Это была коническая громадина с коническими же вершинами поменьше по бокам; при взгляде на нее делалось больно глазам – так сверкала заснеженная верхушка горы на фоне безоблачного неба. Марий отлично знал, что это – гора, называемая греками Аргей, которую видели считанные выходцы с запада. Знал он и то, что у ее подножья раскинулся единственный город Каппадокии под названием Эзебия Мазака, царская столица.
К несчастью, Марий приближался к горе с запада, из Киликии, то есть не с той стороны, откуда открывался наиболее захватывающий вид. Мазака лежала на северном склоне, ближе к Галису, великой бурой реке Центральной Анатолии, представлявшей для города наилучшую связь с внешним миром.
Лишь после полудня взору Мария предстали сгрудившиеся под защитой горы здания; он уже готов был испустить вздох облегчения, когда обнаружил, что подъезжает к полю брани. Охватившие его чувства он и сам не сумел бы описать. Ехать по месту, где совсем недавно сражались и гибли тысячами воины, не имея ни малейшего понятия о сражении и даже, говоря откровенно, особого к нему интереса! Впервые в жизни он, Гай Марий, победитель Нумидии и германцев, находился на поле сражения в качестве праздного соглядатая!
Измученный путешествием, весь избитый и почти бездыханный, он приближался к небольшому городу, глазея по сторонам без лишнего воодушевления. Никто не пытался убрать с места побоища жалкие останки; повсюду валялись, разлагаясь, трупы, лишенные доспехов и даже одежды. Зато воздух наполняло невиданное количество мух; негостеприимно прохладный воздух оказался здесь благом: трупное зловоние на холоде не было таким уж невыносимым. Проводник утирал слезы, обоих рабов тошнило, один лишь Гай Марий ехал себе вперед, словно не замечая страшной картины, и выискивал взглядом лагерь победоносной армии. Ожидание длилось недолго: лагерь раскинулся в двух милях к северо-востоку от места побоища и представлял собой скопище шатров из овечьих шкур под замутненным дымом бесчисленных костров голубым небом.
Митридат – кто же еще? Гай Марий не тешил себя заблуждением, что разбитая армия может принадлежать Митридату. Нет, он – предводитель победоносного войска, поле же усеяно трупами каппадокийских солдат, то есть недавних нищих горцев, кочевников-пастухов, а также – здесь дали себя знать профессиональные навыки Мария – сирийских и греческих наемников. Где сам недомерок-царь? К чему лишние вопросы? Раз он не явился в Тарс и не ответил ни на одно из посылавшихся ему с гонцами писем, то это означает, что он мертв. Мертвы и гонцы.
Другой на месте Гая Мария повернул бы, возможно, своего скакуна в противоположном направлении, уповая на то, что его появление осталось незамеченным. Но Гай Марий был не из робкого десятка. Наконец-то он загнал царя Митридата Евпатора в нору, пускай и не на своем собственном поле! Гай Марий ударил измученного коня пятками, сгорая от нетерпения приблизить долгожданную встречу.
Когда он понял, что не видит ни одного часового и что его приближение осталось никем не замеченным (не только на дальних подступах к лагерю, но и тогда, когда он въехал в город через главные ворота), то сильно удивился. Должно быть, понтийский царь чувствует себя в полной безопасности! Остановив взмыленного коня, он осмотрелся, ожидая, что перед ним предстанет акрополь или подобие крепости; наконец, он заметил на горном склоне сооружение, напоминающее дворец. Судя по всему, оно было сложено из какого-то легкого и мягкого материала, не способного защитить обитателей от пронизывающих зимних ветров, ибо стены покрывала штукатурка, окрашенная в темно-синий цвет; колонны были ярко-красными, а ионические капители – позолоченными.
«Там я его и найду!» – решил Марий и стал взбираться верхом на коне по крутой улочке, приближаясь к обнесенному голубой стеной дворцу, проглядывающему сквозь еще не украсившиеся листвой ветви деревьев. Он подумал, что весна приходит в Каппадокию поздно; молодой царь Ариарат и вовсе не увидит больше весны. Жители Мазаки, как видно, забились в щели, поскольку улицы поражали пустынностью; ворота дворца никто не охранял. Да, царь Митридат и впрямь непоколебимо уверен в себе!
