- Не знаю никакого Пепитамона. Меня зовут Пепитатон, благословенный Атоном Пепи.
Офицеры, каждый из которых командовал тысячей воинов и имел золоченую плетку, очень на это рассердлились, и один из них сказал:
- Да будь он проклят, этот Атон, уж не издеваешься ли ты над нами вместо того, чтобы приказать - что делать с народом, чтобы очистить путь к храму?
Но Пепитатон отвечал презрительно:
- Вы воины или слабые женщины? Прогоните народ, но не проливайте крови, так повелел фараон.
Услышав это, офицеры переглянулись и сплюнули, но вернулись к своим тысячам, ничего другого им не оставалось.
Во время этого высокого совещания толпа пришла в неистовство и пошла на отступающих негров, бросая в них поднятые с земли камни, размахивая скалками и дубинами и издавая громкие крики. Народу было много, люди криками подбадривали друг други, и многие негры, раненные камнями, падали на землю, обагряя ее своей кровью, лошади взбесились от страшного гама и вставали на дыбы, возницы, стараясь их сдержать, изо всех сил натягивали вожжи. Вернувшись к колесницам, командовавший ими офицер увидел, что у его самой дорогой и любимой лошади выбит глаз и она хромает, припадая на раненную камнем ногу. Это так его разгневало, что он разрыдался и закричал:
- Моя быстроногая стрела, мой солнечный луч, они выбили тебе глаз и сломали ногу, но, клянусь, ты мне дороже всего этого сброда и всех богов, вместе взятых. Я отомщу за тебя, но не стану проливать кровь, раз фараон это запретил.
Возглавляя отряд колесничих, он въехал прямо в толпу, и каждый его воин подхватил в свою колесницу первого же попавшегося крикуна, а лошади стали топтать стариков и детей, так что крики толпы перешли в вопли. Тех, кого втащили в колесницы, душили вожжами, чтобы не текла кровь, и мчались дальше, выбрасывая трупы на устрашение народа. Негры сорвали тетивы со своих луков, бросились в толпу и, заслоняясь щитами от камней и ударов дубин, стали тетивой душить людей, хватая даже ребятишек. Но каждого раскрашенного негра, отбившегося от своих и оказавшегося в толпе, народ в ярости затаптывал и разрывал в клочья, а одному из возниц, которого удалось стащить с колесницы, толпа, ревя от возбуждения, разбила голову о камни мостовой.
Мы с Хоремхебом следили за всем этим с Аллеи овнов, но мешанина, гвалт и крики перед храмом были так сильны, что мы толком не видели, что там происходит, и узнали все только позднее. Хоремхеб сказал:
- Я не имею права вмешиваться, но многому, наверное, научусь, наблюдая за всем этим.
Жуя хлеб, захваченный из кабачка, он взобрался на спину овцеголового льва и наблюдал оттуда за происходящим.
Между тем военачальник Пепитатон стал нервничать, так как время, которое отмеряли водяные часы, шло и шло, а крики народа, подобно шуму яростного половодья, продолжали доноситься до его ушей. Он снова подозвал к себе офицеров, раздраженно обругал их за медлительность и сказал:
- Моя суданская кошка Мимо должна сегодня окотиться, и я очень за нее беспокоюсь, оставив ее без помощи. Во имя Атона отправляйтесь в храм и свалите эту проклятую статую, чтобы мы все могли вернуться домой, а не то, клянусь Сетом и всем его злым воинством, я сорву цепи с ваших шей и разломаю ваши плетки.
Выслушав такие угрозы, офицеры вспомнили, что они люди подневольные, и, посоветовавшись, решили, что надо сохранить воинскую честь. Призывая на помощь все злые силы, они выстроили войска, повели их в атаку и смели со своего пути народ, как половодье сметает сухую солому. Копья негров покраснели от крови, по площади потекли кровавые ручейки, и сто раз по сто мужчин, женщин и детей погибли в это утро во имя Атона перед его храмом, так как жрецы, увидя, что воины ринулись на толпу, велели закрыть ворота храма, и народ, словно овечье стадо, разбежался во все стороны, а опьяненные кровью негры преследовали людей, убивая их стрелами, колесничие мчались по улицам, приканчивая копьями бегущих. Спасаясь, люди втиснулись в храм Атона, свалили его алтари и убили попавшихся им жрецов, следом за народом в храм влетели колесницы. Каменные полы храма Атона быстро обагрились кровью и мертвыми телами.
Возле стен храма Амона отряды вынуждены были остановиться, так как негры не привыкли брать приступом стены, а их тараны не могли проломить медные ворота, хотя, может быть, легко пробивали ворота поселений на сваях где-нибудь в южных лесах, в стране жирафов. Им удалось всего лишь окружить храм, но жрецы слали им со стен проклятья, а стражи стреляли из луков и метали в них копьями, так что многие из раскрашенных негров погибли у стен храма. А с площади перед ними поднимался густой запах крови, и мухи слетались туда целыми тучами со всего города. Пепитатон уселся в золоченые носилки и прибыл на площадь, где уже стоял такой смрад, что лицо его посерело, и он велел рабам жечь вокруг него благовония. Видя бесчисленные трупы, он заплакал и стал рвать на себе одежды, но сердце его было переполнено тревогой за суданскую кошку Мимо, и поэтому он сказал своим офицерам:
- Боюсь, что на вас падет страшный гнев фараона, ведь вы не разбили статую Амона, зато кровь волнами течет по желобам площади. Но сделанное сделано. Поэтому я должен срочно отправиться к фараону, рассказать ему о случившемся и постараться защитить вас. Заодно я, наверное, успею заехать домой, взглянуть на свою кошку и переодеться, ибо здесь ужасный запах, который въедается в одежду до самой кожи. Успокойте тем временем негров, дайте им еды и пива, стены храма нам сегодня все равно не взять. Я, как человек опытный, это вижу. Дело в том, что мы не приготовились рушить стены, но это не моя вина, поскольку фараон даже не упомянул о возможности осады храма. Пусть он сам теперь решает, как следует поступить.
В этот день больше ничего не случилось, офицеры отвели свои отряды подальше от стен и мертвых тел, давая дорогу обозу, доставившему еду для негров. Сарданы, которые были умнее негров и не любили солнца, захватили все дома в окрестностях храма, выгнали хозяев и разграбили винные погреба, поскольку это были дома богатых торговцев и знати. Трупы на площади разлагались, и с гор в Фивы слетелось такое количество воронов и стервятников, какого здесь никто не помнил.
К этому времени я уже давно расстался с Хоремхебом и увидел маленького мальчика с разбитым носом, он из последних сил тащил за собой стонущего отца, которого переехала колесница, сломав ему ногу. Я помог сначала ему, потом другим раненым и снова услышал сердитый свист стрел. Занятый врачеванием, я не испугался его, но сердце мое сжималось от мысли о предстоящих событиях, ибо я видел, что власть уже в руках Атона. Я понимал, что народ слеп и не видит добра, которое именем своего бога предлагает ему фараон, и мне хотелось умереть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249