Эти списки в руках апокрифистов и дали начало династиям, а стелы с надписями послужили современным археологам для "доказательства" реального существования династий.
Религиозные центры, естественно, различались по степени своей авторитетности. Наиболее авторитетные включали в орбиту своего влияния меньшие храмы, разбросанные по всему Египту. Эти меньшие храмы были вынуждены в прославлении императоров копировать своих старших собратьев, что и объясняет, почему стелы с именами, выдуманными, скажем, в Карнакс-ком храме, обнаруживаются теперь археологами и в других частях Египта.
Наиболее влиятельные школы дали начало наиболее знаменитым династиям, а школы маловлиятельные породили династии незаметные и, быть может, даже не попавшие в список Манефона. (До сих пор археологи находят обломки надписей с ранее неизвестными именами царей, которые они могут часто только гадательно сопоставить с известными фараонами.)
Эта теория Морозова снимает все вопросы, возникающие в связи с династиями. В частности, она объясняет, почему династии не "перемешиваются". Ведь если один и тот же император имел, скажем, имена Усеркафу (V династия) и Яхмес (XVIII династия), а его сын – имена Сахура и Аменхотеп, то, казалось бы, в надписях, упоминающих этого императора и его сына, все четыре пары имен Усеркафу-Сахура, Усеркафу-Аменхотеп, Яхмес-Сахура и Яхмес-Аменхотеп должны встречаться одинаково часто. На деле этого не происходит, и пары Усеркафу-Сахура и Яхмес-Аменхотеп существенно превалируют. В теории Морозова это объясняется соперничеством школ и их враждебностью, вызванной борьбой за благоволение императоров. Имена одной школы были запретны для другой (употребление их могло считаться даже богохульством), и потому перемешивания имен различных школ не происходило.
К слову сказать, употребление имен царей в иероглифических надписях совсем не так закономерно и однозначно, как это может показаться из переводов и кратких обзоров. Имена плывут и видоизменяются от надписи к надписи, и египтологам понадобилось много остроумия и догадливости, чтобы привести их хотя бы в какое-то подобие системы. С точки зрения Морозова, весь этот труд на девять десятых излишен.
Мы не будем анализировать с точки зрения теории Морозова все особенности употребления имен в иероглифических надписях (их слишком много, и они слишком специальны), а ограничимся только одной чертой, наиболее резко бросающейся в глаза.
Как только были прочтены иероглифические памятники, сразу было замечено, что во многих из них первоначальные собственные имена царей – фараонов или их предков тщательно выскоблены и заменены другими.
"Доверчивые и простодушные египтологи XIX в. вроде Бруг-ша пытались объяснить это завистью преемников к своим предшественникам и желанием приписать себе их дела".
Морозов издевается над этим объяснением. Он пишет: "Ведь надписи на общественных зданиях читали все грамотные люди в продолжение более или менее значительного времени, и могли даже жить и участники и очевидцы этих событий. Все стали бы только смеяться над таким откровенным фатовством своего властелина. Как бы ни были бесстыдны нравы того времени – чего мы, впрочем, не замечаем, – но это была бы уже такая степень бесстыдства перед своими собственными сотрудниками и придворными, которую психологически нельзя допустить ни для какого времени.
Такие подделки могли делаться только тайно, а не на глазах у всех…"
С этим рассуждением Морозова, говорит Постников, можно спорить, поскольку извороты человеческой психики неисповедимы, а степень возможного бесстыдства неизмерима. Но продолжение его рассуждений уже неоспоримо: "…да и зачем были бы они? Кто мешал могучему султану приказать вырезать о себе какую угодно полную надпись, не стирая имен предшествовавших? Или недоставало места на плитах? Но в таком случае всегда он мог приказать вытереть любую надпись целиком и вместо нее поместить… рассказ из своей собственной жизни…
Нет! Это объяснение египтологов XIX в. совершенно не годится для реальной жизни".
Объяснение Морозова заключается в том, что рассказ был написан молодым ученым о жизни давно умершей знаменитости. Автор получил разрешение смотрителя здания выцарапать свое произведение на стене, но, когда оно стало общедоступным, появились из среды старых ученых критики, которые начали опровергать сказанное и утверждать, что оно относится к жизни совсем другого лица. Тогда было решено, хотя, может быть, и неосновательно, выскоблить неправильно поставленное имя и заменить его другим, "правильным".