Марий оставил коня и спутников у подножия лестницы, ведущей к бронзовым дверям, украшенным мастерски выполненным барельефом, повествующим об участи Персефоны. У Мария было достаточно времени, чтобы рассмотреть эту древнюю композицию, вызвавшую у него острую неприязнь, пока он ждал, чтобы кто-нибудь отозвался на его настойчивый стук. Наконец, раздался скрип, и одна створка двери приоткрылась.
– Слышу, слышу! – произнес по-гречески старческий голос. – Чего тебе нужно?
Марий боролся с желанием расхохотаться, поэтому ответ его оказался сбивчивым и напрочь лишенным подобающего его положению величия:
– Я – Гай Марий, римский консул. Могу ли я видеть царя Митридата?
– Нет, – ответил древний старец.
– Ждешь ли ты его возвращения?
– Да, до наступления темноты.
– Вот и отлично! – Марий решительно толкнул дверь и оказался в пустом помещении, бывшем прежде, по всей видимости, тронной залой или помещением для торжественных приемов; свита из троих человек, повинуясь его жесту, вошла в дверь за ним следом. – Приюти меня и моих трех спутников. Наши кони стоят у лестницы, их надо отвести в стойло. Мне – горячую ванну. Живо!
Когда по дворцу пронесся слух, что царь возвращается, завернувшийся в тогу Марий вышел в портик дворца и замер в одиночестве на верхней ступеньке. Отсюда ему было видно, как не спеша поднимается к дворцу вереница хорошо вооруженных кавалеристов. На их круглых красных щитах были изображены белый полумесяц и белая восьмиконечная звезда, на их серебряные панцири были наброшены красные плащи, а на остроконечных шлемах вместо перьев или лошадиных хвостов располагалось по золотому полумесяцу с золотой звездочкой.
Отрядом никто не предводительствовал, и среди нескольких сотен всадников было трудно различить царя. «Возможно, он не заботится об охране дворца в свое отсутствие, – подумал Марий, – но себя он бережет – в этом нет сомнений.» Въехав в ворота, отряд задержался у ступеней, издавая чудной звук, всегда отличающий большое количество топчущихся на одном месте неподкованных лошадей. Из этого Марий заключил, что у Понта не хватает кузнецов, чтобы подковать даже боевых коней. Величественная фигура Мария, завернутого в тогу с пурпурной каймой, была хорошо видна снизу.
Всадники расступились, и в образовавшемся проходе появился на крупном гнедом коне сам царь Митридат Евпатор. Пурпурными были и его плащ, и щит, поддерживаемый оруженосцем, на котором красовалась уже изученная Марием эмблема – звезда с полумесяцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
К несчастью, Марий приближался к горе с запада, из Киликии, то есть не с той стороны, откуда открывался наиболее захватывающий вид. Мазака лежала на северном склоне, ближе к Галису, великой бурой реке Центральной Анатолии, представлявшей для города наилучшую связь с внешним миром.
Лишь после полудня взору Мария предстали сгрудившиеся под защитой горы здания; он уже готов был испустить вздох облегчения, когда обнаружил, что подъезжает к полю брани. Охватившие его чувства он и сам не сумел бы описать. Ехать по месту, где совсем недавно сражались и гибли тысячами воины, не имея ни малейшего понятия о сражении и даже, говоря откровенно, особого к нему интереса! Впервые в жизни он, Гай Марий, победитель Нумидии и германцев, находился на поле сражения в качестве праздного соглядатая!
Измученный путешествием, весь избитый и почти бездыханный, он приближался к небольшому городу, глазея по сторонам без лишнего воодушевления. Никто не пытался убрать с места побоища жалкие останки; повсюду валялись, разлагаясь, трупы, лишенные доспехов и даже одежды. Зато воздух наполняло невиданное количество мух; негостеприимно прохладный воздух оказался здесь благом: трупное зловоние на холоде не было таким уж невыносимым. Проводник утирал слезы, обоих рабов тошнило, один лишь Гай Марий ехал себе вперед, словно не замечая страшной картины, и выискивал взглядом лагерь победоносной армии. Ожидание длилось недолго: лагерь раскинулся в двух милях к северо-востоку от места побоища и представлял собой скопище шатров из овечьих шкур под замутненным дымом бесчисленных костров голубым небом.
Митридат – кто же еще? Гай Марий не тешил себя заблуждением, что разбитая армия может принадлежать Митридату. Нет, он – предводитель победоносного войска, поле же усеяно трупами каппадокийских солдат, то есть недавних нищих горцев, кочевников-пастухов, а также – здесь дали себя знать профессиональные навыки Мария – сирийских и греческих наемников. Где сам недомерок-царь? К чему лишние вопросы? Раз он не явился в Тарс и не ответил ни на одно из посылавшихся ему с гонцами писем, то это означает, что он мертв. Мертвы и гонцы.
