«Хотя ничего удивительного в этом нет, — подумала она, продевая руки в рукава сорочки. — У Доминика такой большой опыт по части женских форм, что он наверняка может определить размер на глаз».
Зеркала в комнате, к сожалению, не было, поэтому посмотреть на себя не удалось. Убрав волосы под шапочку и сунув ноги в туфли, Женевьева поняла, что они великоваты. Но рядом лежала папиросная бумага, видимо, для того тут и оставленная, чтобы набить ею мысы, Открыв дверь и встретив оценивающий взгляд Сайласа, Женевьева невольно зарумянилась от смущения. Жаль, что у нее нет возможности составить собственное представление о своем внешнем виде, прежде чем показываться ему на глаза. Но Сайлас, кажется, остался доволен, так как коротко кивнул и указал рукой в сторону лестницы.
Они снова сели в экипаж. Там Женевьева запихала в чемодан, где, к счастью, не было ничего, кроме щетки для волос, гребенки, лент и пары чистого белья, свое смятое платье, нижнюю юбку, лифчик, чулки и туфли.
— Почему мне нужно было одеться таким образом? — спросила она молчаливого Сайласа.
— Месье велел.
Поскольку Сайлас, видимо, считал подобный ответ исчерпывающим, Женевьева тоже замолчала. Экипаж ехал вдоль набережной, подпрыгивая на мощеной мостовой.
На сей раз она соскочила на тротуар опередив своего провожатого и нетерпеливо стала читать названия, выведенные на покачивающихся судах. Неловкость от того, что она в мужском костюме, исчезла и появилось восхитительное чувство свободы: маскарад оказался в высшей степени удачным, и девушка чувствовала себя в новом наряде удивительно удобно. Никто бы не узнал в этом мальчишке Женевьеву Латур.
— Туда, парень. — Сайлас тронул ее за плечо и, взяв на плечо чемодан, пошел по сходням на палубу белоснежного фрегата.
Очутившись на сверкающей, до блеска надраенной палубе, Женевьева стала искать Доминика. Она ожидала, что здесь будет царить шумная предотъездная суета, но увидела спокойствие и идеальный порядок. Матросы стояли, выстроившись вдоль борта в состоянии полной готовности к отплытию. Хозяина корабля нигде не было видно. Сайлас повелительно кивнул, указывая направление, и она, спустившись за ним по тесной лесенке и пройдя по тесному коридору, очутилась в каюте, которая несказанно удивила ее.
Женевьева не знала, чего ожидать на корабле Доминика Делакруа, но ей представлялись пиратские картинки: абордажные сабли, пистолеты, бутылки — пустые и полные, головорезы с серьгой в ушах и заткнутыми за пояс ножами, тесные, грязные, переполненные трюмы, куда матросы заглядывают лишь для того, чтобы урвать часок сна между сражениями и приключениями. То же, что увидела сейчас Женевьева, было обычной комнатой, разве что с круглыми, а не прямоугольными окнами. В эти окна, выходящие на корму, заглядывало солнце и освещало полированную поверхность стола и стульев, великолепие изумрудного ковра, сверкало в хрустальных гранях графина и бокалов, мерцало на тяжелых серебряных подсвечниках. Широкая кровать, никоим образом не напоминающая походную койку, стояла как раз под окнами.
Сайлас опустил чемодан на пол:
— Месье желает, чтобы вы поднялись на мостик, как только распакуете вещи. — И, не сказав больше ни слова, вышел, закрыв за собой дверь.
Женевьева была слишком взволнована, чтобы заниматься своими вещами. Она никогда не плавала на таком большом корабле, хотя излазила вдоль и поперек остовы судов, строящихся на верфи у отца, внимательно прислушиваясь к разговорам кораблестроителей, так что навигационная терминология и конструкция судов были ей знакомы. Но сейчас ей, сбежавшей из монастыря и от всей своей прошлой жизни, предстояло отправиться под носом у всего новоорлеанского общества с капером (да каким!) в плавание, которое нанесет серьезный урон ничего не подозревающему отцу и доставит неслыханно огромное, бесстыдно запретное наслаждение ей самой. Взгляд на мгновение задержался на широкой кровати. Доминик сказал, что никогда не брал с собой в плавание женщин. Быть может, его слова означали, что он никогда не делил эту постель ни с кем другим? Эта мысль доставила Женевьеве явное удовлетворение.
Покинув каюту, она прошла по узкому коридору, поднялась по лесенке, выбралась на залитую солнцем палубу, отыскала ведущий на капитанский мостик трап именно там, где и ожидала, и, начав проворно взбираться по нему, услышала дробь подбираемых швартовых тросов, скрежет подъемного ворота и мерный топот ног. Матросы, взявшись за перекладины, крутили ворот. Кто-то затянул монотонную ритмичную песню, моментально подхваченную остальными, и Женевьева почувствовала небывалое ощущение свободы, словно птица, выпущенная из клетки и впервые вольно взмахнувшая крыльями.
Вдруг наверху послышался властный голос, отдававший приказы. Доминик стоял за спиной рулевого, заложив руки за спину, и, задрав голову, напряженно наблюдал, как большие белые паруса наполняются ветром. Он обводил взглядом изгибы береговой линии, оживленное движение судов на Миссисипи — ничто не ускользало от его взгляда. Он немедленно и безошибочно принимал решения. Это был совсем не тот Доминик, какого она видела в бальном зале или в спальне. Не безукоризненно одетый креольский джентльмен с циничными речами и вопросительно поднятой бровью, а моряк, пират, авантюрист за работой — в рубашке с короткими рукавами и бриджах; сильная, загорелая шея выступала из открытого ворота рубашки; густую копну волос цвета темного ореха трепал ветер.
Женевьева вдруг почувствовала себя здесь лишней, чуть ли не помехой успешному выполнению этой работы. Вместо того чтобы подойти к Доминику и засвидетельствовать свое прибытие, она, прислонившись к перилам палубы, стала наблюдать, как матросы на корме споро выполняют привычную работу. Капер продолжал прокладывать курс, и фрегат, маневрируя среди других судов и оставляя позади себя след бурлящей воды, уверенно двигался вниз по реке.
Город скрылся за излучиной, река стала шире, и в свежем ветре появился соленый морской привкус, что возвещало о приближении к заливу. Женевьева сняла вязаную шапочку и подставила ветру лицо, наслаждаясь тем, как он трепал ее пышные волосы, играл шелковистыми прядями.
— Ну как, нравится?
Весело рассмеявшись, она повернулась и увидела, что Доминик смотрит на нее сверху вниз — в его бирюзовых глазах плясали веселые огоньки. Женевьева энергично тряхнула головой.
— Отлично. — Он закурил маленькую сигару и, положив руку на перила за спиной Женевьевы, с удовольствием затянулся. — Если хочешь переодеться в свое платье, можешь это сделать. Я не хотел, чтобы кто-нибудь на пристани увидел, как на борт поднимается женщина, но здесь любопытных глаз нет. Женевьева решительно покачала головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113