Он сел на крошащийся от времени камень, некогда служивший основанием храма, и, опустив голову, уткнулся лицом в ладони. Какой-то подонок убил всю ее семью, а он не нашел ничего лучше, как попытаться силой завоевать ее любовь. Он был разгневан, унижен и более одинок, чем когда-либо в жизни.
С.Т. лег спать вдалеке от нее, а Немо свернулся рядом в траве. Проснулся он от звуков и запахов готовящегося завтрака, волк уже исчез. Ли энергично двигалась, не глядя на него, даже когда принесла чашку чая и кусок хлеба, обжаренный на костре, который она сама развела. Он молча взял предложенное и, отхлебывая чай, наблюдал за ней через облако пара, поднимавшегося от чашки. Она собрала все вещи в сумку, аккуратно свернула пакетик с чайным листом и положила его в карман куртки. Когда все было убрано, она принесла его сапоги и поставила рядом. С.Т. хмуро посмотрел на них.
— Они не совсем просохли, — сказала она. — Вам нужно будет еще раз смазать их маслом, а то они потрескаются в подъеме.
— Спасибо. — Он не в силах был поднять лицо и взглянуть на нее. Он внимательно рассматривал собственные ступни и потирал выросшую за ночь щетину.
— Я вот о чем думаю, — тихим голосом сказала она. — Я полагаю, мне лучше всего вернуться в Англию.
С.Т. плотнее сжал губы. Он взглянул вдаль, туда, где по краю луга висел утренний туман.
— Не потому, что вы не можете меня научить фехтовать, — сказала она после паузы. — Об этом я тоже думала. Я не сомневаюсь, что это бы получилось. Но сама идея была жалкой — я считала, что смогу стать такой, как вы. Даже если бы это было возможно, на это потребовались бы годы, правда?
Он допил чай и сидел, облокотясь на колено.
— Так вот почему вы пришли ко мне? Научиться быть разбойником?
— Не просто разбойником, — медленно сказала она, — а Сеньором дю Минюи.
Он покачал головой, коротко и невесело засмеявшись. Она стояла над ним, задумчиво склонив голову, и смотрела ему в глаза.
— Вы — легенда, месье, — сказала она внезапно. — Мой дом находится в такой глуши, как мы сейчас, люди живут там простые, мы мало общались с внешним миром. Вы были у нас три раза… защищая тех, кого притесняли и кто слишком слаб, чтобы постоять за себя и дать отпор обидчикам. Вы, может, даже не помните об этом. Но мы помнили. Люди видели в вас высшую справедливость — выше шерифа, мирового судьи, даже, может быть, выше короля — выше всех, кроме Господа. — Она резко остановилась и повернулась, хмуря лоб, к одной из колонн храма. — Теперь у них другой кумир, хотя он — воплощение дьявола, но им это невдомек. — Она глубоко вздохнула. — Вот я и придумала вас воскресить. Притвориться, что я и есть Принц Полуночи, который пришел сразиться с этим другим — существом. — Ее голос слегка дрожал. — Этим монстром, который овладел их сердцами и умами. Вот и все, о чем я мечтала, месье… снова открыть им глаза.
Он откинулся назад, позволяя себе взглянуть на нее. Она уже надела жилет и куртку, и в утреннем солнечном свете казалось чудесным ведением.
— Вы этого человека хотите убить? — спросил он, помолчав. — Человека, которого вы называете монстром?
— Да. Но просто убить его не достаточно. Я не преувеличиваю, поймите. Может, в это трудно поверить, но он внес заразу в души людей. Они сделают все ради него. Я, конечно, просто убью его, если ничего другого не останется, но… я не знаю… что будет потом.
— Вы говорите о своих соседях? Вы думаете, они могут ополчиться на вас?
— На меня, даже друг на друга. — Она нервно вздохнула и развела руками. — Это кажется безумным, я знаю! Это — помешательство. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю, что это, должно быть, всего лишь… — Голос ее прервался. Она зажала рот кулаком. — О Боже… как бы мне хотелось, чтобы все это было лишь сном!
Солнце вышло из-за поросших лесом вершин, и золотые лучи пронзали остатки тумана. На свету волосы ее сияли, глаза казались еще ярче.
Он смотрел, как она поворачивается в лучах солнца.
— И поэтому вы решили выдать себя за меня?
— Они помнят все. Они помнят, что вы всегда были на стороне правды, и они вам верят. И если бы они увидели, что вы против этого демона, который управляет ими, то, я думала, они бы тоже отвернулись от него.
С.Т. нагнул голову, заставляя чаинки в чашке двигаться по кругу. Ему казалось удивительным, что он мог внушить такую веру в себя, чтобы породить эти странные надежды. О да, он знал, что у него была определенная репутация; он наслаждался ею в дни молодости. Он и жил ради этого. Но сейчас, оглядываясь на самого себя, на причины побуждавшие его действовать, он видел, что все это было так далеко от правды и справедливости, что даже не знал, плакать ему или смеяться.
