– Сразу видно, что ты из Йоркшира... Хорошо. Я скажу о тебе: вее, что знаю. Ты несешь в себе великую скорбь. Ты изведал в жизни великую печаль.
– А кто нет? – вспылил Лаверн.
Но она продолжала как ни в чем не бывало:
– Вот что я вижу, эту картину приоткрыл для меня Бог. Лестница. Пролет деревянных ступеней. Ребенок лет трех-четырех стоит на самой верхней из них. Бедный ягненочек, он оступается. Падает вниз, ударяется тельцем об одну ступеньку, о другую, о третью...
Лаверн ощутил, как у него по спине пробежал холодок.
– Вот он лежит внизу и не может шелохнуться. Лежит навзничь и даже не плачет, слишком перепуган. А теперь я вижу женщину, темноволосую женщину. Она бежит к ребенку. У нее красивое лицо. Это мать мальчика. Она склоняется к нему. «С тобой все в порядке? Ты не ушибся?» – спрашивает она. Он не отвечает, но его нижняя губа начинает подрагивать. Мать протягивает руки, чтобы его поднять. Одну руку она просовывает ему под плечи, другую под колени. Я вижу, как на лестнице появляется мужчина. Крупный мужчина с усами. Он понимает, что сейчас произойдет. Он кричит: «Нет! Не надо!»
Лаверн посерел. Медленным движением он положил нож и вилку. Когда он заговорил вновь, в его голосе звучала страшная усталость.
– Хорошо. Можете не продолжать.
Ибо все уже было сказано. Кому, как не Вернону, случившееся было известно в мельчайших подробностях. Сколько раз он просыпался ночью в холодном поту, когда кошмар пережитого казался ему страшной явью. Его предостережение запоздало. Донна подняла Тома, и в следующий момент ребенок странно запрокинул голову, и у него изо рта хлынула черная кровь. При падении он сломал себе шею. Оставь Донна его лежать на полу до приезда «скорой», и ребенка удалось бы спасти. Лаверн ни в чем не винил жену, но он так и не простил себя.
– Я не хотела, Вернон, – произнесла Мэй, по всей видимости, не кривя душой.
Через стол она сочувственно пожала его руку.
* * *
После ужина гулять в промозглую погоду уже не хотелось. Вернон и Мэй вернулись домой и сидели на кухне, попивая бренди возле настоящего камина. Мэй оказалась права насчет прилива. Ставни на окнах пришлось закрыть, чтобы не слышать монотонного уханья прибоя. Желая как-то приободрить Вернона, Мэй стала рассказывать ему о себе. Она дважды была замужем и дважды разведена. У нее двое детей, которым уже за тридцать, и они живут отдельно. Весь дом был буквально увешан и уставлен фотографиями ее особенно ничем не примечательных внуков.
В молодости она танцевала. Глядя на ее правильные черты, Вернон подумал, что она, по всей видимости, была хороша собой. Но когда Мэй показала ему свои старые фотографии – тогда ей было двадцать два и она танцевала в кордебалете, – Вернон слегка разочаровался: за исключением пары-тройки морщин Мэй почти не изменилась.
– Когда я бросила танцевать, – предавалась она воспоминаниям, – то подалась в медиумы.
– И сейчас ты гигант в этом деле, – пошутил Лаверн.
– Не перебивай. Я действительно стала хорошим медиумом. Люди приезжали ко мне со всего мира, чтобы только я вступила в контакт с их покойными родственниками. Но, увы, те послания, которые усопшие передавали через меня, не отличались особой оригинальностью. Ты никогда не замечал этого? Во время сеансов они задавали самые дурацкие вопросы типа «У меня послание для Фреда. Как там поживает моя зеленая шляпа?». Почему-то они не говорили ничего путного. Или умного. И это потому, что духи, которые появляются во время сеанса, – это низшие духи. Их хлебом не корми, дай поиздеваться над живыми. Честное слово – на уме у них одни приколы. Так что я бросила это дело и отправилась искать духов посерьезнее и поприличнее.
Мэй отхлебнула бренди и подбросила в камин полено.
– В шестидесятые годы я уехала в Америку. Читала там лекции по просьбе Женского общества парапсихологов.
– А-а, ЖОПы... – прокомментировал Вернон.
– Ишь, заметил, – усмехнулась Мэй. – Ладно, как бы там ни было, в Америке я познакомилась со своим вторым мужем, царствие ему небесное, гавайским парнем по имени Джонни Ким. Именно Джонни посвятил меня в секреты религии хуна. Я тотчас поняла: вот то, что я так долго искала. С тех пор я кахуна. Кстати, Джонни был прекрасным наставником. Один из его учеников даже сумел прославиться. Некий парень по имени Хьюго Принс.
– Мир тесен.
– Не скажи. Просто у Джонни уже было имя, а у Принса – куча денег. Правда, надо отдать Джонни должное: он выжал из парня кучу денег. А потом Принс занялся всякой белибердой, как ее там – «исцелением жизни».
– И это вы называете белибердой?
– А чем же еще, скажи на милость! Хуна не имеет никакого отношения к личной выгоде. Это прежде всего помощь другим людям. В древности кахуна были главным образом жрецами и целителями. Принс же взял хорошее дело и опошлил его.
– А как насчет отходной молитвы?
Мэй посмотрела ему в глаза.
– А что насчет нее?
– Это твой муж обучил Принса?
– Нет, кет и еще раз нет. Джонни всегда следовал высшему "Я".
– А ты?
Мэй гневно раздула ноздри.
– И как у тебя хватает наглости задавать мне такие вопросы? Всю свою жизнь я посвятила служению людям!
– Извини, – промямлил Лаверн, – я только спросил.
Мэй взяла стакан в обе ладони и принялась медленно вращать янтарную жидкость.
– Видишь ли, – пояснил Лаверн, – для простых людей вроде меня все это звучит как-то невероятно. И если я говорю глупости, задаю тебе дурацкие вопросы, то исключительно по причине неведения. Я уверен лишь в одном: Хьюго Принс – убийца.
Мэй кивнула:
– Ты не ошибся. Более того, он тебя хочет убить.
В этот момент загрохотали ставни, словно о стену дома разбилась гигантская волна. В комнате пахнуло холодом и сыростью. Пламя в камине прилегло и едва не погасло.
Лаверн попытался свести ее последние слова к шутке.
– Да, но не сию же минуту!..
– Почему же. Вот мы с тобой сейчас говорим, а позади тебя стоят три заблудших духа. Им бы хотелось подкрасться поближе и прикончить тебя – как им и велено, – да не получается, потому что от тебя исходит мощная жизненная сила. Она защищает тебя подобно стене света, и им через нее никак не проникнуть. Наверняка наш друг Принс на это не рассчитывал.
– Точно, – пошутил Лаверн, хотя по спине у него заползали мурашки. – Ни шагу без стены света. Можно сказать, мой девиз.
Мэй снисходительно усмехнулась:
– Убедился? В этом вся твоя сила. Твой самый главный плюс. Правда, от отходной молитвы тебя защищает вовсе не она, а твоя чистая совесть.
– Это я уже слышал.
Мэй отодвинула стакан.
– Поздно. Пора спать. А от этих трех духов-прилипал я избавлю тебя завтра. Главное, не делай ночью ничего такого, от чего тебе стало бы стыдно.
* * *
Вернон неожиданно проснулся под самое утро с неприятным чувством, будто кто-то притаился у его ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70