Значит, это лжеучение хотя возникло собственно в Баш-кине под влиянием западного вольномыслия чрез названных латынников, но развивалось и укреплялось под влиянием вольномыслия домашнего, уже существовавшего в России между заволжскими старцами.
Сущность же еретичества Башкина и его единомысленников, по его показанию, состояла в том, что они:
а) хулили Господа Иисуса Христа, исповедуя Его неравным Богу Отцу;
б) Святое Тело Его и Кровь в таинстве Евхаристии считали простым хлебом и вином;
в) Церковию называли только собрание верных, а церкви, или храмы вещественные, признавали за ничто;
г) отвергали вообще святые иконы и называли их идолами;
д) отвергали таинство покаяния и говорили: "Как перестанет человек грешить, хотя бы и не покаялся пред священником, ему нет более греха";
е) предания и жития святых отцов называли баснословием;
ж) Вселенские Соборы укоряли в гордости, говоря: "Все писали они для себя, чтоб им владеть всем – и царским и святительским";
з) короче сказать, все Божественное Писание называли баснословием, а Евангелие и Апостол излагали неистинно. Легко заметить, как сходно это новое лжеучение с бывшим лжеучением жидовствующих.
Государь, когда возвратился в Москву (18 августа) и узнал, в чем состояла ересь Башкина, то "содрогнулся душою" и велел схватить единомысленников его и созвать на них Собор. Оказалось, что этих единомысленников – единомыслеников, а отнюдь не учеников Башкина, – было весьма много, особенно между заволжскими старцами-пустынниками.
В Москве размещали единомысленников Башкина по монастырям и подворьям и несколько раз допрашивали на очных ставках с ним еще до открытия Собора.
Собор открылся не позже октября 1553 г. и продолжался и в следующем году. Пред лицом Собора Башкин вновь исповедал свои заблуждения, каялся в них и начал обличать своих единомысленников с очей на очи. Сам государь "начат их испытовати премудре", но они хотя убоялись царя, так крепко поборавшего по благочестию, однако ж запирались и не сознавались.
Только некоторые из них сказали сами на себя, что они не поклонялись святым иконам и положили зарок и впредь им не поклоняться. Из всех заподозренных в ереси и судившихся на Соборе только об одном, именно – о бывшем игумене Троицко-Сергиева монастыря Артемии, дошла до нас соборная грамота, из которой можно видеть, в чем обвинялся он и какие давал ответы.
До игуменства своего Артемий жил в псковском Печерском монастыре, потом поселился в какой-то Белозерской пустыни и оттуда вызван был в Москву. Здесь царь велел остановиться ему в Чудовской обители, а священнику Сильвестру поручил поприсмотреться к нему, поиспытать его. И когда Сильвестр нашел, что Артемий имеет "довольно книжнаго ученья и исполнен добраго нрава и смирения", то по просьбе троицких братии и по повелению государеву Артемий поставлен был в игумена к Троице (в 1551
г.). У Артемия был ученик Порфирий; этот ученик в качестве старца-странника не раз приходил для духовной беседы к благовещенскому священнику Симеону, который, заметив, что он "от Писания говорит недобро", передал все слышанное Сильвестру.
Сильвестр пригласил странника к себе и во время неоднократной беседы с ним заметил то же самое и свои сомнения пересказал царю. Царь обратил свое внимание на самого Артемия и начал примечать "вся слабостная учения" Порфирия и в его учителе.
Но Артемий скоро оставил игуменство "за свою совесть" и отошел в пустынь. Когда начались разыскания по поводу ереси Башкина, тогда приведен был в Москву из своей пустыни и Артемий вместе с учеником своим Порфирием и другими старцами. Артемию было сказано, будто он вызван, чтобы "говорить книгами", или состязаться, с Башкиным; но, услышав в Москве, что Башкин указывает и на него как на своего сообщника, тайно бежал из Андроникова монастыря, где был помещен в свою Белозерскую Порфириеву пустынь. Его, однако ж, вновь взяли оттуда и представили пред лицо Собора. Здесь прежде всех выступил против Артемия сам Башкин и как письменно, так и словесно свидетельствовал, что Артемий изрекал хулы на поклонение святым иконам, на таинство Евхаристии, на предания святых отцов и многие другие.
