Все это было лишено смысла, если — пока? — император не отправится на войну и не одержит победу.
— Фуше хочет поговорить со мной, дорогая, — сказал Доминик, когда закончилось грандиозное финальное шествие с флагами. — Я должен быть в Елисейском дворце. Ты хочешь поехать со мной или предпочитаешь, чтобы Сайлас отвез тебя домой?
— Лучше поеду домой. У меня чертовски болит голова, а сегодня еще предстоят ужин и бал.
Доминик посмотрел на нее озабоченно:
— Это на тебя совсем не похоже, фея, — хворать. Если, конечно, не пришло твое время, тогда это продлится…
— Мне немного неловко. — Она вымученно улыбнулась. — Ты вникаешь в такие интимные подробности.
— Но мой интерес вполне оправдан, разве нет?
— Да, — согласилась Женевьева. — Но я подозреваю, что афиширование такого рода интереса не слишком распространено среди мужчин. Конечно, я могу ошибаться, — добавила она, озорно взглянув на него, — поскольку мой опыт ограничен лишь тобой и нашими весьма нерегулярными отношениями. Думаю, при регулярных отношениях момент зачатия не исключается, а посему нет необходимости в скрупулезном подсчитывании…
О небеса, что она несет! Ее интонация была почти мечтательной. Щеки зарделись от смущения, она резко повернулась, не заметив огонька, вспыхнувшего в глазах капера.
Доминик колебался. Не почудилась ли ему эта мечтательная нотка в ее голосе?
— Может быть, нам пора поговорить о твоем будущем? — осторожно предложил он.
"Твоем, а не нашем», — печально отметила про себя Женевьева.
— Да, согласна, пора. Но здесь едва ли подходящее для этого место. — Она обвела взглядом бурлящую и галдящую вокруг толпу; каким-то чудом голос ее обрел прежнее спокойствие, разве что звучал чуть-чуть резче обычного, но это и не плохо. — Кроме того, у меня болит голова, наверное, из-за толчеи и всех этих оркестров. Я бы хотела немного отдохнуть.
— Да, разумеется. — Доминик кивнул Сайласу, скромно ожидавшему в нескольких шагах позади. — Сайлас, отвезешь Женевьеву домой? Я отправляюсь в Елисейский дворец, но скоро приеду домой.
— Да, месье, — с обычной готовностью ответил Сайлас. — Мадам, вы желаете идти пешком или мне найти экипаж?
— Пойдем пешком. Может быть, это снимет головную боль, к тому же наемный экипаж никогда не бывает чистым, во всяком случае, теперь.
Центральные улицы были полны зевак, и Сайлас предложил свернуть в одну из боковых — узких, но более свободных. Впрочем, здесь тоже было достаточно людно, и, наверное, поэтому от внимания Сайласа ускользнул закрытый экипаж, медленно следовавший за ними.
Но вдруг людской водоворот немного отпрянул назад, и в следующее мгновение Женевьева увидела слева от себя распахнутую во внутренний двор огромную кованую дверь, услышала пронзительный свист, потом резкий щелчок кнута, быстрый грохот копыт и железных колес по брусчатке.
Рядом появилась карета, в глубине которой сидел человек. Толстая плеть из воловьей кожи со страшной силой обрушилась на голову Сайласа, он споткнулся и, взвыв от боли, рухнул на колени. Упавшего матроса отделяла от Женевьевы широко открытая дверца кареты. Из экипажа метнулась рука и схватила ее за плечо. Не раздумывая ни секунды, Женевьева резко отскочила назад и захлопнула дверцу, прищемив схватившую ее руку. Непристойное ругательство донеслось из кареты. Не смея задерживаться возле Сайласа, который, тряся головой, пытался подняться на ноги, она прыгнула к двери, ведущей во внутренний двор.
Девушка вжалась в высокую каменную стену, не зная, станут ли ее преследовать. С улицы донеслись возмущенные голоса, толпа начала собираться вокруг Сайласа, и экипаж бешено рванул с места, ничуть не заботясь о безопасности пешеходов. Женевьева только теперь поняла, как она испугалась, и гордо выпрямилась. Однако руки у нее все еще дрожали. Она осторожно покинула свое убежище и вышла на улицу, где Сайлас, все еще нетвердо державшийся на ногах, озирался по сторонам. Каждая черточка его лица была тревожно напряжена.
При виде Женевьевы выражение тревоги сменилось явным облегчением, но лишь на мгновение. Взглянув на ее побелевшее лицо, он нахмурился.
— Я в полном порядке, Сайлас, — бодро заверила Женевьева. — А вот вы как? — Она притронулась к багровому рубцу, пересекшему его щеку.
— Ерунда. — Слуга моргнул и стряхнул ее руку. — Ерунда по сравнению с тем, чего я заслуживаю, — ответил он, и гримаса отвращения исказила его лицо. — Слепой дурак, я обязан был их заметить! Месье спустит с меня шкуру.
