В это утро, как и в другие, он поднялся на рассвете и учил своего коня ездить кругами, восьмеркой, змейкой. И всадник и конь были поглощены работой. Энергичное пофыркивание Мистраля задавало им темп. Голубка Мира стояла, закутанная в свой плащ, — верная тень Сеньора, всегда готовая подать, принести и оказать любую помощь.
— Что ж, поговори, только вряд ли будет польза, — покачала головой хозяйка, — я слышала как ты ругалась и шумела, а он все равно поехал. Разве не так? — Она тяжело затопала к двери, но, дойдя до нее, обернулась, — он красивый смелый парень, но хорош только для того, чтобы ездить верхом, драться и увиваться за глупыми девчонками, покоряя их своей лихостью. Поговори с ним!
Дверь захлопнулась, и они остались в распивочной одни. Честь сидела, склонив голову.
— Мне очень жаль, мэм, что причинила вам неприятности.
— Это не твоя вина, — ответила Ли, — но послушай меня, — она понизила голос, — ты видела его в маске и, если ты дорожишь его шеей, или моей, или своей, не упоминай об этом никому. Они здесь не знают, кто он такой. Поняла меня?
— Да, мэм, — кротко произнесла Честь. — Поняла.
— В конце дня мы снова сделаем перевязку. Постарайся не расчесывать свои руки. — Ли налила в ложку лекарства. — Выпей его.
Честь проглотила его и прошептала:
— Спасибочки, мэм.
Ли собрала бинты, бальзам и поставила поднос около девушки.
— Ты сможешь есть самостоятельно?
— Да, мэм.
Входная дверь отворилась, и Сеньор стремительно вошел. Он был одет в черный кожаный кафтан и черные высокие сапоги. За ним появилась Голубка. На Ли он не посмотрел, как будто ее не было. Стащил с руки свои перчатки без пальцев и запихал в карман. Уже четыре дня он с ней не заговаривал; работал с Мистралем и потом исчезал в своей комнате. Ли начала верить, что, может быть, он больше не отправится в Фелчестер.
Но, конечно, это было не так.
Она увидела, как посмотрела на него Честь. Глаза девушки, не мигая, впились в его лицо с выражением преданности. Она не прикоснулась к еде, не сказала ни слова и не сводила с него глаз.
— Fu va bien, petite conraqense? — весело спросил он. Честь покраснела. Она стала нервно крутить пальцы, дергая бинт и при этом продолжала безмолвно смотреть на него. Ли сдержала вздох.
— По-моему, ей больно, — ответила она за молчащую девушку, — Я дала ей немного опиумной настойки.
Он нежно потрепал Честь по щеке и сел в кресло с высокой спинкой, около очага. Голубка уселась около него так близко, чтобы касаться его рукава. Она бросила на него искоса взгляд из-под ресниц, полный восхищения и обожания.
Дело было не в том, что он требовал этого. Он только улыбался и принимал то, что предлагалось. Ли видела, как ему, дурачку, это нравится, чтобы вокруг него суетились, ахали, баловали его.
— Хозяйка таверны предупредила, что мы здесь нежелательные гости, — холодно заметила она, — если ты пропадаешь неведомо где.
Он глубоко вздохнул и откинулся на спинку.
— А это создает трудности?
— Только если ты будешь продолжать это сумасшествие.
Он наклонился отстегнуть шпоры.
— А если я перестану? Это ведь для нас все равно что уехать, все бросив.
— Она боится, что ты накличешь на них беду, — Ли поднялась, не в силах больше сидеть спокойно.
Повернула к маленькому утреннему огню, который дымил и трещал в большом очаге.
— Ты должен был убить его сразу, — сказала она тихо. — Ты что думаешь, что так и будешь красть его обращенных по одной, пока всех не освободишь? Некоторые из них могут не очень-то этого хотеть.
— Нельзя ли как-нибудь вернуться за Сладкой Гармонией, — робко спросила Честь, — Я боюсь… — голос ее нерешительно стих.
Сеньор поднял на нее глаза. Лицо его слегка покраснело, подбородок отвердел.
— Боишься чего?
— За нее. Ее накажут. Сладкая Гармония не бросила камень в вас, и еще она стояла… Не стала на колени, когда Учитель Джейми молился. А Дивный Ангел видела это, — она пожевала губами, — они очень рассердятся, ведь еще я уехала с вами…
— Вот видишь? — резко проговорила Ли. — Теперь они будут преследовать другую девушку, Сладкую Гармонию.
Он встал, позванивая шпорами.
— А чего бы ты хотела? — его пронзительный взгляд не отрывался от нее. — Что ты хочешь сказать? Что я должен был оставить Честь там? Ты ведь сама лечила ее руки и видела, что они с ней сделали, только потому, что я обратил на нее внимание.