Правда. Они думали, что он борется за справедливость. А если он скажет ей, что выбор его зависел от формы ноги и груди, от дрогнувших ресниц и румянца невинности? Мир видел в действиях Сеньора дю Минюи защиту преследуемого отца, обманутого брата или гонимого кузена, но в каждом случае всегда была замешана женщина. Женщина… и сладостное, возбуждающее пламя азарта.
— Вы потрясли меня, — сказал он, наконец. — Я и забыл, что я такой образец для подражания. Голова ее упала на грудь.
— Вы заслуживаете уважения за то, что делали, — пробормотала она и вскинула подбородок. — Но мой план — неосуществим. Теперь я вижу. Пришлось бы потратить слишком много времени, чтобы овладеть вашими навыками, даже если бы у меня это и получилось. А вы — месье — я боюсь, что не гожусь в ваши ученики; вы уже говорите, что свожу вас с ума. Вы желаете меня, и я готова честно расплатиться с вами, но вижу, вы действительно страдаете. — Она серьезно посмотрела на него. — Я не хочу нарушать ваш покой.
Он провел указательным пальцем вдоль трещины в резном камне.
— Я думаю, ущерб уже нанесен, Солнышко.
Она снова наклонила голову.
— Я сожалею.
— Действительно? — Он фыркнул. — Я думаю, у вас ледяное сердце, мадемуазель, и дьявольски большой запас самонадеянности для девчонки вашего возраста.
Она подняла голову и сердито посмотрела на него.
— А, так вам не нравится это слышать, да? Бьюсь об заклад, что у вас в жизни все шло всегда по-вашему, пока вы не столкнулись со злом. — Он выплеснул остатки остывшего чая на траву и осторожно встал. — Да, это была глупая идея — притвориться, что вы — это я, хотя бы потому, что у меня за плечами двадцать лет кулачных боев и тренировок — с людьми, которые бы хохотали до слез, услышь они только о ваших попытках держать в руках шпагу или управлять лошадью. — Губы его скривились. — Вы слишком стары, чтобы начинать, и слишком слабы, чтобы преуспеть, и слишком малы ростом, чтобы надеяться, что вас могут принять за меня — даже верхом на лошади. Даже в темноте. У вас другая походка. Ваш голос слишком нежен. Ваши руки слишком малы — а, знаете, ведь жертва всегда видит руки разбойника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
С.Т. лег спать вдалеке от нее, а Немо свернулся рядом в траве. Проснулся он от звуков и запахов готовящегося завтрака, волк уже исчез. Ли энергично двигалась, не глядя на него, даже когда принесла чашку чая и кусок хлеба, обжаренный на костре, который она сама развела. Он молча взял предложенное и, отхлебывая чай, наблюдал за ней через облако пара, поднимавшегося от чашки. Она собрала все вещи в сумку, аккуратно свернула пакетик с чайным листом и положила его в карман куртки. Когда все было убрано, она принесла его сапоги и поставила рядом. С.Т. хмуро посмотрел на них.
— Они не совсем просохли, — сказала она. — Вам нужно будет еще раз смазать их маслом, а то они потрескаются в подъеме.
— Спасибо. — Он не в силах был поднять лицо и взглянуть на нее. Он внимательно рассматривал собственные ступни и потирал выросшую за ночь щетину.
— Я вот о чем думаю, — тихим голосом сказала она. — Я полагаю, мне лучше всего вернуться в Англию.
С.Т. плотнее сжал губы. Он взглянул вдаль, туда, где по краю луга висел утренний туман.
— Не потому, что вы не можете меня научить фехтовать, — сказала она после паузы. — Об этом я тоже думала. Я не сомневаюсь, что это бы получилось. Но сама идея была жалкой — я считала, что смогу стать такой, как вы. Даже если бы это было возможно, на это потребовались бы годы, правда?
Он допил чай и сидел, облокотясь на колено.
— Так вот почему вы пришли ко мне? Научиться быть разбойником?
— Не просто разбойником, — медленно сказала она, — а Сеньором дю Минюи.
Он покачал головой, коротко и невесело засмеявшись. Она стояла над ним, задумчиво склонив голову, и смотрела ему в глаза.