— Это вовсе не ваша вина! — запротестовала Женевьева. — Как вы могли предвидеть?
— Должен был, — мрачно сказал Сайлас. — Если бы вы не среагировали так быстро…
— Ну ладно, пойдемте домой, посмотрим вашу рану. — От ее внимания не ускользнула нотка восхищения в голосе матроса, что доставило Женевьеве явное удовольствие.
Сайлас редко выказывал одобрение, и если выказывал, то делал это с неохотой. Остаток пути до дома они проделали без приключений, но Сайлас наотрез отказался от помощи Женевьевы.
— Я должен отправиться в Елисейский дворец и доложить обо всем месье, — твердо заявил он. — А вы заприте дверь и никому не открывайте.
— Месье вернется через час или около того, Сайлас. Можно и подождать.
— Если вы так думаете, вы плохо знаете месье, — ответил матрос. — Он вздернет меня на нок-рее, если я не доложу ему обо всем немедленно.
— Ну позвольте мне хотя бы смазать вашу рану.
— Чем хуже я буду выглядеть, тем лучше для меня, мадемуазель. — В виноватых глазах матроса мелькнула смешинка.
В коридорах Елисейского дворца толпились чиновники, военные, участники празднества, просители и дипломаты. При виде матроса с серьгой в ухе и конским хвостиком на затылке, интересующегося, где найти месье Фуше и месье Делакруа, они удивленно поднимали брови. Однако в конце концов его препроводили в большую прямоугольную комнату с высокими окнами и черно-белым мраморным полом.
Увидев Сайласа, Доминик поднялся с кушетки, на которой беседовал с Фуше, и быстро пересек комнату.
— Черт возьми, что случилось, парень? — Его обычно ровный голос звучал хрипло и взволнованно. — Где Женевьева?
Сайлас сглотнул, нервно облизал губы и, ничего не приукрашивая, ничуть не пытаясь выгородить себя, рассказал о случившемся. Доминик выслушал не перебивая, выражение его лица снова стало бесстрастным.
— Тебе нужно заняться своей раной, — только и сказал он, потом повернулся к министру:
— Мы продолжим наш разговор в следующий раз, Фуше. Но вы можете быть уверены, что «Танцовщица» будет стоять у Рошфора до тех пор, пока дело императора не решится тем или иным образом. Министр Фуше кивнул и спросил:
— Как вы думаете, кто напал на мадам? Или это случайность?
— Никакой случайности, — ответил Доминик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Фуше хочет поговорить со мной, дорогая, — сказал Доминик, когда закончилось грандиозное финальное шествие с флагами. — Я должен быть в Елисейском дворце. Ты хочешь поехать со мной или предпочитаешь, чтобы Сайлас отвез тебя домой?
— Лучше поеду домой. У меня чертовски болит голова, а сегодня еще предстоят ужин и бал.
Доминик посмотрел на нее озабоченно:
— Это на тебя совсем не похоже, фея, — хворать. Если, конечно, не пришло твое время, тогда это продлится…
— Мне немного неловко. — Она вымученно улыбнулась. — Ты вникаешь в такие интимные подробности.
— Но мой интерес вполне оправдан, разве нет?
— Да, — согласилась Женевьева. — Но я подозреваю, что афиширование такого рода интереса не слишком распространено среди мужчин. Конечно, я могу ошибаться, — добавила она, озорно взглянув на него, — поскольку мой опыт ограничен лишь тобой и нашими весьма нерегулярными отношениями. Думаю, при регулярных отношениях момент зачатия не исключается, а посему нет необходимости в скрупулезном подсчитывании…
О небеса, что она несет! Ее интонация была почти мечтательной. Щеки зарделись от смущения, она резко повернулась, не заметив огонька, вспыхнувшего в глазах капера.
Доминик колебался. Не почудилась ли ему эта мечтательная нотка в ее голосе?
— Может быть, нам пора поговорить о твоем будущем? — осторожно предложил он.
"Твоем, а не нашем», — печально отметила про себя Женевьева.
— Да, согласна, пора. Но здесь едва ли подходящее для этого место. — Она обвела взглядом бурлящую и галдящую вокруг толпу; каким-то чудом голос ее обрел прежнее спокойствие, разве что звучал чуть-чуть резче обычного, но это и не плохо. — Кроме того, у меня болит голова, наверное, из-за толчеи и всех этих оркестров. Я бы хотела немного отдохнуть.
— Да, разумеется. — Доминик кивнул Сайласу, скромно ожидавшему в нескольких шагах позади. — Сайлас, отвезешь Женевьеву домой? Я отправляюсь в Елисейский дворец, но скоро приеду домой.
— Да, месье, — с обычной готовностью ответил Сайлас. — Мадам, вы желаете идти пешком или мне найти экипаж?
— Пойдем пешком. Может быть, это снимет головную боль, к тому же наемный экипаж никогда не бывает чистым, во всяком случае, теперь.
