, вследствие чего она вынашивала теперь дитя, отцом которого не мог быть кто-то другой, кроме самого Скавра. Среди насмешников числился и Публий Рутилий Руф, хотя он и приходился прелюбодейке дядей.
В итоге обернулось так, что виновные пострадали меньше, чем Марк Ливий Друз.
– Вернее сказать, – жаловался Друз Силону вскоре после выборов новых консулов, – на меня, как всегда, взваливают ответственность за всех детей, чьи бы они ни были! Вот бы вернуть все те денежки, которых я так или иначе лишился из-за этого борова Цепиона! Моего нового зятя Катона Салониана ощипали, как цыпленка, – ему приходится возмещать Луцию Домицию Агенобарбу приданое бывшей жены, к тому же он остался без ее состояния и, разумеется, без поддержки ее влиятельного папаши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Он не хочет меня принимать: по его словам, я дочь не ему, а кому-то другому, – ответила несчастная девочка.
– Вот видишь! А ты мне не верила.
– Как я могла тебе поверить? Ведь ты на ее стороне.
– Сервилия, нельзя быть такой безжалостной к собственной матери. Дурно поступили с ней, а не с твоим отцом.
– Как ты можешь это говорить? Ведь у нее был любовник!
– Если бы твой отец был к ней добрее, она бы не завела любовника. Избиению жены не может быть оправдания.
– Лучше бы он не бил, а вообще убил ее. Я бы так и сделала.
– Уходи! – отчаялся Друз. – Ужасная девчонка!
Снова закрывая глаза, он подумал, что, отвергнутая отцом, Сервилия рано или поздно сблизится с матерью. Такое развитие событий было бы вполне естественным.
Ощутив голод, Друз перекусил хлебом, оливками и сваренными вкрутую яйцами в компании жены, которую более подробно посвятил в курс событий. Зная, что жене свойственно отличающее всех Сервилиев Цепионов сословное высокомерие, он не знал, каким будет отношение жены к тому, что ее родственница вступила в связь с человеком, ведущим род от раба. Однако Сервилия Цепион, даже будучи разочарована тем, кем именно является возлюбленный Ливий Друзы, слишком любила Друза, чтобы перечить ему. Она уже давно уяснила, что, вступая в брак, следует решить, кому быть преданной больше, и решила встать на сторону Друза. Долгие годы проживания под одной крышей с Цепионом не прибавили ей нежности к брату, поскольку ее приниженному состоянию, отличавшему их отношения в детстве, теперь пришел конец, к тому же она достаточно долго прожила с Друзом, чтобы перенять его бесстрашие.
Как ни прискорбно было все происшедшее, они вкушали пищу в приподнятом настроении; насытившись, Друз почувствовал, что теперь готов отражать любые неприятности, которые преподнесет этот столь неудачно начавшийся денек. Продолжение оказалось не лучше: новые волнения принес Марк Порций Катон Салониан.
Приглашая Катона прогуляться с ним вдоль колоннады, Друз приготовился к худшему.
– Что тебе известно? – спокойно спросил он.
– У меня только что побывали Квинт Сервилий Цепион и Луций Марций Филипп, – ответил Катон, подражая бесстрастному тону Друза.
– Оба? Наверное, Филиппу надлежало выступать в роли свидетеля?
– Да.
– Итак?
– Цепион просто-напросто поставил меня в известность о том, что разводится с женой, уличив ее в измене со мной.
– И все?
Катон нахмурился.
– Чего уж больше! Ведь он объявил об этом в присутствии моей жены, которая тут же ушла к отцу.
– Час от часу не легче! – вскричал Друз, воздевая руки. – Присядь, Марк Порций, и выслушай все с начала до конца. Развод – это только начало.
