– Если не ошибаюсь, ты сказал, что все в порядке, – возразила она, с трудом сдерживая раздражение.
– Пока да, – ответил он с улыбкой.
– Так зачем ты пришел? Будь добр, объясни, в чем дело.
– Из-за Вернона. Сказать по правде, что-то он мне не нравится.
Линн кивнула, хотя не могла прочитать на его лице никакой озабоченности. Скорей на нем застыло выражение деланного дружелюбия. Так обычно выглядят немолодые манекенщики в журналах по вязанию.
– Ты уделишь мне несколько минут?
– Разумеется. – Что еще она могла сказать? – Я не на службе, так что давай валяй... сэр.
– Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе: все, что я скажу, – совершенно секретно. – Его глаза на мгновение вспыхнули злобой, однако ее тотчас сменила обычная фальшивая доброта.
– Да нет, уж будь добр, напомни, – съязвила Линн, отметив про себя, что газ в камине горит на полную мощность. Он что, сам его включил? Вот это нахальство.
Герейнт как ни в чем не бывало принялся выковыривать из-под ногтей грязь, бросая ее на ковер.
– Почему бы тебе не снять шарф?
– Мне и так хорошо.
Собственно говоря, Линн сама собиралась сделать это, но теперь получится, будто она снимает шарф по его команде. Ну нет.
– Итак, Вернон, – продолжал Герейнт. – Ты же знаешь, он мой старый друг. В молодости мы начинали вместе. И сейчас вращаемся в одном кругу. Хороший парень.
– Согласна.
– Именно поэтому я и пришел к тебе. Наш Вернон – натура неуживчивая. С ним не каждый найдет общий язык.
– Я уже заметила.
– Да и дело, которым вы сейчас занимаетесь... Словом, кое-кто не хочет, чтобы он в нем участвовал.
Такого Линн никак не ожидала. Наверняка на лице ее отразилась полная растерянность.
– Что ты несешь?
Герейнт уставился в ковер, затем, словно плохой актер в «мыльной опере», попытался изобразить сожаление.
– Речь идет о нашем общем друге. Я тебе говорю это по секрету. Мне пришлось побороться, чтобы Вернона не отстранили от расследования.
– А он это знает?
– Еще чего не хватало!
– Но почему? Что он такого натворил?
Герейнт заметил ее возмущение и поднял руку в миротворческом жесте:
– Послушай, это твой дом, и я отнимаю у тебя время. Спрашивай меня о чем угодно. Я не могу гарантировать ответы на все вопросы, но постараюсь.
– Я уже задала тебе один вопрос. – Линн спохватилась слишком поздно – враждебность, сквозившая в ее голосе, вряд ли укрылась от гостя. И интонация, и четкая, словно стаккато, дикция – все выдавало ее истинные чувства. Это был голос истинной леди, обращавшейся к непонятливому торгашу. Однако Герейнт предпочел не подавать виду.
– Дело не в том, что он натворил, Линн... а в том, что он еще не успел натворить.
– А именно?
– Хорошо, я все сейчас объясню... Как давно ты его знаешь?
– Несколько лет.
– Верно. И если бы я попросил тебя написать книгу о методах его работы, интересно, сколько страниц у тебя набралось бы?
Линн улыбнулась абсурдности вопроса.
– Ну, сотни две с половиной.
Герейнт фыркнул.
– Два абзаца. И ни строчкой более. И то, если как следует поднапрячься. Ты понятия не имеешь, как работает его голова. Я тоже. То есть я знаю, что в карты игрок он никакой, сколько раз я его уделывал. Но я понятия не имею, чем и как он думает на работе. В полиции принято работать командой. Как полицейский Вернон обязан координировать действия с коллегами. А он что? Хоть кого-нибудь поставил в известность о том, что собирается делать? Да ему на всех наплевать.
– Но у него есть результаты, – тихо заметила Линн.
Факт был самоочевидным, однако по сравнению с мощным напором Герейнта воспринимался как-то бледно.
– Да? Но как? Он же ни с кем не делится. Ты читала его последний рапорт?
– Я его печатала.
– Хватит, ты собственноручно его писала.
Линн усмехнулась:
– Откуда такие сведения?
– Просто одно предложение бросилось мне в глаза. «Факт совершения подозреваемым преступления представляется безусловно доказанным». С каких это пор Вернон научился так витиевато выражаться?
Линн покраснела. Герейнт расхохотался и, словно школьник, показал в ее сторону пальцем.
– А что сейчас считать «безусловно доказанным»? Я ведь тоже, кажется, следователь. Или как?
Теперь уже Линн усмехнулась. Герейнт ушел из следственного отдела еще в начале семидесятых, но до сих пор любил выдать себя за «своего». Слушая его, можно было подумать, что, несмотря на высокий пост, служебную машину с шофером и щедрое жалованье, он, как и рядовой сотрудник, ежедневно смотрит Смерти в глаза.
– Рапорты Вернона совершенно бессмысленны. Если следователь раскрывает дело, мы хотим знать как. Когда за дело берется Вернон, поди разберись, что он там раскапывает. Свихнуться легче. Как тогда – кого-то замочили на скачках в Йорке, и, нате вам, у Вернона уже есть «предчувствие», что убийца – тот счастливчик из Нью-Маркета, что сорвал куш на бегах. Чушь. Бред. Читаешь его рапорты, а там одни чувства да предчувствия. И никакой логики. Никаких дедуктивных выводов. Ничегошеньки... Ты тоже офицер полиции. И, насколько я наслышан, на хорошем счету. И ты получила звание не потому, что у тебя какие-то там предчувствия. Или как?
Линн подозревала, что ее терпение вот-вот лопнет.
– Но Вернон другой. Он не интеллектуал, он полагается на чутье. Полицейские тоже люди. А все люди разные. У каждого свои таланты. Вернон наделен интуицией.
– Интуицией, – буркнул Герейнт, словно на самом деле слово это означало «дерьмо».
– А что плохого? – настаивала Линн. – Не могу понять, к чему весь этот разговор. Вернон спас не одну жизнь. Вспомни девочку из Манчестера. Недавно она отпраздновала свой день рождения – и все благодаря той самой интуиции, над которой ты насмехаешься. Каждый год ее родители присылают нам открытку со словами благодарности – такое не забывают. Извини, но, что касается меня, это куда более веский довод в защиту Вернона, чем какой-то там рапорт.
Герейнт то и дело пытался ее перебить, однако Линн не дала ему вставить ни слова. Лишь когда она закончила свою тираду, Герейнт наконец получил возможность высказаться до конца.
– Эй, не надо так горячиться. Я ведь на его стороне. И я рад, что ты тоже.
Линн это заявление не успокоило.
– Если ты на его стороне, то с какой стати ты за ним устроил едва ли не слежку? Простите, сэр, но я разочарована в вас.
К ее удивлению, Герейнт расхохотался.
– Господи, – произнес он наконец, – ну неужели ты не можешь хоть раз в жизни согласиться со мной?
Именно в этот, самый неподходящий момент с чайным подносом в руках появился Йен. Герейнт спокойно, хотя и не без некоторой насмешки, посмотрел в его сторону. Правда, Линн так и не поняла, что смешного в человеке с подносом в руках.
– Чай и виски для страждущих. Пирожки для алчных, – весело объявил Йен, явно не замечая ни натянутой атмосферы, ни того, как некстати прозвучали его слова, а поставив поднос и снова направившись к двери, ляпнул очередную бестактность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70