Это объяснение, по мнению Постникова, страдает тем недостатком, что оно имплицирует нужные только для него подробности внутренней жизни схоластической школы. Кроме того, оно не объясняет массового распространения подчищенных имен.
Мы предлагаем читателю вообразить картину неожиданного известия, что в ближайшем будущем в школу прибудет фараон со свитой. Лихорадочные приготовления выявляют отсутствие приветственных надписей, которые не успели приготовить заранее, а теперь уже нет времени их высекать. В отчаянии руководство школы решает использовать старые панегирики, относящиеся к предыдущим фараонам, заменив в них только имена. В суматохе торжественной встречи обман благополучно сходит с рук. Воодушевленные успехом, жрецы превращают подчистку имен в постоянную практику, чтобы заново не повторять для каждого следующего царя изнурительный труд высекания всей надписи.
Это объяснение – целиком в русле идей Морозова, во всяком случае, полностью согласуется с тем, что известно (на примере более поздних монастырей) о формах взаимоотношений светской и церковной власти.
Наряду с надписями, в которых имена заменены другими, есть много надписей, в которых имена стерты, но вместо них ничего не написано. Более того, во многих надписях стерты не только имена царей, но и другие несущие информацию собственные имена (названия месяцев, городов, племен и т. п.). Морозов объясняет это деятельностью позднейших христианских фанатиков, уничтожавших информацию, которая могла бы "ввести верующих в соблазн". Но почему же эти фанатики не уничтожали всей надписи? Не имея ответа на этот вопрос, Морозов обсуждает также и другие варианты объяснений.
Второе же объяснение, пишет он, я высказываю лишь с большой неохотой, но во всестороннем исследовании надо показать все возможности. В надписи могло оказаться хорошо знакомое имя слишком поздней эпохи для сторонника глубокой египетской древности и… оно могло быть вытерто каким-нибудь слишком правоверным путешественником… когда чтение иероглифов… было только что восстановлено Шампольоном…
Я никогда не позволил бы себе высказать последней мысли, если бы… не воспоминания о рассказе одного русского путешественника по Египту в первой половине XIX в.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Религиозные центры, естественно, различались по степени своей авторитетности. Наиболее авторитетные включали в орбиту своего влияния меньшие храмы, разбросанные по всему Египту. Эти меньшие храмы были вынуждены в прославлении императоров копировать своих старших собратьев, что и объясняет, почему стелы с именами, выдуманными, скажем, в Карнакс-ком храме, обнаруживаются теперь археологами и в других частях Египта.
Наиболее влиятельные школы дали начало наиболее знаменитым династиям, а школы маловлиятельные породили династии незаметные и, быть может, даже не попавшие в список Манефона. (До сих пор археологи находят обломки надписей с ранее неизвестными именами царей, которые они могут часто только гадательно сопоставить с известными фараонами.)
Эта теория Морозова снимает все вопросы, возникающие в связи с династиями. В частности, она объясняет, почему династии не "перемешиваются". Ведь если один и тот же император имел, скажем, имена Усеркафу (V династия) и Яхмес (XVIII династия), а его сын – имена Сахура и Аменхотеп, то, казалось бы, в надписях, упоминающих этого императора и его сына, все четыре пары имен Усеркафу-Сахура, Усеркафу-Аменхотеп, Яхмес-Сахура и Яхмес-Аменхотеп должны встречаться одинаково часто. На деле этого не происходит, и пары Усеркафу-Сахура и Яхмес-Аменхотеп существенно превалируют. В теории Морозова это объясняется соперничеством школ и их враждебностью, вызванной борьбой за благоволение императоров. Имена одной школы были запретны для другой (употребление их могло считаться даже богохульством), и потому перемешивания имен различных школ не происходило.
К слову сказать, употребление имен царей в иероглифических надписях совсем не так закономерно и однозначно, как это может показаться из переводов и кратких обзоров. Имена плывут и видоизменяются от надписи к надписи, и египтологам понадобилось много остроумия и догадливости, чтобы привести их хотя бы в какое-то подобие системы. С точки зрения Морозова, весь этот труд на девять десятых излишен.