— Конечно видела! Почему ты ничего не видишь? — Ли схватилась за высокую спинку кресла. — Ты ведь знаешь, на что он способен и все-таки отправляешься туда и будоражишь их. Ты бросаешься в этот омут, не зная, что тебя там ждет Честь рассказала, что у одного из них есть ружье, — она оттолкнулась от дерева. — Просто счастье, что тебя не подстрелили до того, как ты увидел лицо Чилтона.
Он нахмурился, наклонился к ней, облокотился на кресло.
— Но меня ведь не застрелили? Я знаю, что делаю, черт бы тебя подрал! Я стоял и не перед такими опасностями, как сломанное ружье.
— И вижу, совершенно не думал о последствиях!
Он выпрямился, как будто она его ударила.
— О, нет! — мягко произнес он. — Я никогда этого не забываю.
— Тогда хорошенько подумай обо всем, — она подошла к входной двери и с трудом открыла ее, — а я пока оставлю тебя наслаждаться своим гаремом.
Холодный утренний воздух обжег ее лицо. Она захлопнула за собой дверь, прошла мимо Мистраля, который стоял взнузданный, повод волочился за ним по земле. Конь смотрел, как она пересекла двор, но с места не двинулся. «И не двинется, — подумала Ли, — пока не возьмусь за повод. Еще одно бессловесное существо, зачарованное Сеньором».
Конюшня пахла морозом и сеном, ее пронизывали тонкие, не дающие тепла лучи солнца, в которых прыгали пылинки. Поперек ведра для корма лежала шпага в ножнах, с нее свисала перевязь. Сеньор снял их, когда тренировал Мистраля, стоя на земле. Она приперла дверь стулом, чтобы та не закрывалась и было больше света, затем потянулась к ящику со скребницами.
Тень человека заслонила дверь. Сеньор вошел в конюшню и закрыл дверь за собой. Он схватил ее за локоть.
— Гарем? Это и есть тот репейник под седлом, который тебя растревожил?
Краска ударила ей в лицо.
— Пусти меня.
Он не отпускал ее, а, наоборот, притягивал к себе, одновременно плотнее закрывал дверь, запечатывая их вдвоем в темной конюшне.
— Ты ревнуешь.
— А ты — невыносимый павлин.
Звучало это по-детски, она сама это знала. Он ослабил свою хватку. Что-то новое мягкое появилось в его лице, еле проступающая улыбка.
— Неужели павлин? — тихим голосом спросил он.
Ли хотела вырваться. Но вместо этого замерла, ослабла, парализованная его мягким объятием.
— Я думала, ты не собираешься возвращаться туда, — с болью проговорила она. — А ты делаешь еще хуже. Ты дразнишь Чилтона, доводишь его до безумия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Что ж, поговори, только вряд ли будет польза, — покачала головой хозяйка, — я слышала как ты ругалась и шумела, а он все равно поехал. Разве не так? — Она тяжело затопала к двери, но, дойдя до нее, обернулась, — он красивый смелый парень, но хорош только для того, чтобы ездить верхом, драться и увиваться за глупыми девчонками, покоряя их своей лихостью. Поговори с ним!
Дверь захлопнулась, и они остались в распивочной одни. Честь сидела, склонив голову.
— Мне очень жаль, мэм, что причинила вам неприятности.
— Это не твоя вина, — ответила Ли, — но послушай меня, — она понизила голос, — ты видела его в маске и, если ты дорожишь его шеей, или моей, или своей, не упоминай об этом никому. Они здесь не знают, кто он такой. Поняла меня?
— Да, мэм, — кротко произнесла Честь. — Поняла.
— В конце дня мы снова сделаем перевязку. Постарайся не расчесывать свои руки. — Ли налила в ложку лекарства. — Выпей его.
Честь проглотила его и прошептала:
— Спасибочки, мэм.
Ли собрала бинты, бальзам и поставила поднос около девушки.
— Ты сможешь есть самостоятельно?
— Да, мэм.
Входная дверь отворилась, и Сеньор стремительно вошел. Он был одет в черный кожаный кафтан и черные высокие сапоги. За ним появилась Голубка. На Ли он не посмотрел, как будто ее не было. Стащил с руки свои перчатки без пальцев и запихал в карман. Уже четыре дня он с ней не заговаривал; работал с Мистралем и потом исчезал в своей комнате. Ли начала верить, что, может быть, он больше не отправится в Фелчестер.
Но, конечно, это было не так.
Она увидела, как посмотрела на него Честь. Глаза девушки, не мигая, впились в его лицо с выражением преданности. Она не прикоснулась к еде, не сказала ни слова и не сводила с него глаз.
— Fu va bien, petite conraqense? — весело спросил он. Честь покраснела. Она стала нервно крутить пальцы, дергая бинт и при этом продолжала безмолвно смотреть на него. Ли сдержала вздох.
— По-моему, ей больно, — ответила она за молчащую девушку, — Я дала ей немного опиумной настойки.