Центральные улицы были полны зевак, и Сайлас предложил свернуть в одну из боковых — узких, но более свободных. Впрочем, здесь тоже было достаточно людно, и, наверное, поэтому от внимания Сайласа ускользнул закрытый экипаж, медленно следовавший за ними.
Но вдруг людской водоворот немного отпрянул назад, и в следующее мгновение Женевьева увидела слева от себя распахнутую во внутренний двор огромную кованую дверь, услышала пронзительный свист, потом резкий щелчок кнута, быстрый грохот копыт и железных колес по брусчатке.
Рядом появилась карета, в глубине которой сидел человек. Толстая плеть из воловьей кожи со страшной силой обрушилась на голову Сайласа, он споткнулся и, взвыв от боли, рухнул на колени. Упавшего матроса отделяла от Женевьевы широко открытая дверца кареты. Из экипажа метнулась рука и схватила ее за плечо. Не раздумывая ни секунды, Женевьева резко отскочила назад и захлопнула дверцу, прищемив схватившую ее руку. Непристойное ругательство донеслось из кареты. Не смея задерживаться возле Сайласа, который, тряся головой, пытался подняться на ноги, она прыгнула к двери, ведущей во внутренний двор.
Девушка вжалась в высокую каменную стену, не зная, станут ли ее преследовать. С улицы донеслись возмущенные голоса, толпа начала собираться вокруг Сайласа, и экипаж бешено рванул с места, ничуть не заботясь о безопасности пешеходов. Женевьева только теперь поняла, как она испугалась, и гордо выпрямилась. Однако руки у нее все еще дрожали. Она осторожно покинула свое убежище и вышла на улицу, где Сайлас, все еще нетвердо державшийся на ногах, озирался по сторонам. Каждая черточка его лица была тревожно напряжена.
При виде Женевьевы выражение тревоги сменилось явным облегчением, но лишь на мгновение. Взглянув на ее побелевшее лицо, он нахмурился.
— Я в полном порядке, Сайлас, — бодро заверила Женевьева. — А вот вы как? — Она притронулась к багровому рубцу, пересекшему его щеку.
— Ерунда. — Слуга моргнул и стряхнул ее руку. — Ерунда по сравнению с тем, чего я заслуживаю, — ответил он, и гримаса отвращения исказила его лицо. — Слепой дурак, я обязан был их заметить! Месье спустит с меня шкуру.
— Это вовсе не ваша вина! — запротестовала Женевьева. — Как вы могли предвидеть?
— Должен был, — мрачно сказал Сайлас. — Если бы вы не среагировали так быстро…
— Ну ладно, пойдемте домой, посмотрим вашу рану. — От ее внимания не ускользнула нотка восхищения в голосе матроса, что доставило Женевьеве явное удовольствие.
Сайлас редко выказывал одобрение, и если выказывал, то делал это с неохотой. Остаток пути до дома они проделали без приключений, но Сайлас наотрез отказался от помощи Женевьевы.
— Я должен отправиться в Елисейский дворец и доложить обо всем месье, — твердо заявил он. — А вы заприте дверь и никому не открывайте.
— Месье вернется через час или около того, Сайлас. Можно и подождать.
— Если вы так думаете, вы плохо знаете месье, — ответил матрос. — Он вздернет меня на нок-рее, если я не доложу ему обо всем немедленно.
— Ну позвольте мне хотя бы смазать вашу рану.
— Чем хуже я буду выглядеть, тем лучше для меня, мадемуазель. — В виноватых глазах матроса мелькнула смешинка.
В коридорах Елисейского дворца толпились чиновники, военные, участники празднества, просители и дипломаты. При виде матроса с серьгой в ухе и конским хвостиком на затылке, интересующегося, где найти месье Фуше и месье Делакруа, они удивленно поднимали брови. Однако в конце концов его препроводили в большую прямоугольную комнату с высокими окнами и черно-белым мраморным полом.
Увидев Сайласа, Доминик поднялся с кушетки, на которой беседовал с Фуше, и быстро пересек комнату.
— Черт возьми, что случилось, парень? — Его обычно ровный голос звучал хрипло и взволнованно. — Где Женевьева?
Сайлас сглотнул, нервно облизал губы и, ничего не приукрашивая, ничуть не пытаясь выгородить себя, рассказал о случившемся. Доминик выслушал не перебивая, выражение его лица снова стало бесстрастным.
— Тебе нужно заняться своей раной, — только и сказал он, потом повернулся к министру:
— Мы продолжим наш разговор в следующий раз, Фуше. Но вы можете быть уверены, что «Танцовщица» будет стоять у Рошфора до тех пор, пока дело императора не решится тем или иным образом. Министр Фуше кивнул и спросил:
— Как вы думаете, кто напал на мадам? Или это случайность?
— Никакой случайности, — ответил Доминик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113