Я глядел на него не мигая.
– Чарли закончила Оксфорд. Посмотрите, что с ней теперь. Она сидит на наркотиках и не в силах переступить порог хижины. И ведь только шаг сделала из храма науки.
Он кивнул:
– А как насчет Кембриджа?
Ну, про Кембридж мне тоже было что рассказать. Я ему поведал, каких педофилов готовят в этом университете, а Джек заслушался и даже свою плошку из рук выронил.
– Не верите, можете расспросить британского консула в Чиангмае.
– Ну, вы докатились! – воскликнул он. – «Британия – владычица морей»! Просто дальше некуда!
– Точно, – согласился я. Он налил нам еще виски:
– Так куда же я могу послать свою дочь, чтобы она получила достойное образование?
Вопрос поставил меня в тупик. Единственное место, которое я более-менее знал, был Оксфорд, потому что там училась Чарли, еще Дарем, но я прежде и не задумывался над тем, как этот университет повлиял на Фила. В частности, на «нравственный выбор». Я стал припоминать подходящее учебное заведение и вспомнил, что у одного слесаря, с которым мы вместе работали по контракту на выезде, сын учился в Ноттингеме. Не зная толком, что бы такое присоветовать Джеку, я предположил, что это, наверное, неплохое место.
– Ноттингем, говорите?
– Ну, в отличие от Оксфорда или Кембриджа, там детей, насколько мне известно, не растлевают и на иглу не подсаживают.
– Черт! – сказал Джек. Он отхлебнул виски. – Ноттингем, Ноттингем. Послушайте, а Робин Гуд случаем не оттуда? Ведь это я – таиландский Робин Гуд!
– Так, значит, в Таиланде?
– Ну, можно сказать, что да.
Пламя костра осветило его улыбку. Ему очень понравилась эта мысль. Джек действительно представлял себя «благородным разбойником». Я много узнал о нем в эту ночь. Он отпустил своих телохранителей, хотя бородатый, которого звали Као, не хотел оставлять нас одних.
Примерив на себя зеленый капюшон лесного стрелка, Джек разговорился. Заявил, что он племянник Куанг Са , известного «опиумного генерала» семидесятых годов, и что сам он проходил обучение в отрядах Муангтайской армии. Хотя МТА сложила оружие в 1996 году, Джек сказал, что около семи тысяч партизан все еще действуют в приграничной зоне. У меня не было возможности проверить ни одно из его заявлений, а тогда я решил, что глупо будет спрашивать, сколько людей ходит под его личной командой.
Он намеревался платить местным крестьянам хорошие деньги за их труд. От шестидесяти долларов за килограмм опиума-сырца. Он хотел привнести в сельскую жизнь и электричество, и другие блага цивилизации, но возникали проблемы с транспортировкой, учитывая еще и то, что приходилось каждый сезон уходить на новые поля.
Потом я спросил его про «Калпол» в сарае, и тут выяснилось нечто такое, что позволило мне лучше понять, с кем я имею дело. У местных жителей необычайно легко вырабатывалось пристрастие к опиуму. О медицине говорить не приходилось: сила целебных трав была незначительна. Дети привыкали к опиуму с младенческого возраста. Джек заключил сделку о поставках крупных партий «Калпола» из Европы. Он собирался распространять его среди горных племен. Только когда он мне это рассказал, я вдруг понял, до какой степени у него дошла мания величия, и даже проникся к нему некоторым уважением.
Потом оказалось, что ему всучили просроченную партию. Ингредиенты лекарства разлагались, так что давать его детям было опасно. Он остался с этой партией на руках, но отнесся к этому как к незначительной неудаче, неизбежной в любом бизнесе, которая, как он говорил, не имела значения, поскольку торговец, так скверно поступивший, больше уже не сможет никого надуть.
Я видел перед собой человека, способного преодолеть огромные расстояния, чтобы привезти в джунгли лекарство для детей, и в то же время готового без лишних угрызений совести отправить на тот свет обманувшего его поставщика.
Учитывая неудачу с лекарствами, неисправный генератор и отсутствие электрического кабеля, я не стал намекать, что масштабы его программы по насаждению цивилизации в джунглях выглядели, как минимум, скромными. Вместо этого я спросил, нельзя ли мне взять бутылочку «Калпола» для Мика. Это ему показалось страшно забавным, и он сказал, чтобы я брал сколько захочу.
Он рассказал мне, что перед отправкой товара большую часть опиума здесь превращают в морфин.
– А где же у вас лаборатория? – вырвалось у меня невольно.
– Какая лаборатория? Я задумался:
– Ну, вроде химической. Колбы, реторты. Я думал, нужна лаборатория.