Но Артемий ни в чем не сознался и на все убеждения митрополита покаяться отвечал: "Я так не мудрствую, я верую во Отца и Сына и Святого Духа, в Троицу Единосущную". Кроме Башки-на еще шесть свидетелей один за другим говорили против Артемия. Собственный его келейник и ученик Леонтий рассказал только, как Артемий бежал тайно из Андроникова монастыря в свою пустынь. Артемий сознался, что бежал от наветующих, будто он неистинствует в христианском законе; самих же наветующих, несмотря на неоднократные допросы, не поименовал.
И Собор поставил Артемию в вину, зачем он не бил челом царю и митрополиту на этих наветующих и не свел с себя навета, а тайно бежал из Москвы. Собор лишил Артемия священного сана и отлучил по церковным правилам.
А за те вины, которые взводили на Артемия другие и в которых он сознался, Собор определил: чтобы Артемий не мог своим учением и писаниями вредить другим, живя где захочет, сослать его в Соловецкую обитель, там поместить его в самой уединенной келье, лишить его всякой возможности переписываться или иначе сноситься с кем бы то ни было, даже с иноками, чтобы он не соблазнил кого-либо из них, и поручить наблюдение за ним только духовнику и игумену; в этом заключении оставаться Артемию до тех пор, пока он совершенно не покается и не обратится от своего нечестия; если он истинно покается и игумен донесет о том, тогда Собор рассудит и примет его, Артемия, в единение с Церковию по священным правилам; а если не покается, то держать его в заключении до его кончины и только пред смертию удостоить его святого причастия. Но Артемий не захотел оставаться в Соловецком монастыре и бежал оттуда в Литву.
Собор поступал с еретиками далеко не так строго, как поступил Собор 1503 г. с жидовствующими: теперь только осудили виновных на заключение в монастырях, "да не сеют злобы своея роду человеческому".
Можно думать, что Собор продолжал свои действия и после осуждения Артемия, следовательно, после января 1554 г. Есть современные свидетельства, что вслед за Артемием привезен был в Москву с Белоозера Феодосии Косой с другими старцами и что о Косом происходило соборное дело, которое и хранилось потом вместе с такими же делами о Башкине и Артемии.
Исходною точкою всего лжеучения Косого была та же самая, что и еретиков жидовствовавших, или новгородских. Он утверждал, что истинные, "столповые" книги суть только книги Моисеевы и вообще ветхозаветные: в них одних содержится истина, их должно читать, а других книг читать не должно, потому что в них нет истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Сущность же еретичества Башкина и его единомысленников, по его показанию, состояла в том, что они:
а) хулили Господа Иисуса Христа, исповедуя Его неравным Богу Отцу;
б) Святое Тело Его и Кровь в таинстве Евхаристии считали простым хлебом и вином;
в) Церковию называли только собрание верных, а церкви, или храмы вещественные, признавали за ничто;
г) отвергали вообще святые иконы и называли их идолами;
д) отвергали таинство покаяния и говорили: "Как перестанет человек грешить, хотя бы и не покаялся пред священником, ему нет более греха";
е) предания и жития святых отцов называли баснословием;
ж) Вселенские Соборы укоряли в гордости, говоря: "Все писали они для себя, чтоб им владеть всем – и царским и святительским";
з) короче сказать, все Божественное Писание называли баснословием, а Евангелие и Апостол излагали неистинно. Легко заметить, как сходно это новое лжеучение с бывшим лжеучением жидовствующих.
Государь, когда возвратился в Москву (18 августа) и узнал, в чем состояла ересь Башкина, то "содрогнулся душою" и велел схватить единомысленников его и созвать на них Собор. Оказалось, что этих единомысленников – единомыслеников, а отнюдь не учеников Башкина, – было весьма много, особенно между заволжскими старцами-пустынниками.
В Москве размещали единомысленников Башкина по монастырям и подворьям и несколько раз допрашивали на очных ставках с ним еще до открытия Собора.
Собор открылся не позже октября 1553 г. и продолжался и в следующем году. Пред лицом Собора Башкин вновь исповедал свои заблуждения, каялся в них и начал обличать своих единомысленников с очей на очи. Сам государь "начат их испытовати премудре", но они хотя убоялись царя, так крепко поборавшего по благочестию, однако ж запирались и не сознавались.
Только некоторые из них сказали сами на себя, что они не поклонялись святым иконам и положили зарок и впредь им не поклоняться. Из всех заподозренных в ереси и судившихся на Соборе только об одном, именно – о бывшем игумене Троицко-Сергиева монастыря Артемии, дошла до нас соборная грамота, из которой можно видеть, в чем обвинялся он и какие давал ответы.
