Вместо этого он шпыняет ее по всякому поводу. Обвинил в неподобающем поведении с Фуше и де Граси, хотя единственное, что она себе позволила, это легкий флирт, которому здесь предаются все.
Что ж, она покажет ему разницу между флиртом в рамках светских приличий и иным флиртом! Раз Делакруа все равно ругает ее, — как бы она себя ни вела, — так Женевьева даст ему повод. В то же время ее откровенно фривольное поведение отведет все подозрения несостоявшихся любовников в том, что она на самом деле вовсе не такая легкомысленная женщина, какой они хотели бы ее считать. Так размышляла Женевьева, возбужденная шампанским и праведным гневом, который на время притупил чувство усталости, напряжение и неопределенную тоску, снедавшую ее в течение всей этой венской авантюры.
К полуночи чаша терпения капера переполнилась. Ослепленному ревностью, ему казалось, что Женевьева дразнит его каждым поворотом головы, каждым взмахом ресниц, каждым взрывом смеха, каждой фразой, соблазнительно нашептываемой в ухо очередному поклоннику, фразой, которой он не мог слышать, но о смысле которой догадывался. Только мысль о неизбежно последующем скандале удерживала Доминика от того, чтобы силой вытащить Женевьеву из зала. О ее нынешнем поведении будут много судачить, но такой скандал — ерунда, сплетни в конце концов иссякнут. А вот если муж публично выставит себя разгневанным ревнивцем, тогда спасения не жди.
— Вальс без масок, надеюсь, мой, дорогая? — напомнил Доминик, возникая рядом, и с любезной улыбкой, адресованной окружавшей Женевьеву компании, взял ее за руку. Лишь слепой не увидел бы презрительно-сочувственных взглядов, какими отвечали ему — мужчине, который не в состоянии справиться с собственной женой. Он стиснул зубы и крепко сжал руку Женевьевы.
— Да, муженек, но ты, конечно, не будешь требовать, чтобы я выполнила обещание, — возразила Женевьева со слабой улыбкой, пытаясь освободиться от его крепкой хватки и обмахиваясь веером. — Это так неинтересно, если маску с тебя снимает собственный муж.
— И в самом деле, Делакруа, — пробубнил майор Вивиан. — Не будьте занудой, приятель.
— Вынужден вас всех разочаровать, но обещание есть обещание, не так ли, любовь моя? — Он улыбнулся, глядя сверху вниз на хрупкую фигурку, и впервые дурное предчувствие пронзило затуманенное шампанским сознание Женевьевы: капер был очень сердит, и у него были на то основания, разумеется, но и у нее тоже!
Женевьева вскинула голову, и тигриные глаза на холодность ответили огнем:
— Если ты не можешь найти никого более подходящего, чтобы потанцевать, муженек, тогда, конечно, я выполню обещание. Ради Бога, простите меня, господа.
Они протиснулись в центр круга, уже заполненного смеющимися парами, развязывавшими друг у друга шелковые ленты масок. Доминик, которого раздражала эта глупая игра, снял свою несколько раньше. Теперь, крепко обняв Женевьеву одной рукой, другой он быстро сорвал с ее глаз узкую шелковую полоску.
— Должен поздравить тебя с тем, что ты нашла свое истинное призвание, моя дорогая, — сказал он, в каждый слог вкладывая жалящий сарказм. — Я даже представить себе не мог, как легко и быстро распутство станет определяющей чертой твоего поведения. Тебе действительно доставляет такое удовольствие публично выставлять себя проституткой или это просто ради любви к искусству?
Женевьева почувствовала, как горький комок незаслуженной обиды встает у нее в горле. Ее распутство! Вот как он это называет! Это отвратительное выуживание информации у исходящих вожделением любовников, необходимость постоянно изворачиваться, чтобы держать их на расстоянии. Да как смеет он — он, с готовностью одобривший план, при котором врожденная щепетильность Женевьевы неизбежно оказывалась поруганной — обвинять ее в распутстве!
Мелодичные звуки музыки, милая болтовня танцующих — все слилось для нее в какой-то отдаленный гул. Женевьева видела лишь издевательские бирюзовые глаза и рот, искривившийся в циничной усмешке. Что-то бессвязное слетело с ее губ, она вырвалась от Доминика и застыла посреди танцевального зала. Потом вдруг совершенно неожиданно рука Женевьевы взметнулась, и она изо всех сил ударила его по щеке — раз и другой.