– Где вы учились, Дэнни? Вы считаете нас косоглазыми дикарями. Не надо спорить. Конечно, считаете, но сами ведете себя как дикарь.
Он встал, взял котелок и наполовину залил его водой из пластиковой канистры. Потом зашел в хижину и вынес к костру коричневую лепешку опиума. Я не представлял себе, сколько может стоить такое количество опиума. Джек опустил лепешку в котелок и, не говоря ни слова, подвесил его над огнем.
Мы еще немного поговорили. Джек считал западную цивилизацию насквозь лицемерной. Он утверждал, что, если бы он работал, например, в табачной индустрии, на его совести было бы гораздо больше смертей, чем сейчас, но называли бы его не «опиумным генералом», а «генеральным директором».
Вода в котелке стала закипать, и он высыпал в котелок белый порошок из бумажного пакета.
– Обычная известь, – прокомментировал Джек. – Удобрение.
Он продолжал говорить о табачной индустрии, о том, что пристрастие к сигаретам ведет к никотиновой зависимости. А никотин – тот же наркотик, только канцерогенный, а значит, более опасный для здоровья, но на это никто не обращает внимания. Всем наплевать, а может быть, есть тайные правительственные соглашения на этот счет.
Не переставая говорить, он процедил содержимое котелка через кусок ткани. Серую жижу он стряхнул во второй котелок и снова поставил на огонь. А известна ли мне статистика смертей, наступивших в результате алкогольного отравления? А в результате насилия, тяжелых болезней или нарушения правил дорожного движения? Или вот взять социальные проблемы… Он плеснул в котелок какую-то жидкость.
– Концентрированный аммиак, – пояснил он, отметив, что в прошлом западным дельцам было выгодно сбывать опиум на Восток, чтобы регулировать платежный баланс. И спросил, знаю ли я, что значит карма.
Процедив раствор, он показал мне, что получилось в результате – горсть серых комочков.
– Морфин, – сказал он. – Весит на девяносто процентов меньше, чем исходный продукт. Удобен для контрабанды. Намного сильнее эффект. Вы хотели видеть лабораторию. Вот она – перед вашими глазами.
Закончив демонстрацию, он снова вернулся к идеям электрификации деревни. Затем добавил:
– Завтра я уезжаю. За главного остается Као. Шуток он не понимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Чарли закончила Оксфорд. Посмотрите, что с ней теперь. Она сидит на наркотиках и не в силах переступить порог хижины. И ведь только шаг сделала из храма науки.
Он кивнул:
– А как насчет Кембриджа?
Ну, про Кембридж мне тоже было что рассказать. Я ему поведал, каких педофилов готовят в этом университете, а Джек заслушался и даже свою плошку из рук выронил.
– Не верите, можете расспросить британского консула в Чиангмае.
– Ну, вы докатились! – воскликнул он. – «Британия – владычица морей»! Просто дальше некуда!
– Точно, – согласился я. Он налил нам еще виски:
– Так куда же я могу послать свою дочь, чтобы она получила достойное образование?
Вопрос поставил меня в тупик. Единственное место, которое я более-менее знал, был Оксфорд, потому что там училась Чарли, еще Дарем, но я прежде и не задумывался над тем, как этот университет повлиял на Фила. В частности, на «нравственный выбор». Я стал припоминать подходящее учебное заведение и вспомнил, что у одного слесаря, с которым мы вместе работали по контракту на выезде, сын учился в Ноттингеме. Не зная толком, что бы такое присоветовать Джеку, я предположил, что это, наверное, неплохое место.
– Ноттингем, говорите?
– Ну, в отличие от Оксфорда или Кембриджа, там детей, насколько мне известно, не растлевают и на иглу не подсаживают.
– Черт! – сказал Джек. Он отхлебнул виски. – Ноттингем, Ноттингем. Послушайте, а Робин Гуд случаем не оттуда? Ведь это я – таиландский Робин Гуд!
– Так, значит, в Таиланде?
– Ну, можно сказать, что да.
Пламя костра осветило его улыбку. Ему очень понравилась эта мысль. Джек действительно представлял себя «благородным разбойником». Я много узнал о нем в эту ночь. Он отпустил своих телохранителей, хотя бородатый, которого звали Као, не хотел оставлять нас одних.
Примерив на себя зеленый капюшон лесного стрелка, Джек разговорился. Заявил, что он племянник Куанг Са , известного «опиумного генерала» семидесятых годов, и что сам он проходил обучение в отрядах Муангтайской армии. Хотя МТА сложила оружие в 1996 году, Джек сказал, что около семи тысяч партизан все еще действуют в приграничной зоне. У меня не было возможности проверить ни одно из его заявлений, а тогда я решил, что глупо будет спрашивать, сколько людей ходит под его личной командой.