Другой на месте Гая Мария повернул бы, возможно, своего скакуна в противоположном направлении, уповая на то, что его появление осталось незамеченным. Но Гай Марий был не из робкого десятка. Наконец-то он загнал царя Митридата Евпатора в нору, пускай и не на своем собственном поле! Гай Марий ударил измученного коня пятками, сгорая от нетерпения приблизить долгожданную встречу.
Когда он понял, что не видит ни одного часового и что его приближение осталось никем не замеченным (не только на дальних подступах к лагерю, но и тогда, когда он въехал в город через главные ворота), то сильно удивился. Должно быть, понтийский царь чувствует себя в полной безопасности! Остановив взмыленного коня, он осмотрелся, ожидая, что перед ним предстанет акрополь или подобие крепости; наконец, он заметил на горном склоне сооружение, напоминающее дворец. Судя по всему, оно было сложено из какого-то легкого и мягкого материала, не способного защитить обитателей от пронизывающих зимних ветров, ибо стены покрывала штукатурка, окрашенная в темно-синий цвет; колонны были ярко-красными, а ионические капители – позолоченными.
«Там я его и найду!» – решил Марий и стал взбираться верхом на коне по крутой улочке, приближаясь к обнесенному голубой стеной дворцу, проглядывающему сквозь еще не украсившиеся листвой ветви деревьев. Он подумал, что весна приходит в Каппадокию поздно; молодой царь Ариарат и вовсе не увидит больше весны. Жители Мазаки, как видно, забились в щели, поскольку улицы поражали пустынностью; ворота дворца никто не охранял. Да, царь Митридат и впрямь непоколебимо уверен в себе!
Марий оставил коня и спутников у подножия лестницы, ведущей к бронзовым дверям, украшенным мастерски выполненным барельефом, повествующим об участи Персефоны. У Мария было достаточно времени, чтобы рассмотреть эту древнюю композицию, вызвавшую у него острую неприязнь, пока он ждал, чтобы кто-нибудь отозвался на его настойчивый стук. Наконец, раздался скрип, и одна створка двери приоткрылась.
– Слышу, слышу! – произнес по-гречески старческий голос. – Чего тебе нужно?
Марий боролся с желанием расхохотаться, поэтому ответ его оказался сбивчивым и напрочь лишенным подобающего его положению величия:
– Я – Гай Марий, римский консул. Могу ли я видеть царя Митридата?
– Нет, – ответил древний старец.
– Ждешь ли ты его возвращения?
– Да, до наступления темноты.
– Вот и отлично! – Марий решительно толкнул дверь и оказался в пустом помещении, бывшем прежде, по всей видимости, тронной залой или помещением для торжественных приемов; свита из троих человек, повинуясь его жесту, вошла в дверь за ним следом. – Приюти меня и моих трех спутников. Наши кони стоят у лестницы, их надо отвести в стойло. Мне – горячую ванну. Живо!
Когда по дворцу пронесся слух, что царь возвращается, завернувшийся в тогу Марий вышел в портик дворца и замер в одиночестве на верхней ступеньке. Отсюда ему было видно, как не спеша поднимается к дворцу вереница хорошо вооруженных кавалеристов. На их круглых красных щитах были изображены белый полумесяц и белая восьмиконечная звезда, на их серебряные панцири были наброшены красные плащи, а на остроконечных шлемах вместо перьев или лошадиных хвостов располагалось по золотому полумесяцу с золотой звездочкой.
Отрядом никто не предводительствовал, и среди нескольких сотен всадников было трудно различить царя. «Возможно, он не заботится об охране дворца в свое отсутствие, – подумал Марий, – но себя он бережет – в этом нет сомнений.» Въехав в ворота, отряд задержался у ступеней, издавая чудной звук, всегда отличающий большое количество топчущихся на одном месте неподкованных лошадей. Из этого Марий заключил, что у Понта не хватает кузнецов, чтобы подковать даже боевых коней. Величественная фигура Мария, завернутого в тогу с пурпурной каймой, была хорошо видна снизу.
Всадники расступились, и в образовавшемся проходе появился на крупном гнедом коне сам царь Митридат Евпатор. Пурпурными были и его плащ, и щит, поддерживаемый оруженосцем, на котором красовалась уже изученная Марием эмблема – звезда с полумесяцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137