Танцующие вмиг замерли; веселые голоса стихли; все, словно парализованные ужасом, уставились на две фигуры, неподвижно стоявшие в центре круга. Доминик смертельно побелел, несмотря па густой загар, на щеке его обозначились красные отпечатки пальцев Женевьевы. На какой-то миг глаза его оставались словно невидящими, затем, по мере того как Женевьева, пораженная страхом, осознавала, что натворила, они наполнились тем жутким гневом, который свидетельствовал о том, что она снова разбудила в Делакруа дьявола.
Женевьева побежала, протискиваясь сквозь толпу, оставив униженного Доминика посреди зала на всеобщее оскорбительное обозрение.
Она бежала ничего не видя перед собой, не замечая, что зал снова ожил. Музыканты, которые на протяжении всей этой сцены продолжали играть, чтобы сохранить хоть какую-то видимость, будто ничего не произошло, заиграли громче и быстрее, и шокированные танцоры задвигались снова, тихо перешептываясь о случившемся.
Женевьева неслась, по-прежнему не замечая ничего вокруг, понимая лишь, что нужно убежать как можно дальше от капера. Где-то на периферии сознания билась мысль о том, что рано или поздно придется встретиться с ним лицом к лицу, но сейчас важно было одно: отдалить этот момент, насколько возможно. Звуки музыки постепенно замирали вдали, Женевьева свернула в широкий коридор, стены которого были завешены коврами, перемежающимися резными дубовыми дверьми. В коридоре никого не было, и она наконец замедлила шаг, позволив себе отдышаться и немного унять бешеное биение сердца.
Нужно выбраться из дома Полански, но не через парадную дверь. Беда, однако, в том, что она не знает расположения комнат, а в своем стремительном бегстве и вовсе потеряла представление о направлении. И даже если ей удастся найти выход, что делать дальше? Стояла холодная ночь, а креповое платье и шелковое домино мало приспособлены для ночных скитаний по улицам. Нужно что-то придумать.
Дверь в конце коридора оказалась приоткрытой, Женевьева остановилась. Через щель она видела длинные портьеры из синего бархата, которые немного отклонялись внутрь комнаты, наверное, французское окно за ними было открыто. Осторожно она ступила внутрь и тут же ощутила бодрящий сквознячок.
— Ба, не мадам ли это Делакруа?
Женевьева резко обернулась и увидела Леграна, великого князя, Чолмондели и Себастиани, сидевших за партией в вист. Рядом с каждым стоял бокал бренди, над головами плавал сизый дым сигар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Что ж, она покажет ему разницу между флиртом в рамках светских приличий и иным флиртом! Раз Делакруа все равно ругает ее, — как бы она себя ни вела, — так Женевьева даст ему повод. В то же время ее откровенно фривольное поведение отведет все подозрения несостоявшихся любовников в том, что она на самом деле вовсе не такая легкомысленная женщина, какой они хотели бы ее считать. Так размышляла Женевьева, возбужденная шампанским и праведным гневом, который на время притупил чувство усталости, напряжение и неопределенную тоску, снедавшую ее в течение всей этой венской авантюры.
К полуночи чаша терпения капера переполнилась. Ослепленному ревностью, ему казалось, что Женевьева дразнит его каждым поворотом головы, каждым взмахом ресниц, каждым взрывом смеха, каждой фразой, соблазнительно нашептываемой в ухо очередному поклоннику, фразой, которой он не мог слышать, но о смысле которой догадывался. Только мысль о неизбежно последующем скандале удерживала Доминика от того, чтобы силой вытащить Женевьеву из зала. О ее нынешнем поведении будут много судачить, но такой скандал — ерунда, сплетни в конце концов иссякнут. А вот если муж публично выставит себя разгневанным ревнивцем, тогда спасения не жди.
— Вальс без масок, надеюсь, мой, дорогая? — напомнил Доминик, возникая рядом, и с любезной улыбкой, адресованной окружавшей Женевьеву компании, взял ее за руку. Лишь слепой не увидел бы презрительно-сочувственных взглядов, какими отвечали ему — мужчине, который не в состоянии справиться с собственной женой. Он стиснул зубы и крепко сжал руку Женевьевы.
— Да, муженек, но ты, конечно, не будешь требовать, чтобы я выполнила обещание, — возразила Женевьева со слабой улыбкой, пытаясь освободиться от его крепкой хватки и обмахиваясь веером. — Это так неинтересно, если маску с тебя снимает собственный муж.
— И в самом деле, Делакруа, — пробубнил майор Вивиан. — Не будьте занудой, приятель.
