Но стрелы избегали меня, и весь тот день я разрывал одежды и накладывал повязки, а вечером принимал больных в своем доме - ведь в кварталах бедняков не осталось почти ни одной семьи, где бы не оказалось раненых. Промывая и зашивая их раны, я выговаривал им:
- Уж не безумны ли вы, ведь фараон желает вам добра, он обещал разделить земли Амона между теми, у кого ничего нет. Начиная с этого дня сады Амона - это ваши сады, а в его священном озере вы можете ловить жирную рыбу.
Но они мне возражали:
- Лжефараон хочет выгнать нас из наших бедных домов, которые нам дороги, и принуждает нас пахать землю, превращая в рабов земли, хотя мы не родились навозниками. И разве ты не знаешь, что у рыб Амона колючие кости, которые застревают в горле и душат человека, ибо это святые рыбы?
Они стали смотреть на меня с подозрением и говорили:
- Синухе, мы привыкли тебя уважать и надеемся, что ты не из людей Атона. Но если ты поклоняешься Атону, то нам не нужна твоя помощь, ибо в таком случае нож твой отравит наши раны, повязки вопьются в кожу и сожгут ее подобно огню.
Я понял, что безумие Фив ослепило этих людей и лучше мне не отвечать им, а только помогать.
Во двор принесли юношу, волосы которого блестели от дорогого масла, но в горле у него зияла рана, из которой бежала вода, когда он пытался пить. Я мог бы его исцелить, но больные, раны которых я уже перевязал, заметили, что на его перепачканном уличной пылью и кровью воротнике вышит ряд крестообразных символов жизни, они набросились на него и убили, прежде чем я успел помешать. Несчастные не понимали, почему я плакал и ругал их, ведь они хотели избавиться от затесавшегося к ним зла, а все зло исходило от Атона.
- До Атона мы были бедными, но счастливыми, - объясняли они мне, - при нашей нищете и голоде Амон благословлял нас, и у нас была надежда попасть в Страну Заката, а из-за проклятого Атона мы теряем благословение Амона и остаемся такими же бедными и несчастными, какими были. Негры нам наносят раны, а если Амон нас бросит - ведь он царь всех богов, - то следом за фараоновским Атоном придут чума и голод.
Говоря так, они выбросили тело юноши на улицу, где собаки стали лакать его кровь и слизывать с волос дорогое масло.
Пока негры пили пиво на площадях и прилегающих к храму улицах, сарданы и младшие офицеры, которые не могли да и не хотели мешать им, наслаждались вином в разграбленных ими домах. С наступлением вечера на главных улицах уже не зажглись светильники, и небо над Фивами было темным, а негры и сарданы разбежались из воинских лагерей, зажгли факелы и выбили двери в домах увеселений, они грабили дома и ходили из улицы на улицу, спрашивая у всякого встречного:
- Амон или Атон?
Если кто-нибудь не отвечал, они избивали его и опустошали его кошелек. А если кто-то от страха отвечал: «Да будет благословен Атон!» - они кричали: «Врешь, собака, нас не обманешь, фиванец!» - и протыкали ему горло или всаживали копье в живот, потом отнимали одежду и деньги. Чтобы лучше видеть, они поджигали дома вдоль улиц, и после полуночи небо над Фивами снова стало красным от пламени бушевавших повсюду пожаров, даже жизнь высокородных в Фивах не была в эту ночь в безопасности, и никто не мог убежать из города, потому что дороги и выходы к реке были перекрыты, стражники поворачивали назад любого беглеца, так как им было велено следить, чтобы золото и драгоценности Амона не вывозились тайком из города.
Не знаю, что в эту ночь думал фараон, видя на фиванском небе пламя пожаров, но мне кажется, от него многое скрыли, и он верил тем объяснениям, которые ему давали, ибо в сердце своем не любил Фивы, священный город Амона. Пепитатон не потерял своей должности, наоборот - в знак благосклонности фараон подарил ему золотую цепь, украшенную изображением кошек, поскольку он первый, следуя фараону, изменил свое имя, желая изгнать из него проклятое имя Амона, которое не следовало больше называть вслух. За случившееся никто не был наказан, но фараон распорядился, чтобы осаду храма не снимали, пока жрецы не образумятся или не сдадутся, понуждаемые голодом, он повелел также никого не убивать. Но это был самый неразумный приказ, ведь в хранилищах Амона было достаточно зерна, в хлевах - скота, а в садах - пастбищ для него, так что если бы во дворах храма собралось даже в сто раз больше верных почитателей Амона, то от голода они все равно не пострадали бы, зато на голод были обречены сами Фивы, так как река и дороги к городу были перекрыты.