Мы не будем анализировать с точки зрения теории Морозова все особенности употребления имен в иероглифических надписях (их слишком много, и они слишком специальны), а ограничимся только одной чертой, наиболее резко бросающейся в глаза.
Как только были прочтены иероглифические памятники, сразу было замечено, что во многих из них первоначальные собственные имена царей – фараонов или их предков тщательно выскоблены и заменены другими.
"Доверчивые и простодушные египтологи XIX в. вроде Бруг-ша пытались объяснить это завистью преемников к своим предшественникам и желанием приписать себе их дела".
Морозов издевается над этим объяснением. Он пишет: "Ведь надписи на общественных зданиях читали все грамотные люди в продолжение более или менее значительного времени, и могли даже жить и участники и очевидцы этих событий. Все стали бы только смеяться над таким откровенным фатовством своего властелина. Как бы ни были бесстыдны нравы того времени – чего мы, впрочем, не замечаем, – но это была бы уже такая степень бесстыдства перед своими собственными сотрудниками и придворными, которую психологически нельзя допустить ни для какого времени.
Такие подделки могли делаться только тайно, а не на глазах у всех…"
С этим рассуждением Морозова, говорит Постников, можно спорить, поскольку извороты человеческой психики неисповедимы, а степень возможного бесстыдства неизмерима. Но продолжение его рассуждений уже неоспоримо: "…да и зачем были бы они? Кто мешал могучему султану приказать вырезать о себе какую угодно полную надпись, не стирая имен предшествовавших? Или недоставало места на плитах? Но в таком случае всегда он мог приказать вытереть любую надпись целиком и вместо нее поместить… рассказ из своей собственной жизни…
Нет! Это объяснение египтологов XIX в. совершенно не годится для реальной жизни".
Объяснение Морозова заключается в том, что рассказ был написан молодым ученым о жизни давно умершей знаменитости. Автор получил разрешение смотрителя здания выцарапать свое произведение на стене, но, когда оно стало общедоступным, появились из среды старых ученых критики, которые начали опровергать сказанное и утверждать, что оно относится к жизни совсем другого лица. Тогда было решено, хотя, может быть, и неосновательно, выскоблить неправильно поставленное имя и заменить его другим, "правильным".
Это объяснение, по мнению Постникова, страдает тем недостатком, что оно имплицирует нужные только для него подробности внутренней жизни схоластической школы. Кроме того, оно не объясняет массового распространения подчищенных имен.
Мы предлагаем читателю вообразить картину неожиданного известия, что в ближайшем будущем в школу прибудет фараон со свитой. Лихорадочные приготовления выявляют отсутствие приветственных надписей, которые не успели приготовить заранее, а теперь уже нет времени их высекать. В отчаянии руководство школы решает использовать старые панегирики, относящиеся к предыдущим фараонам, заменив в них только имена. В суматохе торжественной встречи обман благополучно сходит с рук. Воодушевленные успехом, жрецы превращают подчистку имен в постоянную практику, чтобы заново не повторять для каждого следующего царя изнурительный труд высекания всей надписи.
Это объяснение – целиком в русле идей Морозова, во всяком случае, полностью согласуется с тем, что известно (на примере более поздних монастырей) о формах взаимоотношений светской и церковной власти.
Наряду с надписями, в которых имена заменены другими, есть много надписей, в которых имена стерты, но вместо них ничего не написано. Более того, во многих надписях стерты не только имена царей, но и другие несущие информацию собственные имена (названия месяцев, городов, племен и т. п.). Морозов объясняет это деятельностью позднейших христианских фанатиков, уничтожавших информацию, которая могла бы "ввести верующих в соблазн". Но почему же эти фанатики не уничтожали всей надписи? Не имея ответа на этот вопрос, Морозов обсуждает также и другие варианты объяснений.
Второе же объяснение, пишет он, я высказываю лишь с большой неохотой, но во всестороннем исследовании надо показать все возможности. В надписи могло оказаться хорошо знакомое имя слишком поздней эпохи для сторонника глубокой египетской древности и… оно могло быть вытерто каким-нибудь слишком правоверным путешественником… когда чтение иероглифов… было только что восстановлено Шампольоном…
Я никогда не позволил бы себе высказать последней мысли, если бы… не воспоминания о рассказе одного русского путешественника по Египту в первой половине XIX в.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142