До игуменства своего Артемий жил в псковском Печерском монастыре, потом поселился в какой-то Белозерской пустыни и оттуда вызван был в Москву. Здесь царь велел остановиться ему в Чудовской обители, а священнику Сильвестру поручил поприсмотреться к нему, поиспытать его. И когда Сильвестр нашел, что Артемий имеет "довольно книжнаго ученья и исполнен добраго нрава и смирения", то по просьбе троицких братии и по повелению государеву Артемий поставлен был в игумена к Троице (в 1551
г.). У Артемия был ученик Порфирий; этот ученик в качестве старца-странника не раз приходил для духовной беседы к благовещенскому священнику Симеону, который, заметив, что он "от Писания говорит недобро", передал все слышанное Сильвестру.
Сильвестр пригласил странника к себе и во время неоднократной беседы с ним заметил то же самое и свои сомнения пересказал царю. Царь обратил свое внимание на самого Артемия и начал примечать "вся слабостная учения" Порфирия и в его учителе.
Но Артемий скоро оставил игуменство "за свою совесть" и отошел в пустынь. Когда начались разыскания по поводу ереси Башкина, тогда приведен был в Москву из своей пустыни и Артемий вместе с учеником своим Порфирием и другими старцами. Артемию было сказано, будто он вызван, чтобы "говорить книгами", или состязаться, с Башкиным; но, услышав в Москве, что Башкин указывает и на него как на своего сообщника, тайно бежал из Андроникова монастыря, где был помещен в свою Белозерскую Порфириеву пустынь. Его, однако ж, вновь взяли оттуда и представили пред лицо Собора. Здесь прежде всех выступил против Артемия сам Башкин и как письменно, так и словесно свидетельствовал, что Артемий изрекал хулы на поклонение святым иконам, на таинство Евхаристии, на предания святых отцов и многие другие.
Но Артемий ни в чем не сознался и на все убеждения митрополита покаяться отвечал: "Я так не мудрствую, я верую во Отца и Сына и Святого Духа, в Троицу Единосущную". Кроме Башки-на еще шесть свидетелей один за другим говорили против Артемия. Собственный его келейник и ученик Леонтий рассказал только, как Артемий бежал тайно из Андроникова монастыря в свою пустынь. Артемий сознался, что бежал от наветующих, будто он неистинствует в христианском законе; самих же наветующих, несмотря на неоднократные допросы, не поименовал.
И Собор поставил Артемию в вину, зачем он не бил челом царю и митрополиту на этих наветующих и не свел с себя навета, а тайно бежал из Москвы. Собор лишил Артемия священного сана и отлучил по церковным правилам.
А за те вины, которые взводили на Артемия другие и в которых он сознался, Собор определил: чтобы Артемий не мог своим учением и писаниями вредить другим, живя где захочет, сослать его в Соловецкую обитель, там поместить его в самой уединенной келье, лишить его всякой возможности переписываться или иначе сноситься с кем бы то ни было, даже с иноками, чтобы он не соблазнил кого-либо из них, и поручить наблюдение за ним только духовнику и игумену; в этом заключении оставаться Артемию до тех пор, пока он совершенно не покается и не обратится от своего нечестия; если он истинно покается и игумен донесет о том, тогда Собор рассудит и примет его, Артемия, в единение с Церковию по священным правилам; а если не покается, то держать его в заключении до его кончины и только пред смертию удостоить его святого причастия. Но Артемий не захотел оставаться в Соловецком монастыре и бежал оттуда в Литву.
Собор поступал с еретиками далеко не так строго, как поступил Собор 1503 г. с жидовствующими: теперь только осудили виновных на заключение в монастырях, "да не сеют злобы своея роду человеческому".
Можно думать, что Собор продолжал свои действия и после осуждения Артемия, следовательно, после января 1554 г. Есть современные свидетельства, что вслед за Артемием привезен был в Москву с Белоозера Феодосии Косой с другими старцами и что о Косом происходило соборное дело, которое и хранилось потом вместе с такими же делами о Башкине и Артемии.
Исходною точкою всего лжеучения Косого была та же самая, что и еретиков жидовствовавших, или новгородских. Он утверждал, что истинные, "столповые" книги суть только книги Моисеевы и вообще ветхозаветные: в них одних содержится истина, их должно читать, а других книг читать не должно, потому что в них нет истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142