Но ужаснее всего было то, что на площади перед храмом валялись неубранные разлагающиеся трупы, поскольку, желая избежать гнева фараона, все делали вид, что ничего о них не знают, - ведь фараону было доложено, что погибло всего несколько человек. Родственникам тоже не разрешалось убирать тела дорогих им людей, только самым богатым сарданы продали в первый день несколько трупов с площади, а уже на второй и сами убежали оттуда из-за вони. Сладковатый запах разложения распростарнился на весь город, и даже нильская вода была отравлена, так что через несколько дней в городе начались повальные болезни, с которыми невозможно было справиться, потому что Дом Жизни с его снадобьями оставался за стенами храма.
Каждую ночь в городе бушевали пожары, и раскрашенные негры грабили дома и пили вина из золотых чаш, а сарданы спали в мягких постелях под балдахинами. Но жрецы Амона с утра до ночи слали со стен храма проклятья ложному фараону и богоотступникам. Из всех щелей вылезли отбросы городского населения - грабители могил и уличные воры, не боявшиеся никаких богов, в том числе и Амона. Они набожно славили Атона и шли в его храм, поспешно вычищенный, чтобы получить у оставшихся в живых жрецов символ жизни и повесить его себе на шею как талисман, а потом, в темные ночи, грабить, убивать и насиловать кого вздумается. После этих дней и ночей Фивы несколько лет не могли возродиться, власть и богатство вытекли из этого города, как кровь вытекает из бесчисленных ран человека.
3
Хоремхеб жил в моем доме, он перестал спать и худел, взгляд его становился все более мрачным, и он уже пренебрегал едой, которую Мути с утра до вечера ему предлагала, ибо, подобно многим женщинам, она очень привязалась к Хоремхебу и уважала его больше, чем меня - хотя и ученого, но слабого, лишенного мускулов человека. И Хоремхеб сказал:
- Плевал я и на Амона и на Атона, но они доведут до того, что мои воины совсем одичают и озвереют, так что мне придется высечь немало спин и отрубить немало голов, прежде чем я сумею их снова образумить. Это большая беда, ведь я знаю многих из них даже по имени, помню их заслуги и понимаю, что если держать их в узде, они могут быть хорошими воинами.
Каптах богател день ото дня, и лицо его все больше лоснилось, он не уходил из «Крокодильего хвоста» даже на ночь, поскольку младшие офицеры из сарданов, не спрашивая о цене, платили за напиток золотом или награбленным добром, так что задние комнаты кабачка наполнились доверху драгоценностями, шкатулками и коврами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249
- Уж не безумны ли вы, ведь фараон желает вам добра, он обещал разделить земли Амона между теми, у кого ничего нет. Начиная с этого дня сады Амона - это ваши сады, а в его священном озере вы можете ловить жирную рыбу.
Но они мне возражали:
- Лжефараон хочет выгнать нас из наших бедных домов, которые нам дороги, и принуждает нас пахать землю, превращая в рабов земли, хотя мы не родились навозниками. И разве ты не знаешь, что у рыб Амона колючие кости, которые застревают в горле и душат человека, ибо это святые рыбы?
Они стали смотреть на меня с подозрением и говорили:
- Синухе, мы привыкли тебя уважать и надеемся, что ты не из людей Атона. Но если ты поклоняешься Атону, то нам не нужна твоя помощь, ибо в таком случае нож твой отравит наши раны, повязки вопьются в кожу и сожгут ее подобно огню.
Я понял, что безумие Фив ослепило этих людей и лучше мне не отвечать им, а только помогать.
Во двор принесли юношу, волосы которого блестели от дорогого масла, но в горле у него зияла рана, из которой бежала вода, когда он пытался пить. Я мог бы его исцелить, но больные, раны которых я уже перевязал, заметили, что на его перепачканном уличной пылью и кровью воротнике вышит ряд крестообразных символов жизни, они набросились на него и убили, прежде чем я успел помешать. Несчастные не понимали, почему я плакал и ругал их, ведь они хотели избавиться от затесавшегося к ним зла, а все зло исходило от Атона.
- До Атона мы были бедными, но счастливыми, - объясняли они мне, - при нашей нищете и голоде Амон благословлял нас, и у нас была надежда попасть в Страну Заката, а из-за проклятого Атона мы теряем благословение Амона и остаемся такими же бедными и несчастными, какими были. Негры нам наносят раны, а если Амон нас бросит - ведь он царь всех богов, - то следом за фараоновским Атоном придут чума и голод.
Говоря так, они выбросили тело юноши на улицу, где собаки стали лакать его кровь и слизывать с волос дорогое масло.