Он нежно потрепал Честь по щеке и сел в кресло с высокой спинкой, около очага. Голубка уселась около него так близко, чтобы касаться его рукава. Она бросила на него искоса взгляд из-под ресниц, полный восхищения и обожания.
Дело было не в том, что он требовал этого. Он только улыбался и принимал то, что предлагалось. Ли видела, как ему, дурачку, это нравится, чтобы вокруг него суетились, ахали, баловали его.
— Хозяйка таверны предупредила, что мы здесь нежелательные гости, — холодно заметила она, — если ты пропадаешь неведомо где.
Он глубоко вздохнул и откинулся на спинку.
— А это создает трудности?
— Только если ты будешь продолжать это сумасшествие.
Он наклонился отстегнуть шпоры.
— А если я перестану? Это ведь для нас все равно что уехать, все бросив.
— Она боится, что ты накличешь на них беду, — Ли поднялась, не в силах больше сидеть спокойно.
Повернула к маленькому утреннему огню, который дымил и трещал в большом очаге.
— Ты должен был убить его сразу, — сказала она тихо. — Ты что думаешь, что так и будешь красть его обращенных по одной, пока всех не освободишь? Некоторые из них могут не очень-то этого хотеть.
— Нельзя ли как-нибудь вернуться за Сладкой Гармонией, — робко спросила Честь, — Я боюсь… — голос ее нерешительно стих.
Сеньор поднял на нее глаза. Лицо его слегка покраснело, подбородок отвердел.
— Боишься чего?
— За нее. Ее накажут. Сладкая Гармония не бросила камень в вас, и еще она стояла… Не стала на колени, когда Учитель Джейми молился. А Дивный Ангел видела это, — она пожевала губами, — они очень рассердятся, ведь еще я уехала с вами…
— Вот видишь? — резко проговорила Ли. — Теперь они будут преследовать другую девушку, Сладкую Гармонию.
Он встал, позванивая шпорами.
— А чего бы ты хотела? — его пронзительный взгляд не отрывался от нее. — Что ты хочешь сказать? Что я должен был оставить Честь там? Ты ведь сама лечила ее руки и видела, что они с ней сделали, только потому, что я обратил на нее внимание.
— Конечно видела! Почему ты ничего не видишь? — Ли схватилась за высокую спинку кресла. — Ты ведь знаешь, на что он способен и все-таки отправляешься туда и будоражишь их. Ты бросаешься в этот омут, не зная, что тебя там ждет Честь рассказала, что у одного из них есть ружье, — она оттолкнулась от дерева. — Просто счастье, что тебя не подстрелили до того, как ты увидел лицо Чилтона.
Он нахмурился, наклонился к ней, облокотился на кресло.
— Но меня ведь не застрелили? Я знаю, что делаю, черт бы тебя подрал! Я стоял и не перед такими опасностями, как сломанное ружье.
— И вижу, совершенно не думал о последствиях!
Он выпрямился, как будто она его ударила.
— О, нет! — мягко произнес он. — Я никогда этого не забываю.
— Тогда хорошенько подумай обо всем, — она подошла к входной двери и с трудом открыла ее, — а я пока оставлю тебя наслаждаться своим гаремом.
Холодный утренний воздух обжег ее лицо. Она захлопнула за собой дверь, прошла мимо Мистраля, который стоял взнузданный, повод волочился за ним по земле. Конь смотрел, как она пересекла двор, но с места не двинулся. «И не двинется, — подумала Ли, — пока не возьмусь за повод. Еще одно бессловесное существо, зачарованное Сеньором».
Конюшня пахла морозом и сеном, ее пронизывали тонкие, не дающие тепла лучи солнца, в которых прыгали пылинки. Поперек ведра для корма лежала шпага в ножнах, с нее свисала перевязь. Сеньор снял их, когда тренировал Мистраля, стоя на земле. Она приперла дверь стулом, чтобы та не закрывалась и было больше света, затем потянулась к ящику со скребницами.
Тень человека заслонила дверь. Сеньор вошел в конюшню и закрыл дверь за собой. Он схватил ее за локоть.
— Гарем? Это и есть тот репейник под седлом, который тебя растревожил?
Краска ударила ей в лицо.
— Пусти меня.
Он не отпускал ее, а, наоборот, притягивал к себе, одновременно плотнее закрывал дверь, запечатывая их вдвоем в темной конюшне.
— Ты ревнуешь.
— А ты — невыносимый павлин.
Звучало это по-детски, она сама это знала. Он ослабил свою хватку. Что-то новое мягкое появилось в его лице, еле проступающая улыбка.
— Неужели павлин? — тихим голосом спросил он.
Ли хотела вырваться. Но вместо этого замерла, ослабла, парализованная его мягким объятием.
— Я думала, ты не собираешься возвращаться туда, — с болью проговорила она. — А ты делаешь еще хуже. Ты дразнишь Чилтона, доводишь его до безумия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110