– А ей не покажется, что в этом есть что-то подозрительное?
– Нет. Она сама как-то раз привела домой пару бездомных парней. Они выдули все мое виски и утащили видео. Да, а еще у нас гостили какие-то пенсионеры-склеротики, слегка дебильный продавец щеток, бездомные собаки... Кого только не было! Одной заблудшей душой больше – какая разница!
Эдисон слегка оскорбилась.
– Ну извини. Я не хотел зачислять тебя в заблудшие души. Я не нарочно, просто с языка сорвалось. Что взять с полицейского? Вроде и человек хороший, но глуп.
Преподобный Боб не спускал глаз с часов, ожидая наступление полуночи.
– Сейчас, сейчас, еще секундочку. Осталось совсем чуть-чуть...
Все умолкли. И в следующее мгновение старинные фигурные часы начали гулко отбивать полночь.
Церковь наполнилась ликующими возгласами. Лаверн не сводил взгляда с Эдисон. Впервые в ее глазах читалась надежда.
– Обними меня, – попросила она.
Он исполнил ее просьбу, не ощутив при этом никакой неловкости. На ее месте могла быть и его собственная дочь, столь естественными, отцовскими были эти объятия. И опять их развела женщина в зеленом суконном пальто. Сначала она поцеловала Эдисон, затем Лаверна.
– Сегодня здесь начинается всеобщий мир, – вещал Боб. И хотя все уже порядком подустали, тем не менее его слова были восприняты как руководство к действию. Народ принялся обниматься и обмениваться поцелуями. Эдисон отошла, чтобы пожать руку мужчине в инвалидной коляске и его жене. Лаверн же опять пал жертвой словоохотливого Боба.
– Да пребудет с тобой Господь Бог! – произнес тот, схватив Лаверна за руку, и принялся энергично ее трясти.
– Господь Боб?
– Да нет же, я сказал Господь Бог!
Затем к Лаверну приблизилась невысокого роста особа с девочкой-подростком. Казалось, будто она выиграла первый приз в конкурсе на искренность. В отличие от мамаши дочка перекатывала во рту жевательную резинку, уставившись на него с немым упреком – будто Лаверн лично повинен во всех этих любвеобильных излияниях. Глядя ей поверх головы, суперинтендант углядел, что к Эдисон, чтобы похлопать ее по плечу, подошел какой-то старикашка, которого он раньше не заметил. Старик был облачен в серое монашеское одеяние до пят и был бел как лунь. Седые волосы доходили ему до плеч, от худого, изможденного лица веяло добротой и умудренностью. Эдисон тоже обернулась к нему, но в следующий момент между ней и Лаверном кто-то прошел, и девушка на несколько секунд пропала из виду.
Когда Лаверн вновь увидел ее, она стояла на коленях. Незнакомец в ниспадающих одеждах сделал шаг назад, словно любуясь содеянным. Уже в следующее мгновение, один за другим, послышались возгласы ужаса. В руке старик держал длинный изогнутый нож, а из головы Эдисон фонтаном била струя алой крови.
У Лаверна пересохло во рту. Он бросился к Эдисон. Оказалось, что кровь бьет не из головы, а из глубокой раны в груди. Машинальным движением девушка пыталась прикрыть рану ладонями, однако пронзенное сердце продолжало выплескивать фонтаны крови. В ужасе Лаверн попытался помочь ей, прижав свои руки поверх ее пальцев, но теперь алые струи только били ему в лицо, забрызгивая кровавыми пятнами одежду. Задыхаясь, Эдисон упала на пол. Он обхватил ее голову. Девушка посмотрела на него в немом изумлении, а затем испустила последний вздох.
В следующее мгновение своды собора наполнились в знак пришествия Нового года оглушающим перезвоном колоколов. Лаверн с трудом встал на ноги; все присутствующие дружно, как по команде, отшатнулись от него. Неожиданно для себя он оказался в центре внимания. Кто-то из женщин бился в истерике. Словно в оправдание Лаверн покачал головой и лишь затем повернулся вслед убийце Эдисон. Тот быстрыми шагами удалялся к южному трансепту. Выругавшись про себя, Лаверн бросился ему вдогонку.
Преподобный Боб – между прочим, игрок в регби – выкрикнул что-то неразборчивое и, набросившись на Лаверна, обхватил его за шею мощной ручищей.
В ответ Лаверн без всякой злобы ударил его локтем в живот и, высвободившись из цепких объятий, резко оттолкнул к колонне. Боб грузно осел на пол, прижимая живот руками и ловя ртом воздух.
Вновь обретя свободу, Лаверн помчался за убийцей. Сердце бешено колотилось в его груди. Костлявая фигура старика превратилась в смазанное пятно, удалявшееся к восточному приделу собора. Лаверн бежал, и со лба скатывались крупные капли пота, словно вместе с ним наружу выходили душевные муки.
Перезвон колоколов только усугублял его страдания. Их гул до боли резал слух, словно то была не музыка сфер, а безумная, адская какофония. «Ты был с ней, – торжествовали они, – но не уберег. Не уберег. Не уберег».
По другую сторону главной башни собора царил мрак. Лаверна охватил могильный холод, словно некая ледяная глыба заслонила от него солнце. Вверху над головой святой Павел потрясал мечом. Пятнадцать английских королей, выстроившихся у лестницы, казалось, пристально наблюдают за ним, отчего Лаверну стало не по себе.
Понимая, что решимость на исходе, он заставил себя вступить в это царствие мрака. Казалось, будто его со всех сторон облаком окутывает чье-то нестройное перешептывание. Ноги отказывались повиноваться. Где-то сзади раздавались крики преследователей. Костлявая фигура впереди – казалось, она светилась в темноте – тоже замерла на месте. До нее оставалось не более десятка метров. В следующее мгновение одним-единственным полным грации движением незнакомец обернулся к нему. И хотя Лаверн не мог разглядеть его лица, он точно знал, что их взгляды встретились. Он вспомнил кроткую улыбку убийцы, и его объял ужас. Не желая предстать в собственных глазах трусом, Лаверн крикнул:
– Стоять! Полиция!
Затем, спотыкаясь, заставил-таки себя двинуться вперед. Когда до фигуры старика оставалось не более трех метров, в нос ему ударил тошнотворный смердящий запах, похожий на вонь гнилых овощей. Старик в ниспадающем платье понимающе кивнул – раз, второй, словно приглашая Лаверна подойти ближе. Инстинктивно Лаверн оглянулся и увидел самого себя, там, где он оставил свое тело несколько мгновений назад. Тот, второй, Лаверн наблюдал за ним с нескрываемым ужасом.
Охваченный паникой, он бросился назад, внутрь своего двойника. Но ноги слушались с трудом, а сам он, словно младенец, судорожно хватал воздух пересохшим ртом. Каждый такой не то вздох, не то всхлип гулким эхом отзывался в голове. Лаверну стало страшно от собственной беспомощности. Однако, к счастью, он сумел овладеть собой, слегка отдышался и успокоился.
Старик, который до этого цинично наблюдал за его метаниями, неожиданно потерял к нему всякий интерес и, резко повернувшись, растворился во мраке. Колокола умолкли, погрузившись в скорбное молчание, словно больше не видели причин для торжества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70