Пока негры пили пиво на площадях и прилегающих к храму улицах, сарданы и младшие офицеры, которые не могли да и не хотели мешать им, наслаждались вином в разграбленных ими домах. С наступлением вечера на главных улицах уже не зажглись светильники, и небо над Фивами было темным, а негры и сарданы разбежались из воинских лагерей, зажгли факелы и выбили двери в домах увеселений, они грабили дома и ходили из улицы на улицу, спрашивая у всякого встречного:
- Амон или Атон?
Если кто-нибудь не отвечал, они избивали его и опустошали его кошелек. А если кто-то от страха отвечал: «Да будет благословен Атон!» - они кричали: «Врешь, собака, нас не обманешь, фиванец!» - и протыкали ему горло или всаживали копье в живот, потом отнимали одежду и деньги. Чтобы лучше видеть, они поджигали дома вдоль улиц, и после полуночи небо над Фивами снова стало красным от пламени бушевавших повсюду пожаров, даже жизнь высокородных в Фивах не была в эту ночь в безопасности, и никто не мог убежать из города, потому что дороги и выходы к реке были перекрыты, стражники поворачивали назад любого беглеца, так как им было велено следить, чтобы золото и драгоценности Амона не вывозились тайком из города.
Не знаю, что в эту ночь думал фараон, видя на фиванском небе пламя пожаров, но мне кажется, от него многое скрыли, и он верил тем объяснениям, которые ему давали, ибо в сердце своем не любил Фивы, священный город Амона. Пепитатон не потерял своей должности, наоборот - в знак благосклонности фараон подарил ему золотую цепь, украшенную изображением кошек, поскольку он первый, следуя фараону, изменил свое имя, желая изгнать из него проклятое имя Амона, которое не следовало больше называть вслух. За случившееся никто не был наказан, но фараон распорядился, чтобы осаду храма не снимали, пока жрецы не образумятся или не сдадутся, понуждаемые голодом, он повелел также никого не убивать. Но это был самый неразумный приказ, ведь в хранилищах Амона было достаточно зерна, в хлевах - скота, а в садах - пастбищ для него, так что если бы во дворах храма собралось даже в сто раз больше верных почитателей Амона, то от голода они все равно не пострадали бы, зато на голод были обречены сами Фивы, так как река и дороги к городу были перекрыты.
Но ужаснее всего было то, что на площади перед храмом валялись неубранные разлагающиеся трупы, поскольку, желая избежать гнева фараона, все делали вид, что ничего о них не знают, - ведь фараону было доложено, что погибло всего несколько человек. Родственникам тоже не разрешалось убирать тела дорогих им людей, только самым богатым сарданы продали в первый день несколько трупов с площади, а уже на второй и сами убежали оттуда из-за вони. Сладковатый запах разложения распростарнился на весь город, и даже нильская вода была отравлена, так что через несколько дней в городе начались повальные болезни, с которыми невозможно было справиться, потому что Дом Жизни с его снадобьями оставался за стенами храма.
Каждую ночь в городе бушевали пожары, и раскрашенные негры грабили дома и пили вина из золотых чаш, а сарданы спали в мягких постелях под балдахинами. Но жрецы Амона с утра до ночи слали со стен храма проклятья ложному фараону и богоотступникам. Из всех щелей вылезли отбросы городского населения - грабители могил и уличные воры, не боявшиеся никаких богов, в том числе и Амона. Они набожно славили Атона и шли в его храм, поспешно вычищенный, чтобы получить у оставшихся в живых жрецов символ жизни и повесить его себе на шею как талисман, а потом, в темные ночи, грабить, убивать и насиловать кого вздумается. После этих дней и ночей Фивы несколько лет не могли возродиться, власть и богатство вытекли из этого города, как кровь вытекает из бесчисленных ран человека.
3
Хоремхеб жил в моем доме, он перестал спать и худел, взгляд его становился все более мрачным, и он уже пренебрегал едой, которую Мути с утра до вечера ему предлагала, ибо, подобно многим женщинам, она очень привязалась к Хоремхебу и уважала его больше, чем меня - хотя и ученого, но слабого, лишенного мускулов человека. И Хоремхеб сказал:
- Плевал я и на Амона и на Атона, но они доведут до того, что мои воины совсем одичают и озвереют, так что мне придется высечь немало спин и отрубить немало голов, прежде чем я сумею их снова образумить. Это большая беда, ведь я знаю многих из них даже по имени, помню их заслуги и понимаю, что если держать их в узде, они могут быть хорошими воинами.
Каптах богател день ото дня, и лицо его все больше лоснилось, он не уходил из «Крокодильего хвоста» даже на ночь, поскольку младшие офицеры из сарданов, не спрашивая о цене, платили за напиток золотом или награбленным добром, так что задние комнаты кабачка наполнились доверху драгоценностями, шкатулками и коврами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249