Услышанное вызвало у Катона гнев, в сравнении с которым меркло недавнее негодование Друза. Порции Катоны только притворялись флегматиками, в действительности же все до одного, включая женщин, славились буйным нравом. Прошло немало времени, прежде чем Друзу удалось убедить его, употребив все красноречие, что если он убьет Цепиона или по крайней мере покалечит, это только усугубит беды Ливий Друзы. Удостоверившись, что негодование Катона улеглось, Друз отвел его к Ливий Друзе. Стоило ему увидеть, как они смотрят друг на друга, как все сомнения насчет глубины связывающих их чувств, какие только могли у него быть, мигом растаяли. Любовь, сметающая все преграды! Бедные, бедные…
– Кратипп, – обратился он к управляющему, оставив влюбленных наедине, – я снова умираю от голода! Я намерен немедленно приступать к ужину. Будь добр, оповести об этом Сервилию Цепион!
Однако его жена предпочла поесть в детской, где Сервилия, рухнув на кровать, заявила, что отказывается от еды и питья: пусть ее отец узнает, что она умерла, – тогда он пожалеет о содеянном.
Друзу пришлось брести в столовую в одиночестве. Как ему хотелось, чтобы поскорее кончился этот проклятый день! Он очень надеялся, что ему никогда в жизни больше не доведется испытать ничего подобного. Вздыхая в предвкушении трапезы, он прилег на ложе.
– Что я слышу? – донесся голос из дверей.
– Дядя Публий!
– Так в чем тут у вас дело? – спросил Публий Рутилий Руф, сбрасывая сандалии и отсылая жестом слугу, вознамерившегося обмыть ему ноги. Устроившись на ложе рядом с Друзом, он подпер ладонью свою любопытную физиономию, на которой присутствовала также симпатия и тревога, что не позволяло на него сердиться. – Рим просто кипит от слухов самого противоречивого свойства: тут и развод, и супружеская измена, и рабы-любовники, и истязание жены, и несносные дети… Откуда все это взялось, и так быстро?
Ответить ему Друз уже не смог, ибо появление дяди переполнило чашу его терпения. Опрокинувшись на спину, он захохотал, как безумный.
Глава 4
Публий Рутилий Руф не преувеличивал: Рим кипел от слухов. Все было ясно, как дважды два; к тому же рыжие волосы младшего из троих отпрысков и тот факт, что страшно богатая, но безнадежно грубая жена Марка Порция Катона Салониана тоже обрадовала супруга бумагами о разводе! Ранее неразлучные, Квинт Сервилий Цепион и Марк Ливий Друз больше не разговаривали, хотя Цепион утверждал, что последнее не имеет отношения к истязанию жены, а объясняется тем, что Друз украл у него кольцо.
Те, кому хватало ума и чувства справедливости, не могли не заметить, что лучшие люди встают на сторону Друза и его сестры, а субъекты с подмоченной репутацией, в частности, Луций Марций Филипп и Публий Корнелий Сципион Назика выгораживают Цепиона, не гнушаясь компанией всадников-лизоблюдов, подвизавшихся на тех же ролях в торговых делишках, что Гней Гуспий Бутеон, отец обманутой жены Катона, получивший прозвище «стервятник». Была и третья категория римлян – те, кто не обелял ни одну сторону и видел во всей истории лишь повод посмеяться. К таковым относился принцепс сената Марк Эмилий Скавр, снова начавший всплывать на поверхность после нескольких лет затишья, вызванных позором, которым покрыла его жена, увлекшаяся Суллой. Скавр полагал, что может позволить себе позабавиться, ибо страсть молодой Далматики не встретила взаимности, вследствие чего она вынашивала теперь дитя, отцом которого не мог быть кто-то другой, кроме самого Скавра. Среди насмешников числился и Публий Рутилий Руф, хотя он и приходился прелюбодейке дядей.
В итоге обернулось так, что виновные пострадали меньше, чем Марк Ливий Друз.
– Вернее сказать, – жаловался Друз Силону вскоре после выборов новых консулов, – на меня, как всегда, взваливают ответственность за всех детей, чьи бы они ни были! Вот бы вернуть все те денежки, которых я так или иначе лишился из-за этого борова Цепиона! Моего нового зятя Катона Салониана ощипали, как цыпленка, – ему приходится возмещать Луцию Домицию Агенобарбу приданое бывшей жены, к тому же он остался без ее состояния и, разумеется, без поддержки ее влиятельного папаши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137