Он намеревался платить местным крестьянам хорошие деньги за их труд. От шестидесяти долларов за килограмм опиума-сырца. Он хотел привнести в сельскую жизнь и электричество, и другие блага цивилизации, но возникали проблемы с транспортировкой, учитывая еще и то, что приходилось каждый сезон уходить на новые поля.
Потом я спросил его про «Калпол» в сарае, и тут выяснилось нечто такое, что позволило мне лучше понять, с кем я имею дело. У местных жителей необычайно легко вырабатывалось пристрастие к опиуму. О медицине говорить не приходилось: сила целебных трав была незначительна. Дети привыкали к опиуму с младенческого возраста. Джек заключил сделку о поставках крупных партий «Калпола» из Европы. Он собирался распространять его среди горных племен. Только когда он мне это рассказал, я вдруг понял, до какой степени у него дошла мания величия, и даже проникся к нему некоторым уважением.
Потом оказалось, что ему всучили просроченную партию. Ингредиенты лекарства разлагались, так что давать его детям было опасно. Он остался с этой партией на руках, но отнесся к этому как к незначительной неудаче, неизбежной в любом бизнесе, которая, как он говорил, не имела значения, поскольку торговец, так скверно поступивший, больше уже не сможет никого надуть.
Я видел перед собой человека, способного преодолеть огромные расстояния, чтобы привезти в джунгли лекарство для детей, и в то же время готового без лишних угрызений совести отправить на тот свет обманувшего его поставщика.
Учитывая неудачу с лекарствами, неисправный генератор и отсутствие электрического кабеля, я не стал намекать, что масштабы его программы по насаждению цивилизации в джунглях выглядели, как минимум, скромными. Вместо этого я спросил, нельзя ли мне взять бутылочку «Калпола» для Мика. Это ему показалось страшно забавным, и он сказал, чтобы я брал сколько захочу.
Он рассказал мне, что перед отправкой товара большую часть опиума здесь превращают в морфин.
– А где же у вас лаборатория? – вырвалось у меня невольно.
– Какая лаборатория? Я задумался:
– Ну, вроде химической. Колбы, реторты. Я думал, нужна лаборатория.
– Где вы учились, Дэнни? Вы считаете нас косоглазыми дикарями. Не надо спорить. Конечно, считаете, но сами ведете себя как дикарь.
Он встал, взял котелок и наполовину залил его водой из пластиковой канистры. Потом зашел в хижину и вынес к костру коричневую лепешку опиума. Я не представлял себе, сколько может стоить такое количество опиума. Джек опустил лепешку в котелок и, не говоря ни слова, подвесил его над огнем.
Мы еще немного поговорили. Джек считал западную цивилизацию насквозь лицемерной. Он утверждал, что, если бы он работал, например, в табачной индустрии, на его совести было бы гораздо больше смертей, чем сейчас, но называли бы его не «опиумным генералом», а «генеральным директором».
Вода в котелке стала закипать, и он высыпал в котелок белый порошок из бумажного пакета.
– Обычная известь, – прокомментировал Джек. – Удобрение.
Он продолжал говорить о табачной индустрии, о том, что пристрастие к сигаретам ведет к никотиновой зависимости. А никотин – тот же наркотик, только канцерогенный, а значит, более опасный для здоровья, но на это никто не обращает внимания. Всем наплевать, а может быть, есть тайные правительственные соглашения на этот счет.
Не переставая говорить, он процедил содержимое котелка через кусок ткани. Серую жижу он стряхнул во второй котелок и снова поставил на огонь. А известна ли мне статистика смертей, наступивших в результате алкогольного отравления? А в результате насилия, тяжелых болезней или нарушения правил дорожного движения? Или вот взять социальные проблемы… Он плеснул в котелок какую-то жидкость.
– Концентрированный аммиак, – пояснил он, отметив, что в прошлом западным дельцам было выгодно сбывать опиум на Восток, чтобы регулировать платежный баланс. И спросил, знаю ли я, что значит карма.
Процедив раствор, он показал мне, что получилось в результате – горсть серых комочков.
– Морфин, – сказал он. – Весит на девяносто процентов меньше, чем исходный продукт. Удобен для контрабанды. Намного сильнее эффект. Вы хотели видеть лабораторию. Вот она – перед вашими глазами.
Закончив демонстрацию, он снова вернулся к идеям электрификации деревни. Затем добавил:
– Завтра я уезжаю. За главного остается Као. Шуток он не понимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72