— Вынужден вас всех разочаровать, но обещание есть обещание, не так ли, любовь моя? — Он улыбнулся, глядя сверху вниз на хрупкую фигурку, и впервые дурное предчувствие пронзило затуманенное шампанским сознание Женевьевы: капер был очень сердит, и у него были на то основания, разумеется, но и у нее тоже!
Женевьева вскинула голову, и тигриные глаза на холодность ответили огнем:
— Если ты не можешь найти никого более подходящего, чтобы потанцевать, муженек, тогда, конечно, я выполню обещание. Ради Бога, простите меня, господа.
Они протиснулись в центр круга, уже заполненного смеющимися парами, развязывавшими друг у друга шелковые ленты масок. Доминик, которого раздражала эта глупая игра, снял свою несколько раньше. Теперь, крепко обняв Женевьеву одной рукой, другой он быстро сорвал с ее глаз узкую шелковую полоску.
— Должен поздравить тебя с тем, что ты нашла свое истинное призвание, моя дорогая, — сказал он, в каждый слог вкладывая жалящий сарказм. — Я даже представить себе не мог, как легко и быстро распутство станет определяющей чертой твоего поведения. Тебе действительно доставляет такое удовольствие публично выставлять себя проституткой или это просто ради любви к искусству?
Женевьева почувствовала, как горький комок незаслуженной обиды встает у нее в горле. Ее распутство! Вот как он это называет! Это отвратительное выуживание информации у исходящих вожделением любовников, необходимость постоянно изворачиваться, чтобы держать их на расстоянии. Да как смеет он — он, с готовностью одобривший план, при котором врожденная щепетильность Женевьевы неизбежно оказывалась поруганной — обвинять ее в распутстве!
Мелодичные звуки музыки, милая болтовня танцующих — все слилось для нее в какой-то отдаленный гул. Женевьева видела лишь издевательские бирюзовые глаза и рот, искривившийся в циничной усмешке. Что-то бессвязное слетело с ее губ, она вырвалась от Доминика и застыла посреди танцевального зала. Потом вдруг совершенно неожиданно рука Женевьевы взметнулась, и она изо всех сил ударила его по щеке — раз и другой.
Танцующие вмиг замерли; веселые голоса стихли; все, словно парализованные ужасом, уставились на две фигуры, неподвижно стоявшие в центре круга. Доминик смертельно побелел, несмотря па густой загар, на щеке его обозначились красные отпечатки пальцев Женевьевы. На какой-то миг глаза его оставались словно невидящими, затем, по мере того как Женевьева, пораженная страхом, осознавала, что натворила, они наполнились тем жутким гневом, который свидетельствовал о том, что она снова разбудила в Делакруа дьявола.
Женевьева побежала, протискиваясь сквозь толпу, оставив униженного Доминика посреди зала на всеобщее оскорбительное обозрение.
Она бежала ничего не видя перед собой, не замечая, что зал снова ожил. Музыканты, которые на протяжении всей этой сцены продолжали играть, чтобы сохранить хоть какую-то видимость, будто ничего не произошло, заиграли громче и быстрее, и шокированные танцоры задвигались снова, тихо перешептываясь о случившемся.
Женевьева неслась, по-прежнему не замечая ничего вокруг, понимая лишь, что нужно убежать как можно дальше от капера. Где-то на периферии сознания билась мысль о том, что рано или поздно придется встретиться с ним лицом к лицу, но сейчас важно было одно: отдалить этот момент, насколько возможно. Звуки музыки постепенно замирали вдали, Женевьева свернула в широкий коридор, стены которого были завешены коврами, перемежающимися резными дубовыми дверьми. В коридоре никого не было, и она наконец замедлила шаг, позволив себе отдышаться и немного унять бешеное биение сердца.
Нужно выбраться из дома Полански, но не через парадную дверь. Беда, однако, в том, что она не знает расположения комнат, а в своем стремительном бегстве и вовсе потеряла представление о направлении. И даже если ей удастся найти выход, что делать дальше? Стояла холодная ночь, а креповое платье и шелковое домино мало приспособлены для ночных скитаний по улицам. Нужно что-то придумать.
Дверь в конце коридора оказалась приоткрытой, Женевьева остановилась. Через щель она видела длинные портьеры из синего бархата, которые немного отклонялись внутрь комнаты, наверное, французское окно за ними было открыто. Осторожно она ступила внутрь и тут же ощутила бодрящий сквознячок.
— Ба, не мадам ли это Делакруа?
Женевьева резко обернулась и увидела Леграна, великого князя, Чолмондели и Себастиани, сидевших за партией в вист. Рядом с каждым стоял бокал бренди, над головами плавал сизый дым сигар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113