— Вы — легенда, месье, — сказала она внезапно. — Мой дом находится в такой глуши, как мы сейчас, люди живут там простые, мы мало общались с внешним миром. Вы были у нас три раза… защищая тех, кого притесняли и кто слишком слаб, чтобы постоять за себя и дать отпор обидчикам. Вы, может, даже не помните об этом. Но мы помнили. Люди видели в вас высшую справедливость — выше шерифа, мирового судьи, даже, может быть, выше короля — выше всех, кроме Господа. — Она резко остановилась и повернулась, хмуря лоб, к одной из колонн храма. — Теперь у них другой кумир, хотя он — воплощение дьявола, но им это невдомек. — Она глубоко вздохнула. — Вот я и придумала вас воскресить. Притвориться, что я и есть Принц Полуночи, который пришел сразиться с этим другим — существом. — Ее голос слегка дрожал. — Этим монстром, который овладел их сердцами и умами. Вот и все, о чем я мечтала, месье… снова открыть им глаза.
Он откинулся назад, позволяя себе взглянуть на нее. Она уже надела жилет и куртку, и в утреннем солнечном свете казалось чудесным ведением.
— Вы этого человека хотите убить? — спросил он, помолчав. — Человека, которого вы называете монстром?
— Да. Но просто убить его не достаточно. Я не преувеличиваю, поймите. Может, в это трудно поверить, но он внес заразу в души людей. Они сделают все ради него. Я, конечно, просто убью его, если ничего другого не останется, но… я не знаю… что будет потом.
— Вы говорите о своих соседях? Вы думаете, они могут ополчиться на вас?
— На меня, даже друг на друга. — Она нервно вздохнула и развела руками. — Это кажется безумным, я знаю! Это — помешательство. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю, что это, должно быть, всего лишь… — Голос ее прервался. Она зажала рот кулаком. — О Боже… как бы мне хотелось, чтобы все это было лишь сном!
Солнце вышло из-за поросших лесом вершин, и золотые лучи пронзали остатки тумана. На свету волосы ее сияли, глаза казались еще ярче.
Он смотрел, как она поворачивается в лучах солнца.
— И поэтому вы решили выдать себя за меня?
— Они помнят все. Они помнят, что вы всегда были на стороне правды, и они вам верят. И если бы они увидели, что вы против этого демона, который управляет ими, то, я думала, они бы тоже отвернулись от него.
С.Т. нагнул голову, заставляя чаинки в чашке двигаться по кругу. Ему казалось удивительным, что он мог внушить такую веру в себя, чтобы породить эти странные надежды. О да, он знал, что у него была определенная репутация; он наслаждался ею в дни молодости. Он и жил ради этого. Но сейчас, оглядываясь на самого себя, на причины побуждавшие его действовать, он видел, что все это было так далеко от правды и справедливости, что даже не знал, плакать ему или смеяться.
Правда. Они думали, что он борется за справедливость. А если он скажет ей, что выбор его зависел от формы ноги и груди, от дрогнувших ресниц и румянца невинности? Мир видел в действиях Сеньора дю Минюи защиту преследуемого отца, обманутого брата или гонимого кузена, но в каждом случае всегда была замешана женщина. Женщина… и сладостное, возбуждающее пламя азарта.
— Вы потрясли меня, — сказал он, наконец. — Я и забыл, что я такой образец для подражания. Голова ее упала на грудь.
— Вы заслуживаете уважения за то, что делали, — пробормотала она и вскинула подбородок. — Но мой план — неосуществим. Теперь я вижу. Пришлось бы потратить слишком много времени, чтобы овладеть вашими навыками, даже если бы у меня это и получилось. А вы — месье — я боюсь, что не гожусь в ваши ученики; вы уже говорите, что свожу вас с ума. Вы желаете меня, и я готова честно расплатиться с вами, но вижу, вы действительно страдаете. — Она серьезно посмотрела на него. — Я не хочу нарушать ваш покой.
Он провел указательным пальцем вдоль трещины в резном камне.
— Я думаю, ущерб уже нанесен, Солнышко.
Она снова наклонила голову.
— Я сожалею.
— Действительно? — Он фыркнул. — Я думаю, у вас ледяное сердце, мадемуазель, и дьявольски большой запас самонадеянности для девчонки вашего возраста.
Она подняла голову и сердито посмотрела на него.
— А, так вам не нравится это слышать, да? Бьюсь об заклад, что у вас в жизни все шло всегда по-вашему, пока вы не столкнулись со злом. — Он выплеснул остатки остывшего чая на траву и осторожно встал. — Да, это была глупая идея — притвориться, что вы — это я, хотя бы потому, что у меня за плечами двадцать лет кулачных боев и тренировок — с людьми, которые бы хохотали до слез, услышь они только о ваших попытках держать в руках шпагу или управлять лошадью. — Губы его скривились. — Вы слишком стары, чтобы начинать, и слишком слабы, чтобы преуспеть, и слишком малы ростом, чтобы надеяться, что вас могут принять за меня — даже верхом на лошади. Даже в темноте. У вас другая походка. Ваш голос слишком нежен. Ваши руки слишком малы — а, знаете, ведь жертва всегда видит руки разбойника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110